Невеста-наследница - Коултер Кэтрин

— Наша семья в основном живет в доме эпохи Тюдоров, — сказал Колин, — хотя западное крыло, выстроенное в виде замка, гораздо новее: его возвели в первой половине семнадцатого века. Однако у того графа Эшбернхема, который его строил, не хватило денег, чтобы сделать все должным образом, поэтому замок гниет и разрушается куда быстрее, чем тюдоровский дом, хотя тот был построен на полтораста лет раньше. Но лично мне замок нравится, и я провожу немало времени в его северной башне. Приемы гостей тоже всегда устраиваются в замке.

Синджен смотрела на замок Вир во все глаза.

— Я не думала, что увижу нечто подобное, — медленно вымолвила она. — Твой замок Вир очень большой, и все его части так разительно отличаются друг от друга…

— Еще бы им не отличаться. Тюдоровский дом был построен в конце пятнадцатого века. В нем есть очаг такой величины, что в нем можно целиком зажарить крупную корову. Еще в тюдоровском крыле имеется галерея для менестрелей, которая ничем не уступит той, что прославила замок Брэйс, находящийся в Йоркшире. О, я, кажется, понимаю, о чем ты думала. Ты ожидала увидеть что-то вроде лачуги, что-то приземистое, убогое и, скорее всего, неприятно пахнущее, поскольку в Шотландии, как известно, домашние животные живут вместе с людьми. В общем, нечто совершенно не похожее на твой распрекрасный Нортклифф-Холл. Что ж, замок Вир и правда не так великолепен, но он существует, он тоже немалых размеров, и он мой. — Он мгновение помолчал, ерзая в седле, и продолжил: — Арендаторы в самом деле нередко пускают скотину в дом во время зимних холодов. Но то арендаторы. Мы в замке Вир никогда этого не делаем.

— Знаешь, Колин, — вдруг спокойно сказала Синджен, глядя ему прямо в глаза, — если я и впрямь ожидала увидеть жалкую лачугу, то не доказывает ли это, как сильно я желала выйти за тебя замуж?

От этих неожиданных слов Колин растерялся. Он открыл было рот, потом закрыл его, так и не найдя, что ответить. Она снова отвернула лицо, но прежде он успел увидеть в ее глазах ту адскую усталость и боль, которые до сих пор ей удавалось скрывать. Если он не нашелся, что сказать, то теперь по крайней мере он знал, что делать.

— Господи Боже, — воскликнул он, — почему ты ничего мне не сказала? — В его голосе звучала ярость. — Тебе ведь больно, верно? Тебе больно, но ты ничего мне не сказала. Черт бы побрал твое проклятое упрямство, Джоан, оно переходит все границы, и я его не потерплю, понятно?

— Да успокойся ты, ради Бога. Со мной все в порядке. Мне бы хотелось…

— Замолчи, Джоан. У тебя такой вид, будто ты вот-вот упадешь замертво. Может, у тебя кровотечение?

Синджен чувствовала, что больше не усидит в седле ни секунды. Это было выше ее сил. Она вытащила ногу из стремени, держась за луку седла, соскользнула вниз и прислонилась к боку лошади, пытаясь овладеть собой. Когда ей это наконец удалось, она сказала:

— Я пойду к твоему замку пешком, Колин. Погода стоит чудесная, и мне хочется нарвать маргариток.

— Здесь нет никаких маргариток!

— Ну, тогда я нарву крокусов.

— Прекрати эту комедию, Джоан!

Он в бешенстве выругался и тоже соскочил с лошади.

— Не подходи ко мне! — вскрикнула Синджен. Он остановился, не дойдя до нее трех футов.

— Неужто это та самая девушка, которая хотела, чтобы я поцеловал ее прямо в вестибюле лондонского дома ее брата? Неужто это та девушка, которая сама подошла ко мне в театре, протянула мне руку и сказала, что она богатая наследница? Неужели это та девушка, которая настаивала на том, чтобы я как можно скорее лишил ее девственности? Пусть даже в мчащемся экипаже? Где же та девушка, Джоан? Куда она подевалась?

Синджен не ответила. Ей было все равно. Она отвернулась от Колина и сделала шаг вперед. Но ее тотчас пронзила боль, и она чуть не упала.

— О, дьявольщина, стой на месте и не шевелись.

Он схватил ее за руку и повернул к себе лицом. В ее глазах он снова увидел то же самое — проклятую боль, — и это заставило его замолчать. Он ласково привлек ее к себе и обвил руками талию, чтобы не дать ей упасть.

— Отдохни немного, Джоан, — проговорил он, приникнув губами к ее волосам. — Просто постой и отдохни немного, а потом позволь мне посадить тебя перед собой.

Он прижал ее лицо к своему плечу. Она вдохнула его запах и ничего не сказала в ответ.

К своему новому дому она подъехала в объятиях мужа, сидя на той же лошади, что и он, словно принцесса из сказки, которую принц везет к своему чудесному замку. Но ее наряд был запылен и измят, и она со стыдом сознавала, что выглядит сущим пугалом.

— Ну, ну, успокойся, не напрягайся ты так, — тихо проговорил он, обдавая ее щеку своим теплым дыханием. — Ни за что не поверю, что ты боишься, ты, дочь и сестра Шербруков из Нортклифф-Холла. Моя семья и мои слуги встретят тебя с распростертыми объятиями. Ты будешь их госпожой, хозяйкой моего дома.

Синджен молчала. Они ехали под восхитительным зеленым пологом из раскидистых ветвей деревьев, растущих по обеим сторонам подъездной дороги. Ближе к замку Вир возле дороги стояли мужчины, женщины, дети — они пришли, чтобы приветствовать вернувшегося домой лэрда, и привели с собой свою пасущуюся скотину. Многие радостно кричали; некоторые из мужчин кидали в воздух шапки, женщины размахивали снятыми по такому случаю передниками. Несколько шелудивых собак, тявкая, прыгали вокруг лошади Колина, которая не обращала на них ни малейшего внимания. Чуть в стороне, на обочине, стояла коза, невозмутимо жующая кусок веревки; похоже, ей одной не было дела до того, что лэрд вновь почтил обитателей поместья своим присутствием.

— Все здесь знают, что ты моя жена, та богатая наследница, которая спасла меня от разорения, а моих людей — от голода или эмиграции. Впрочем, радуются они, пожалуй, не столько нам с тобой, сколько ниспосланной им Божьей милости. Возможно, мне следовало бы объявить им, что это не я нашел тебя, а ты — меня. Тогда приветствовать стали бы именно тебя, и притом очень громко. Кстати, у меня сейчас должен гостить Макдуф. Я специально пригласил его, чтобы в замке тебя приняли как можно теплее.

— Спасибо, Колин. Это очень мило с твоей стороны.

— Ты сможешь идти?

— Конечно, смогу.

По-прежнему продолжая прижимать ее голову к своему плечу, он улыбнулся той надменной уверенности, которая слышалась в ее голосе. Да, мужества ей не занимать. И оно ей понадобится.

Синджен проснулась и удивилась: в окна лился бледный вечерний свет. Сначала она растерялась, но тут же все вспомнила и опять закрыла глаза, с трудом веря тому, что подсказала ей память. Этого не могло быть, однако это было, Колин ничего ей не сказал. Он умолчал — поскольку так ему было удобнее — об очень существенной стороне ее жизни в замке Вир. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать возмущение, вызванное его недостойным умолчанием, и обвела взглядом огромную спальню, в которой лежала. Это была спальня лэрда с гигантской, стоящей на возвышении кроватью, на которой могли бы легко поместиться, лежа бок о бок, шестеро взрослых мужчин. Стены здесь были обшиты темными дубовыми панелями, очень богатыми и красивыми, но портьеры, тускло-бордового цвета, донельзя пропыленные и задернутые так, что для света оставались только узкие щели, делали комнату мрачной и унылой, как монашеская келья. Вся мебель была старинная, а один из углов был целиком занят громадным платяным шкафом времен Тюдоров.

Синджен лежала не шевелясь, только ее глаза двигались, обводя комнату внимательным взглядом. Она подумала о перечне первоочередных дел, который ей надо будет составить, перечне, который уже начал составляться у нее в голове. Сколько же всего предстоит сделать! Но с чего начать? Ей не хотелось вспоминать о том, как обитатели замка встретили ее, новую графиню Эшбернхем, но вспомнить все-таки пришлось.

Колин, продолжая обнимать ее одной рукой за талию, открыл громадную дубовую дверь и ввел ее в просторный квадратный зал на первом этаже. Он продолжал обнимать ее за талию и тогда, когда в зале появились многочисленные слуги и с любопытством уставились на нее, несомненно, рассматривая это демонстративное объятие как жест в высшей мере романтический. На втором этаже зал с трех сторон огибала галерея для менестрелей, огороженная старинными, искусно изукрашенными перилами. С потолка третьего этажа свешивалась грандиозная люстра. Вдоль стен зала стояли стулья эпохи Тюдоров с высокими резными спинками. Больше в этом огромном помещении не было ничего. Синджен видела все это как в тумане, слушая, как Колин представляет ей одного за другим своих домочадцев. Ее не отпускала боль, но она не хотела показать себя трусихой или слабой, изнеженной кисейной барышней. Она любезно улыбалась и вслед за Колином повторяла новые имена. Но, едва повторив очередное имя, она тут же его забывала.