Наследство огня - Юлия Мидатовна Аметова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я хотел помочь тебе, твоя княжеская светлость, – прорычало чудовище.
Кажется, вопросы змею можно вообще не задавать, он и так слышит мысли. Но в чем он хотел помочь? Если в войне с пилейцами, то врагов возле крепости не было! Он что, не понимал, куда ползет, когда половину горы сдвигал?
– Там был князь Дарот, я знал его мысли. – прорычал змей. – Он хотел твоей смерти, он надеялся, что пилейцы разобьют твой отряд, поэтому не давал приказа войску идти тебе на помощь. Я хотел тебе помочь, вот я и начал на него гору двигать.
Гору двигать? Ну, это змей перестарался, конечно. Но мысли Дарота вовсе не новость. В памяти Дариона всплыло худощавое молодое лицо с черными глазами, так похожее на его собственное. В детстве их различали только по росту, а когда они повзрослели, их часто путали. Да и что такое разница в год? Вот только для княжеских сыновей она решает все. А Дарот всегда завидовал старшему брату, хотя сам мог во многом преуспеть. Но своего пути не искал, а всегда хотел именно того, что было у Дариона – именно таких способностей мыследея, точно таких же военных успехов и того же положения старшего сына в княжеской семье. Потому и не пришел брат к нему на помощь, потому и появился пресловутый указ, и запрет на мыследеяние и танцы! Дарот прожил всю жизнь, боясь возвращения брата, видя в каждой плясовой или лечении мылесилой угрозу своей власти. А ведь Дарот был тоже на редкость даровит, только способности его были другие. Управляющий хозяйством или старшина Нагорной крепости из него мог получиться куда лучше Дариона, но Дарота его не радовало. Он завидовал и добивался своего теми способами, какими мог, а цена оказалась велика не только для него самого, но и для княжества. Но больше Нагорный Рошаель за его зависть платить не будет!
Скрип и громкие женские голоса отвлекли Дариона от размышлений. От Нагорной крепости спускались к реке тележка и княжеская карета на огромных колесах, а три телеги, нагруженные одеялами и горшками, катились из деревни через мост. Хозяева нахлестывали многоногов, торопились на помощь. Вот они замедлили ход и остановились возле раненых. Две деревенских хозяйки в вышитых рубахах, с заплаканными лицами, похожие друг на друга, как отражение в зеркале, только с разницей в двадцать лет, вытащили из передней тележки большой горшок с подозрительно пахнущим горячим варевом и понесли к раненому князю Ленорку, лежащему на пригорке с закрытыми глазами. За ними невысокий крепкий парень тащил рыжее деревенское одеяло из семикрыловой шерсти.
– Давай, Ирта, пока не остыло, князя лечи в первую голову! И не глазей по сторонам, а то много сейчас набежит желающих! Отца нет, кормить нас некому, так не зевайте, поворачивайтесь! А ты, Хорт, одеяло ему, одеяло! Вот зятя-то Огонь послал, ничего не умеет! – подгоняла деятельная деревенская тетка. Она огляделась по сторонам и, увидев Нарику, бросилась к ней и ухватила за рукав.
– А ты здесь что делаешь, Рика? Отец погиб, а ты ночь прошлялась, неведомо где! Мужики кругом, а моя дочь – в рваной юбке, босая! Ступай домой! Мало того, что отец из-за тебя погиб, так ты и огненных дней не начавши, уже с любовником!
Это еще что за вздор со всех гор? И вообще это кто? Мамаша Нарикина, что ли? Девушка покраснела до слез и дернулась, пытаясь освободиться.
– Да ладно, тетя Рина! – вмешался зять. – Лучше скажи, князя Ленорка кто раздевать будет? Слуг из крепости ждать или мне самому?
– Сам раздевай, Хорт! – ответила за женщину ее молодая копия по имени Ирта, должно быть, ее вторая дочь. Она помешала в горшке палочкой, и гнусный запах поплыл над рекой. Дарион поморщился.
– А ну, тихо! Чем князя Ленорка лечить собрались, отвечайте!
– А ты кто такой, чтобы княжеское лечение знать? – возмутилась тетка.
– Мам, тише, это сам Князь-под-горой! – вставила Нарика, выдернув, наконец, рукав из материнских пальцев.
– Здравствуй, твоя княжеская светлость! – быстро поклонилась Ирта. – Средство верное, все его знают! Две кружки листа средилетнего, носатихи помета одна кружка, два яйца хвостатовых, да еще шерсти, с семикрыловых куколок нащипанной, и того нароста, что у них на когтях бывает, по целой горсти, все в кипятке заварено!
– Мы много сварили, всем хватит! – вставил Хорт.
Все умные мысли мгновенно вылетели из головы. Тьма преисподняя! Они что, собираются этим лечить раненых? Прямо здесь, на лугу, где живой огонь в любой миг может политься снова? С ума посходили! И этим их средством они в лучшем случае ничего не смогут сделать, а в худшем уморят, загонят заразу в раны и будут удивляться, что раненые умирают от лихорадки!
– Эй, люди, слушать приказ! Это я говорю вам, Князь-под-горой! – крикнул он. Они боятся мыследеяния, но князя из песни послушаются непременно. – Грузите раненых, кто на ногах не стоит, на телеги, на ящеров, и везите всех в крепость! Хозяйка Рина, немедленно вылить все из горшка, хозяин Хорт – накопать разбоевника и одолеи по два ведра корней и средилетнего листа ведро набрать, это тоже неси в крепость. Рейт, пошли часовых к Отбитой и к воротам Нагорной! Четверых, кто не ранен, поставь у провала в горе. Диго! Приведи мужиков из деревни человек десять с лопатами, отводные канавы сделать от горы до берега. Скажи, что Князь-под-горой приказал. Остальные, кто на ногах, за мной!
Дарион зашагал в гору, к воротам Лучниковой башни, над которыми раскинул крылья каменный огневик. Теперь надо срочно лечить мыслесилой, но один он с двадцатью ранеными не справится, тут никакой мыслесилы не хватит, даже с голубым камнем. Надо соединять мыслесилу, зря он писал свой трактат, что ли? Кто тут еще имеет дар целительства? Он посмотрел поверх голов идущих людей. Даже если спросить, никто не скажет, они своих талантов не знают, и боятся узнать. Но есть средство определить хотя бы просто большую мыслесилу! Где этот чудо-змей? Как там у него с мыслеслушанием на расстоянии?
Оказалось, что на расстоянии у змея с мыслеслушанием не хуже, чем под горой. Тотчас захлопали крылья,
