Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

Настал август – и нападения абадзехов снова усилились. То и дело подъезжали они к казачьим пикетам, давали залп и мгновенно скрывались. С горы Таглек все чаще и чаще гремели пушечные выстрелы. Нужно было ждать большого нападения, и за цепью стали закладывать пешие резервы, которые могли бы дать отпор, по крайней мере при первом натиске.

Между тем укрепление, послужившее началом знаменитого Майкопа, и отводный канал были готовы. Вельяминов назначил комендантом майора Пирятинского и, оставив в его распоряжении две роты Навагинского полка с шестью орудиями, приказал остальным войскам готовиться к выступлению. В отряде в то время уже носились неясные слухи о поголовном возмущении Чечни, и Вельяминов, предвидя, что придется скоро покончить экспедицию, торопился наказать абадзехов. 16 августа войска уже выступали в поход.

Целью движения был аул абадзехского старшины Аджи-Тляма, пользовавшегося в горах большой славой и значением, как человек замечательно богатый и храбрый. Это был один из главнейших покровителей беглых кабардинцев, которых большая часть и поселилась вблизи его аула. Вельяминов решил истребить этот аул со всеми его полями и угодьями, а также и поля ближайших к нему кабардинцев.

Войска вышли из укрепления так тихо и с такими предосторожностями, что абадзехский караул открыл движение их только тогда, когда начало уже рассветать и отряд стал переправляться через Белую верстах в пяти ниже Майкопа.

Дорога, которой двигались войска, пересекалась множеством балок, опушенных лесом, и почти в каждой из них засели абадзехи, чтобы препятствовать движению. Две роты Тенгинского полка, бывшие в авангарде с майором Тихоновым, шли в постоянной перестрелке и должны были штыками выгонять черкесов из их засад, а войска тем временем истребляли попадавшиеся им на пути аулы беглых ногайцев и абадзехов. С полудня неприятель, занимая высоты, ближайшие к дороге, начал стрелять из пушек и продолжал пальбу уже до позднего вечера. Тревожный день этот, прошедший в постоянной перестрелке, стоил Вельяминову опять одиннадцати человек убитыми и ранеными.

Отряд ночевал на левом берегу какой-то речки, впадавшей в Сагауш, и утром другого дня, 17 августа, двинулся дальше, к аулу Аджи-Тляма. Абадзехи тотчас открыли по нему пушечную пальбу. Опять пошли лесистые балки с черкесскими засадами, снова пошла постоянная перестрелка, и снова тенгинцы, с майором Тихоновым, должны были штыками открывать дорогу.

Верстах в шести от ночлега был брод, по которому отряд должен был переправиться через Сагауш на правую сторону, чтобы идти к аулу Аджи-Тляма, лежавшему отсюда уже не в дальнем расстоянии. На противоположном берегу, как раз напротив места переправы, находилось лесистое крутое возвышение, представлявшее для неприятеля весьма удобную позицию. Партия человек в пятьсот абадзехов и предприняла остановить здесь отряд в то время, как другие толпы их, спешившие по левой стороне Сагауша, должны были атаковать его с тылу. Вельяминов выдвинул вперед батарею из десяти орудий, и она, как выражается Ермолов, «растолковала неприятелю, что и сие место сражения еще не довольно для него выгодно». Поручик Тенгинского полка Петров со своей ротой первый бросился, под защитой артиллерии, вброд, за ним последовала рота штабс-капитана Сергеева, а затем майор Тихонов, снова принявший команду над авангардом, быстро очистил лес до самого возвышения, так что остальные войска могли уже свободно переходить реку, ничем не тревожимые. Только когда переправлялся арьергард, появились на левом берегу Сагауша новые толпы абадзехов, но нескольких пушечных выстрелов было достаточно, чтобы заставить их удалиться. Переправа в общем стоила отряду двадцати пяти человек, но кровавые следы, найденные к стороне неприятеля, показывали, что и ему не дешево обошлось это дело.

Перейдя Сагауш, войска остановились лагерем, выжегши лежавший перед ними небольшой кабардинский аул. Абадзехи подошли сюда в два часа ночи, с пушкой, и стали обстреливать лагерь. Их выстрелы, впрочем, далеко не долетали, и ночь прошла бы сравнительно спокойно, если бы абадзехам не удалось обойти отряд и кинуться на цепь, слишком близко расположившуюся к опушке леса. Произошла горячая схватка, и войска понесли значительные потери; пострадал особенно тенгинский батальон, лишившийся тридцати двух человек выбывшими из строя.

К свету пальба стихла. Войска тронулись вперед, и на заре 18 августа запылал знаменитый в горах богатством и красотой строений аул Аджи-Тлямов – цель вельяминовской экспедиции. Через два часа дело разрушения было войсками покончено, и притом безо всякой помехи со стороны абадзехов, – горцы нигде не показывались. Это затишье заставляло думать, что неприятель понес большие потери в минувшую ночь и хотя на время оставит отряд в покое. Войска разбили лагерь и занялись фуражировкой.

Верстах в трех отсюда, на скате лесистой горы, стояло в стогах громадное количество свеженакошенного сена. Вельяминов приказал казачьим полкам забрать и перевезти его в лагерь. В прикрытие фуражиров назначен был батальон навагинцев с четырьмя орудиями, под командой полковника князя Бековича-Черкасского. В самый полдень колонна вышла из лагеря. На горе она забрала сена сколько могла, нагрузила им все артельные повозки, навьючила лошадей – и тронулись назад. Казаки шли пешие. Но еще не успели они спуститься с горы, как показалась сильная партия, тысячи в две всадников, скакавшая прямо на колонну. Бекович остановился. Навагинцы и спешенные казаки стойко встретили нападение – и первый бешеный налет черкесской конницы был отражен с большим для нее уроном. Тогда абадзехи также спешились и, пользуясь пересеченной местностью, мешавшей удачному действию русской артиллерии, бросились в кинжалы. Здесь ранены были храбрые казачьи командиры Дадымов и Степановский, а в Навагинском полку – капитан Завадский. Потери наши стали быстро расти. Сам Вельяминов, встревоженный сильной перестрелкой, доносившейся до лагеря, сел на коня и явился на место сражения. Но когда он прибыл – результаты боя уже не могли подлежать сомнению: беспорядочные натиски стоили абадзехам громадных жертв, и неприятель, после трехчасовой борьбы, истощившись в бесплодных усилиях, наконец обратился в бегство.

В кровавый день этот «потери наши, – как выражается Вельяминов, – были более, нежели бывают обыкновенно». Кроме двух полковых командиров и капитана Завадского, выбыло из строя восемнадцать убитых и сто тринадцать раненых нижних чинов.

Но потерей, наиболее поразившей всех, была смерть храброго Дадымова – он умер на следующий день, 19 августа, в лагере, окруженный своими соратниками. Казаки не захотели оставить тело своего командира во вражеской земле и перевезли его в станицу Ладожскую. Там на скромном станичном кладбище и доныне стоит его одинокая забытая могила. Но старые «кавказцы» и поныне помнят, что с именем Дадымова загремело по всей линии имя их родного полка, что он именно был основателем его боевой известности, которую они, люди ермоловского времени, оставили последующим поколениям как дорогой завет прошлого.