Голубой ангел - Франсин Проуз

– Я себя чувствую так, будто меня отпускали на поруки, а теперь вы везете меня обратно в тюрьму.

– Не совсем уж все так плохо, – врет Свенсон. Но сам он чувствует то же самое.

– Вам легко говорить. У вас есть машина. Вы можете уехать куда хотите.

– Послушайте… Если вам действительно понадобится куда-нибудь поехать, не стесняйтесь, звоните мне… Я вас отвезу. – Он не может больше притворяться, что всего лишь выступает в роли заботливого преподавателя.

– Спасибо. Удивительно мило с вашей стороны. Вы следите за «лежачими полицейскими»? У нас в багажнике столько техники.

Свенсон сбавляет скорость и с благодарностью думает о компьюте­ре – доказательстве собственной невиновности. У них было дело, они его сделали. Ему уже наплевать, увидит кто-нибудь их с Анджелой вмес­те или нет. Он невиновен. Они выполнили задание, и ничего неподоба­ющего не произошло.

– Напомните мне, в каком из общежитий вы живете. Они все на одно лицо. Мы с женой обитали в Довере. Еще в доисторические времена.

Ну вот, он опять поминает Шерри. Она улавливает намек. Он женат. Анджела, замечает он, про своего друга не вспоминает. Почему не помо­жет ей отнести компьютер наверх, наверняка ведь здоровенный детина с могучими коронарными сосудами.

– В Ньюфейне. Тоже убогое название. – Юстонские студенты считают, что общежития названы как города Вермонта. Никто им не рассказал, что это города называли в честь друзей Элайи Юстона. Универси­тет, изо всех сил стремящийся стать демократическим заведением, умалчивает о том факте, что его основатель с дружками владели когда-то большей частью штата. – Теперь направо. Вон туда.

Естественно, он помнит. Он же заезжал за ней утром. Он тормозит у входа.

– В это время дня посетителей-мужчин пускают?

– Вы шутите? Времена изменились. Правила о часах посещений отменили лет сто назад. Мужчины могут приходить в любое время. К тому же вы – преподаватель. Можете делать, что вам заблагорассудится.

– Учитывая нынешние тенденции, – говорит Свенсон, – мое поведение может быть расценено как предосудительное.

– Что вы имеете в виду? – не понимает Анджела.

– Так, ерунда.

Анджела выходит из машины.

– Вы можете остаться. Посидите здесь, проследите, чтобы ничего не украли. А коробки я отнесу сама.

– Как-то странно – я буду сидеть и смотреть, как вы надрываетесь? – А не странно будет, если кто-нибудь увидит, что он сидит в машине у общежития? – Никто не станет среди бела дня вскрывать багажник.

– Наверное, вы правы, – говорит Анджела. – Только давайте поосторожнее, ладно?

Свенсон подходит к багажнику, отпирает его. Оба берут по коробке. Анджела идет впереди, он – за ней, с монитором.

Сколько лет он не бывал в общежитии! Общежитие Руби напомина­ет скорее какой-то старый многоквартирный дом. Он там побывал од­нажды, год назад, в августе, когда семестр только начинался – в это время у всех общежитий вид какой-то призрачный, нереальный.

Он входит в вестибюль – аппарат с газировкой, доска объявлений, на которой висит лишь листок с правилами пожарной безопасности, – и в нос ему ударяет запах пота, кроссовок, тренажеров. Как ребята такое терпят: каждый день приходят домой, а их встречает застоявшаяся вонь. Что говорит лишь об одном: он человек другого поколения. Для них это запах самой жизни. Ароматы, которые предпочитает он, – чес­нока, жареной курицы, вина, яблочного пирога, цветов из садика Шерри, – в их представлении отдают родителями, духотой и скукой. Вечера, проведенные дома, взаперти, вдали от друзей. Запах живой смерти.

Они поднимаются на второй этаж, проходят через холл со столом для пинг-понга и несколькими засаленными креслами. Ни намека на до­машнюю атмосферу, ни картинки на стенах – никаких признаков того, что здесь проводят время живые существа.

Свенсон с трудом поспевает за Анджелой, они несутся по коридору, мимо дверей, в которые он, не в силах удержаться, заглядывает. А вдруг он встретит какую-нибудь из своих студенток? Макишу, Джонелл, Клэрис?

Анджела наконец останавливается у своей комнаты, ищет ключ в связке, свисающей на кожаном шнурке с пояса. На двери плакат: черно-белая фотография «Ангела ада» с длинными волосами, в немецкой кас­ке, с бородой, на волосатой груди – цепи крест-накрест.

– Ваш приятель? – спрашивает Свенсон.

– Аведон [18], – отвечает Анджела. – Правда, здорово? Вместо таблички «Осторожно, злая собака!». Только не так пошло.

Свенсон заходит вслед за Анджелой в комнату и замирает на поро­ге – на него смотрят сотни лиц. Стены сверху донизу сплошь, если не считать нескольких зеркал, поблескивающих между фотографиями, уве­шаны открытками актеров, писателей, проповедников, музыкантов, ху­дожников. Поначалу кажется, что висят они вперемешку, но потом он видит группы по теме (Дженис, Джими, Джим, Курт Кобейн) или по эпохе (Бастер Китон рядом с Чарли Чаплином и Лилиан Гиш). Пожи­лой Пикассо смотрит на такого же распутного и такого же лысого Жана Жене. Чехов и Толстой, Колетт, Вирджиния Вулф и… а это кто?

Напротив двери узкая – почти как у монашки – кровать, накрытая таким же монашеским коричневым покрывалом. У левой стены белый пластиковый стол, на который Анджела ставит свою коробку, и Свенсон следует ее примеру.

– Это не комната, – говорит Свенсон. – Это… настоящая инсталляция.

– Нравится? – гордо спрашивает Анджела. – Многим это кажется сумасшедшим домом. Для большинства здешних дурочек – еще один повод считать меня чокнутой. У них у всех над кроватью висит плакат с каким-нибудь Брэдом Питтом, и всё. Вам надо Макишину комнату посмотреть. Там всякая чернопантерская дрянь, плакаты, растаманские флаги. И огромный плакат со Снупи. Только все знают, что папа у Макиши преподает в Дартмуте. Ее родители на порядок богаче моих.

– Не стоит так.

Свенсон, может, и похож на исходящего слюной извращенца, расха­живающего по комнате нимфетки, но на самом деле он профессиональ­ный преподаватель, который никогда не забывает о своих обязанностях и ни за что не станет сплетничать с одной студенткой о другой, даже ес­ли речь идет всего лишь об убранстве комнаты.

– А где ваш старый компьютер? – спрашивает он.

– Нервы сдали, – признается Анджела. – Когда он сожрал мои файлы, я психанула и выкинула его из окна. Помните, я говорила, что починить его нельзя? Самое ужасное не это – только я его выкинула, как вспомнила какой-то жуткий фильм с Джейн Фондой, она там играет писательницу и выбрасывает из окна пишущую машинку. Я поверить не могла, что и я туда же…

– А, я этот фильм видел. Как же он называется? Не вспомню.

– Я не знаю, – говорит Анджела. – Ну, давайте принесем остальное.

Им предстоит новое испытание, вернее, то же самое. Так долго Свенсону везти не может. Теперь уж он встретит всех своих студентов, они не преминут полюбоваться, как их преподаватель бежит рысцой за Анджелой Арго.

Они идут на улицу. Анджела все еще тревожится, не стащил ли кто ее компьютер из запертого багажника Свенсона. Он растроган: как же ис­кренне, как страстно она мечтала о новом компьютере. Ясное дело, ро­дители тут же дали денег. Если бы Руби о чем-нибудь так мечтала… Он бе­рет коробку с системным блоком. Она хватает связку шнуров. Так, последняя ходка, и все.

Анджела придерживает ему дверь и идет чуть впереди. В комнате она освобождает место, чтобы он поставил коробку на стол.

– Давайте я все распакую, – предлагает он. – Нож есть? Или острые ножницы?

– Попробуйте этим. – Анджела вытаскивает из сумочки складной нож. – Не пугайтесь. Я иногда езжу автостопом. Девушке надо уметь защищаться.

– Не стоит вам ездить автостопом, – говорит Свенсон. – Не дай бог, вас постигнет участь тех девушек, которых охотники обнаруживают через пару лет после их встречи с серийным убийцей.

Он не может скрыть ужас, который охватывает его при мысли, что с ней может что-то случиться. И в то же время отлично понимает всю несуразность происходящего: он, исполненный нежности и желания ее за­щитить, стоит и смотрит, как она вспарывает картон охотничьим но­жом. Да, она с виду хрупкая, но сильная: как легко держит коробки, пока Свенсон вытаскивает и разворачивает монитор и мини-тауэр.

– Так, – говорит он. – Так-так-так. Инструкция имеется?

– Послушайте, сделайте мне одолжение, – говорит Анджела. – Сядьте вон там, на кровать, и поддерживайте меня морально – мало ли, вдруг я распсихуюсь.

Свенсон смеется.

– Как вы догадались, что я в этом ничего не понимаю?

– Вы слишком часто повторяли «так».

Свенсон делает как велено. Он присаживается на краешек кровати, потом прислоняется спиной к стене, вытягивает ноги. Анджела сосредо­точена на своем и на него внимания не обращает. Она вставляет шнуры, находит параллельные порты, устанавливает картридж, подсоединяет мышку, водит ею по новехонькому коврику.