'Расследования Екатерины Петровской и Ко'. Компиляция. Книги 1-30 - Татьяна Юрьевна Степанова

Потом Колосов вернулся туда, где ожидала его Катя. Она не задала ему ни единого вопроса.

— Тебя домой отвезти? — спросил он.

— Нет, лучше в Никитский. Меня ждут.

Он сделал так, как она сказала. Перед тем как войти в управление, чуть помедлил, наблюдая, как Катя перешла « через дорогу и пересела в синюю „семерку“-»Жигули", припаркованную возле Зоологического музея. Там вроде вырисовывался силуэт Мещерского, помахавшего ему рукой, и — еще какого-то парня, сидевшего за рулем.

Только когда «семерка» растворилась бесследно в потоке машин, Никита поднялся по мраморным ступенькам и открыл тяжелую дверь. Он возвращался в родные стены. А что еще ему оставалось?

А в машине все долго пришибленно молчали. Кравченко вертел руль и курил сигарету, стряхивая пепел за опущенное стекло. Печальный похудевший Мещерский нарушил тягостное безмолвие первым:

— Колосов тебе что, все рассказал? Да, Катюша?

— Да.

— А сейчас вы оттуда приехали?

— С Петровки. Павлов там в изоляторе содержится.

— И ты… ты его видела?

— Нет. Я не пошла.

Кравченко глянул на нее в зеркальце и снова сосредоточился на дороге.

Они ехали уже по Садовому кольцу, обогнули здание метро «Парк культуры», переулком выскочили на набережную Москвы-реки.

— Ребята, а что же теперь будет с его ребенком? — спросила Катя.

Ответом — гробовое молчание.

— Вадя, что будет с ребенком? — повторила она громче.

— Ну, ведь есть же сейчас детские дома, интернаты… Не бросят же его, — сказал он тихо.

Катя подождала еще — но Мещерский вообще не издал ни звука.

БЛИЗКИЕ НАШИ — ДАЛЬНИЕ НАШИ ГЛУХИ К НАМ И К СЕБЕ.

«Можно подумать, что ты сама решишься на то, о чем спрашиваешь их. Ведь нет же, не решишься. Тогда зачем же задавать глупые сентиментальные вопросы? И ждать на них ответа. Ведь если бы тебе ответили так, как отвечают в таких случаях романтические герои, ты бы первая струсила и пошла на попятный. Так зачем же спрашивать?!» — Ей показалось, что не она, а кто-то другой говорит ей все это, а собственный голос был словно чужим. Чужим и фальшивым.

— Вадя, будь добр, пожалуйста, останови. У меня от бензина голова кружится. Я пройдусь немножко одна.

Кравченко мрачно смотрел, как она выбирается из машины. Подался было следом.

— Не надо, — остановил его Мещерский. — Оставь ее. Это пройдет скоро. Должно… пройти.

Катя брела по залитой лучами заходящего солнца набережной. За рекой, в парке, в гуще золотисто-багряной листвы медленно вращалось колесо обозрения. КОЛОВРАЩЕНИЕ. Они видели его в тот самый вечер, когда впервые познакомились в музее… Катя закрыла глаза. ВСЕ МОЖНО ПЕРЕТЕРПЕТЬ. ВСЕ, НО… Как они тогда вместе везли окровавленного Романа Жукова в больницу и Павлов говорил ему: «Ты не умрешь, парень». И как радовался Чен Э, когда она пыталась говорить на его языке: «мальчик», «побежали», «сердце мое»…

Приятели видели — Катя выхватила из сумочки блокнот и вдруг взметнула его высоко-высоко в воздух. Листки веером разлетелись над водой и поплыли вниз по реке. А Катя спешила от них прочь. Все дальше и дальше. Вот только куда теперь?

Татьяна СТЕПАНОВА

ВСЕ ОТТЕНКИ ЧЕРНОГО

Пролог

УТРЕННЯЯ ЗВЕЗДА

Ночь уходила, хотя темнота по-прежнему скрывала и лес, и холмы, и церковь над рекой. В поселке на том берегу не светилось ни одно окно.

Он споткнулся о корень, выступающий из влажной, размытой летним дождем земли, точно лапа лешего. Едва не упал. И как только она умудряется отыскивать дорогу в этих зарослях? Хотя… Холм есть холм — карабкайся вверх по склону и не ошибешься.

Месяц появился в разрыве облаков, точно тусклую лампочку включили. И в его мертвенно-серебристом свете на минуту неожиданно стали различимы для глаз каждая ветка, каждый лист молодых деревьев и кустов. До вершины оставалось совсем близко. Мужчина, кряхтя, упорно лез вверх. А на холме его уже ждали. Женщина. Она молча наблюдала за ним. Потом запрокинула голову и уставилась в небо — месяц снова заволакивала мутная мгла.

— Еще дождь, как назло, нагрянет, тучищи-то… Так мы, пожалуй, и не увидим… тогда насмарку все путешествие… Не увидим ведь… — Мужчина наконец одолел подъем и теперь еле переводил дух.

— Дождя не будет. — Женщина все смотрела на тучи. — Подует ветер, небо очистится. И нам не стоит сейчас говорить. Лучше помолчать.

Но ее спутнику молчать было трудно. Он был грузный, уже в летах. Подъем на холм дался ему нелегко. Дыхание его было прерывистым и хриплым. Однако если бы кто-нибудь мог приглядеться к нему повнимательней, то заметил бы, что это не только обычная возрастная одышка. Мужчина был явно сам не свой от волнения. Выдавали его руки. Он то закладывал их в карманы широких бежевых брюк, испачканных на коленях землей, то вытаскивал рывком, сплетал пальцы, начиная хрустеть суставами. То с треском обламывал ветку с ближайшего куста и обрывал свежие клейкие листочки. Несколько раз он заботливо щупал себе ладонью сердце, словно проверял — тут ли оно еще, на месте ли? Волнение, им владевшее, требовало выхода не только в суетливых жестах, но и в словах.

— Тучи, ливень, погода, чтоб ее… небо как ватой заткнули. — Он вздохнул. — И все это наше верхолазание коту под хвост. Кардинальное невезение. Ой, мама моя… «А если упущу я этот случай, то счастье вновь меня не посетит?»

— Цитаты здесь неуместны, я прошу помолчать. Недолго. Совсем немного. — Женщина положила руку на плечо своего спутника, точно оперлась на него, и ощутила то, что он сейчас пытался скрыть сам от себя: под внешним лихорадочным беспокойством, тщетно маскируемым раздраженно-капризной болтовней, в самых глубинах его сердца жили ясное ощущение нереальности происходящего и страх, вот-вот уже готовый перерасти в истерическую панику. Женщина почувствовала это и сочла нужным несколько ободрить и успокоить своего спутника. Ее рука легонько коснулась его затылка, липкого от пота. Ему показалось — словно наложили прохладную примочку. Пальцы сжали его шею, помассировали, погладили, снова сжали.

— Все будет хорошо. Уверена, — шепнула женщина. — Не тревожьтесь ни о чем. Мы пришли не напрасно. Сегодня хорошая ночь.

С соседних холмов потянуло прохладным ветерком. И мгла на темном небе сдвинулась с мертвой точки, заклубилась. Месяц на мгновение пропал и снова явил себя, блеснул, а затем начал тускнеть, угасать… Ветер окреп. Он дул с юга, сбивая клочья туч в послушное стадо.

Низко над горизонтом взошла звезда. И если бы они в тот миг обменялись впечатлениями, то оказалось бы, что каждый видел эту