Имя нам – Легион - Александр Сивинских

И слава богу.

Потому что врагами, окопавшимися в объемистой полости, были не грозные солдаты, взращенные для схваток и смерти, а онзаны-подростки. Или самки. Размером почти вдвое меньшие, чем взрослые самцы, они вповалку лежали среди корзин, заполненных вертикально стоящими, гладкими бело-розовыми предметами. Предметы, вне всякого сомнения, являлись яйцами онзанов. Подстреленные наседки, числом четыре, еще бились, опрокидывая корзины и давя драгоценное содержимое.

Бородач стоял, сгорбившись, и сухо покашливал. Никогда прежде за ним такого кашля Филипп не замечал. Он подошел и похлопал Бородача по плечу.

– Баба била-била – не разбила, – сообщил Бородач. – И дед не разбил. А вот мышка – хоть бы хрен. Надо бы тут прибрать, что ли?

– Я все сделаю, – сказал Филипп.

– Ага, давай, – облегченно сказал Бородач и удалился.

Филипп достал из набедренного кармана пиропатрон – сплюснутый цилиндр размером с огурец – установил таймер на три секунды и нажал кнопку. Бросил пиропатрон в центр инкубатора и поспешил удрать.

Ровно через три секунды пиропатрон лопнул, разбрасывая вокруг огненный дождь, в потоках которого с успехом плавятся металлы, камни и бесследно сгорает любая органика.

Выждав несколько минут, Филипп вернулся. Двигаясь в густом дыму практически на ощупь («ночное» зрение шлема пришлось отключить – слишком ярок свет горящего напалма), бросил в клокочущий расплав огнетушитель взрывного действия. Применять его в ограниченном пространстве норы было довольно рискованно, но необходимо – пожар мог распространиться непредвиденно широко.

Онзанов пожар этот, пожалуй, выкурил бы на поверхность много эффективнее, чем даже кубические километры ядовитых газов. Не сразу, конечно, но зато наверняка. Только вот… Что ждало при таком раскладе мир кривых деревьев и жирных плодожорок? Надо полагать, мир этот еще долго корчился бы от ожогов, рожденных негасимым подземным огнем. Так горят на Земле торфяники. Иногда годами; то, кажется, затухая, то злобно разгораясь вновь.

Огнетушитель взорвался облаком инертных газов и струями антиоксидантов. В грудь Филиппу ударил тугой поток ледяного ветра. Филипп удовлетворенно кивнул, стряхнул с плеч хлопья пепла, кусочки отвалившейся при взрыве «штукатурки» и убрался от спаленного инкубатора.

– Пропусти-ка, – сказал Филипп сидящему поперек развилки Бородачу. – Будем считать, что час прошел.

– Сжег? – сухо спросил Бородач, подтягивая колени к груди.

– Дотла, – сказал Филипп. – Ты готов?

– Всегда, – с отвращением в голосе ответил Бородач.

Штурмовать практически отвесную трубу, ведущую к первой развилке, им пришлось по очереди. Сначала Филипп взобрался на плечи Бородачу, что позволило закрепиться в шахте, а затем полез вверх. Раскорячившись, упираясь в стенки спиной и ногами, а руками – цепляясь и толкаясь. К счастью, стены были шероховатыми и бугристыми. Тем не менее, перевалившись наконец через горловину лаза, он первым делом отдышался. Увы, хлебнуть водички в шлеме не представлялось возможным. «Какой был прок брать флягу вообще? – подумал он. – Или Легион ждет еще вторая серия баталий, наземная?»

Вооружившись тесаком, Филипп начал долбить пол. Когда отверстие приобрело, наконец, требуемые размеры, размотал шнур с рукоятки тесака и опустил в лаз. Резьбовая пробка, закрывающая обычно полую рукоятку мачете, поскакала по неровностям шахты, увлекая шнур за собой. Имеющихся пяти метров Бородачу должно хватить вполне, даже с запасом.

Филипп уперся ногами в стены и обхватил воткнутый в дыру до самой крестовины тесак. Шнур подергался и натянулся. Зазвенел. Тесак рванулся из рук, но Филипп держал крепко. Через несколько секунд появился Бородач. Филипп одной рукой зацепил его за шкирку, вытянул из ямы. Бородач встряхнул кисти, потер ладони друг о друга и сказал:

– Блин!

– Аналогично, – сказал Филипп и принялся сматывать шнур.

Потом были бесконечные лабиринты коридоров, развилок и складов продовольствия. Однажды они наткнулись на спальную комнату. Тщательно сплетенные корзины содержали на этот раз не яйца, а сухую траву и веточки. Онзаны были, очевидно, неприхотливы в быту. В одной корзине обнаружился мертвый хозяин. Он лежал на спине, поджав многочисленные конечности, а из криво разошедшегося отверстия в обмякшем “хвосте” – то ли рта, то ли ануса – сочилась зеленая жижа. Еще на теле присутствовали маслянисто-синие вздутые пятна. Отравляющие вещества поработали над бедолагой как надо.

Филипп накрыл его пустой корзиной и тихонечко зачем-то перекрестил.

Второй час подходил к исходу; было решено возвращаться. Бородач с усилием вогнал в низкий потолок заусеницу радиовешки. Маршрут останется записанным в памяти носимых компов, но подстраховка не вредила еще никому.

Обратно двигались сравнительно быстро. Маршрут знакомый, ответвления голову не дурят и врагов ждать неоткуда. Поэтому к длинной автоматной очереди, пришедшей из завала лепешек – того, самого еще первого, – они оказались решительно не готовы. К счастью, онзан палил наугад, ориентируясь, скорее всего, на звук.

Зря, выходит, не сделали они контрольный выстрел, ой зря!

С противным жужжанием тяжелые, плохо откалиброванные пули распороли «штукатурку» над головами легионеров. Посыпалась труха.

Филипп так же наугад выпустил заряд в место, где, по «предположению» сканера, находилась ухоронка стрелка. Не попал. В ответ раздалась новая очередь. Впрочем, Филипп ее не услышал. Пуля, адресованная ему, обогнала звук выстрела. Она всего лишь вскользь чиркнула по шлему, уйдя затем в потолок, но и этого оказалась достаточно. Филиппу показалось, что в лоб ему заехали кувалдой. Или мешочком с песком. Голова запрокинулась назад, хрустнули позвонки, в глазах поплыли, слоясь, абстрактные картинки. Конечности подкосились, и он уткнулся грудью в пол.

Бородач, не теряя времени, оперся локтями на его выпяченный зад и хладнокровно повел огонь. Сдвоенный выстрел, смещение ствола, и – новый сдвоенный выстрел. Он управился четырьмя очередями.

Собственно, помог ему в этом сам онзан. Не то у него кончились боеприпасы, не то мозги, отравленные газом, отказали напрочь, но он вдруг вылетел из укрытия, расположенного вплотную к дальней оконечности хранилища, и бросился наутек. Он как раз вбежал в коридор, когда пули нагнали его. Онзан взбрыкнул словно норовистый жеребец, встал на дыбы, ударился верхушкой панциря в край «дверного проема», да так и застрял.

Бородач помахал над стволом «Феникса» рукой, якобы разгоняя пороховой дым, и хлопнул Филиппа по оттопыренному седалищу.

– Эй, напарник, подъем! – Через показную бодрость тона сквозила нешуточная озабоченность. – Как самочувствие?

Филипп, держась руками за гудящую голову (казалось: шлем – огромный церковный колокол, а голова – его язык), распрямился и сообщил:

– За-ши-бись!

– Молодца! – похвалил повеселевший Бородач. – До поверхности добраться сможешь?

– Думаю, смогу. – Филипп посмотрел в сторону выхода. – Если ты затычку сковырнешь.

– В два счета, – успокоил его Бородач и побрел, раздвигая завалы лепешек.

Филипп, спотыкаясь, заковылял следом.

Освободить проход оказалось не так-то просто. Онзан застрял намертво и не сдвигался ни взад, ни вперед. Бородач возмущенно пыхтел и мощно дергал его за торчащую ногу. Нога хрустела и поддавалась. Онзан – нет.

Филипп, наблюдавший за бесплодными попытками Бородача ликвидировать посмертную подлянку супротивника, вдруг рассмеялся.

– Что такое? – насторожился Бородач.

– Ерунда… вспомнил кое-что.

– Ну, так порадуй старика!

– Анекдот по поводу. Пошли два мужика на медведя. Один – бывалый таежник, другой – горожанин, чайник. Добрались до берлоги. Дитя природы взял здоровенную дрыну и давай ею лесному хозяину в жопу тыкать. Медведь взбеленился, и на них. Они бежать. Горожанин бежит и думает: «А какого, собственно, такого-этакого, мы удираем?» Развернулся, да ка-а-а-к даст дуплетом! Два «жакана» двенадцатого калибра – не шутка. Мишка сразу кони задвинул. Чайник ходит гоголем. А бывалый ему и говорит: «Ты, однако, совсем плохо делал. Надо было, однако, до самой заимки бежать. Кто сейчас, однако, эту тушу до дому тащить будет?..»

– Ха-ха, – сказал Бородач. – Пациент изволил шутить. Значит, жить еще некоторое время будет. Анекдот не без бороды, следовательно, долговременная память тоже в норме. Бывалое «дитя природы» в нашем случае, надо полагать, ты? (Филипп расплылся в самодовольной улыбке.) Ага, ясно, можно было и не спрашивать. За «чайника», однако, спасибо. Учту, однако.

Он принялся ковырять онзана ножом. А «дитя природы» Филипп блаженно растянулся на перине из онзанских припасов. Или отбросов.

Разницы, в принципе, никакой…

Поверхность встретила их суетой и беспорядком. Бардаком. Стало понятно, почему так приземисты местные деревья, и для чего им столь разветвленная корневая система. Здесь, оказывается, правили бал ураганы. Очевидно, они были столь же привычны здесь, как дожди в Питере или солнце на Кавказе.