Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

Мне участие в священной оргии больше всего напоминало случай, когда приехала я в Петербург по музеям пошататься и остановилась в отеле в центре города. Вечером легла спать, и тут меня начали есть комары. Фумигатора не было, пришлось включить свет и перебить их руками. При этом я совершенно упустила из виду, что первый этаж очень низкий, на улице темно, а я в хорошо освещённом помещении с незадёрнутыми занавесками. Ну не подумала! Азартно скакала по номеру в чём мать родила; подпрыгивала на кровати, чтобы на потолке комара прихлопнуть. Всех перебила, выдохнула победно — и тут за окном раздались аплодисменты. Испугалась, метнулась к выключателю и притихла в темноте, как мышь под веником. Но ничего, стоявшие в темноте поаплодировали и молча разошлись. Подумала, что всё-таки Петербург город культурных людей.

Но это были не петербуржцы, а спортсмены какие-то. Об этом я догадалась, когда на отельном завтраке была встречена овацией в дверях. На завтрак больше не ходила и от товарищей этих шарахалась. Хотя они, по-моему, старались быть милыми и вели себя в стиле: «Каравай-каравай, кого хочешь выбирай» — когда случайно встречали на ресепшене. Кто-то из них, наверное, через день прислал в мой номер пиццу и букетик. Пиццу я съела, но из отеля на следующее утро съехала с большим облегчением.

И вот таким же приступом глупости и случайности и участие в священной оргии было.

Трандуил, копавшийся в мыслях, в свою очередь, с сомнением пробормотал:

— Ну, положим… — а больше ничего не сказал.

Не знала, в чём тут можно сомневаться, и, забывшись, смущённо вытерла босые ноги от налипшей лесной подстилки о чистенькую оленью шерсть. Олень обернулся так, что стало неудобно за своё существование. Трандуил вздохнул и спешился. Сорвал пучок листьев и обтёр мои ноги — медленно, осторожно. Я тоже молча вздыхала, прислушиваясь к ощущениям: как ласковые прекрасные руки прикасаются мокрыми, бархатисто-шероховатыми вязовыми листьями. Он потёр и олений бок, выкинул листья, неожиданно крепко поцеловал чистую ступню и вскочил обратно.

* * *

Гроза ночью так и не началась, и днём туча ходила туда-сюда, погромыхивая. Весь день накрапывало. Я дочитала книжку про свиней — рассеянно, как к приятному фону, прислушиваясь к ругани Трандуила с генералитетом. Они стервятниками кружили вокруг карты, примериваясь к тухлым болотам, на которых там и сям разведчики находили ростки мэллорнов. И то: рождаемость подымалась, новым зайкам нужны новые лужайки — не прямо сейчас, но тысячелетние сидхе не одним днём жили, а милость господню считали полностью себя проявившей поданными зайками. Лужайки они отжимать собирались сами.

Потом генералы разошлись. Вместо них пришёл глава тайной службы с экспертами, а речь шла о соседушках-беорнингах. Измышляли подлянки, чтоб Бёдварду Беорнингу, главе рода, ни при каких обстоятельствах не наследовал его внук Бьярки Бесхвостый. Нет, глава рода был бодр и помирать не собирался вовсе, и сын его тоже, но высокородные и тут думали на столетия вперёд.

Потом пришли финансисты с докладом о том, как продвигается утрясание вопросов и вопросиков с Ганконером. Я так поняла, что Трандуил хотел время со мной провести, но не мог — но рядом был, и весь день в библиотеке кто-то толокся: послы, устроители праздников и прочие, и прочие. Не сахерная должность, что уж там. Я и за стеллажом-то сидя, поглядывая в окно и полистывая книгу, утомилась, хотя вроде бы отдыхала от вчерашней беготни и танцев.

Ближе к вечеру уже меня позвали в зал переговоров — и там время пролетело, как обычно: я возилась с сыном, Ганконер молча смотрел.

Ребёнка унесли, я попрощалась с Ганконером. Шаманы остались убирать после акта магической связи — стирать линии, плескать на зеркало чем-то, я же вышла сразу. Остановилась на секунду, задумавшись, не пора ли идти в столовую — и увидела, как в синих сумерках, всегда витающих у входа, появилась тень. Узнала, как всегда, сердцем, а не близорукими, часто обманывающими глазами.

Счастливо замерла, глядя, и обрадовалась, когда он легко взбежал наверх по переходам и обнял:

— Скучал, скучал… не мог терпеть, вернулся раньше, — и, целуя, зарываясь руками в волосы, — у тебя такие прекрасные круглые ушки…

Он ощутимо куснул, а дальше всё было, как в тумане: как до покоев его дошли, как раздевала его трясущимися руками, а он только успевал отступать и шептать:

— Сам, я сам разденусь, на мне везде оружие, ты напорешься, — а я смотрела нечестиво на натягивающий ткань штанов распухший уд и потом, прижав возлюбленного, уже голого, к стене и лаская рукой, на розовый, смуглеющий от приливающей крови привесок между ног.

Бесстыдно подхватила его другой рукой, ощутив, как он нежен и тяжел, опустилась на колени, наслаждаясь сбивающимся мучительным дыханием принца и его стонами. Не закрывала глаза, и последние лучи солнца выразительно подсветили карминную розовость сокровенной плоти и золотистые тоненькие, вдруг ставшие заметными волоски на подтянувшейся мошонке, в момент оргазма вставшие дыбом на шершавящейся коже.

Он, видно, ужасно устал и намучался, потому что еле дошёл до травки. Ласкала его, гладила льняные косы, шелковистые плечи, а он сонно, еле ворочающимся языком что-то шептал, кажется порываясь извиняться, и уснул, так ничего толком и не сказав, на полуслове. Чувствовала себя невыразимо хорошо оттого, что он рядом и внутри — нёбо приятно саднило от цветочной терпкости его семени, и не заметила, как сморило.

Проснулась в темноте, поцеловала в ушко — он спал, как младенец и не проснулся. Осторожно, чтобы не разбудить, встала и ушла, не чая вновь заснуть на траве.

* * *

Была голодна и распалена, но к Трандуилу идти постеснялась. Легла у себя, и счастливо нетерпеливо вздохнула, когда он вошёл с террасы, цинично подумав, что, похоже, мне по-прежнему нравится, когда сын начинает, а папенька доёбывает.

Что ж, в этот раз начало было восхитительным, однако лаконичным. И король не разочаровал, заполнив все пустоты и доведя до счастливого изнеможения, откровенно шепча, что обряд сделал меня одновременно огненной и податливой, как глубокая тёплая вода.

Расслабленная, на грани сна и яви, осознала, что разверзлись хляби небесные и идёт ливень. Мелькнула мысль, что всё-таки взаимосвязаны эти дожди с занятиями любовью, и Трандуил подтвердил.

Засыпала с мыслью, что таким манером Эрин Ласгален затопит к чорту и высокородным придётся на лодках плавать.

163. Улей

сколотил скворечник

для картошки ларь

и пчелиный улей

на семь тысяч харь

© TA

Дождь так и шёл, раннее утро было сырым. Счастливо вдохнула эту сырость. Странно, Эрин