Святополк Окаянный - Сергей Мосияш

Творимир снял княжича с коня и повел его в свою клеть, где указал ему на ложе:

— Здесь ты будешь спать, Борис Владимирович, а на этом ложе я. На этом столе мы будем с тобой учиться и трапезничать, чем Бог нам пошлет.

Княжич с любопытством осматривал жилище Творимира. На стенах висело оружие — мечи, кинжалы, луки с колчанами. На полке лежали книги в кожаных переплетах.

Пока княжич знакомился с жильем своего кормильца, тот сходил в поварню и принес горшок каши и две ложки.

— Садись, Борис, к столу, будем ужинать.

— Я не хочу.

— Ты отныне воин, Борис, и должен старшего слушать без всякого прекословия. Когда вырастешь и станешь князем, а тебе воин на твое приказание ответит отказом, как, понравится тебе это?

— Нет.

— Ну вот. Прежде чем кому-то приказывать, научись сам повиноваться. Бери ложку, и будем есть.

Княжич взял ложку, зачерпнул кашу. Зачерпнул себе и кормилец, потом подмигнул отроку:

— В каше вся сила наша. Навернем горшок, Борис Владимирович?

— Навернем, — улыбнулся Борис.

И оба засмеялись, явно довольные друг другом.

Тишина над Русью

С 994 года установилась тишина на земле Русской. Держал ли слово печенежский князь Темир, обещавший дать три года передышки, или была тому другая какая причина, но было тихо над Русью. Смерды спокойно орали пашню, сеяли, собирали урожай, везли хлеб на Торг в город, отсыпали положенное в дань князю.

Именно в эти годы по велению великого князя строились города, которым предстояло сторожить южные границы Русской земли. Особенно укреплялся любимый град Владимира Василёв, заложенный на Стугне.

Но главное — было окончено строительство первого каменного храма Богоматери в Киеве. Он был дивно изукрашен греческими мастерами, привезенными из-за моря.

Владимир Святославич отдал в храм все иконы и священные сосуды, вывезенные им когда-то из Херсона, сказав при этом:

— Пусть кровь христиан Феодора и Иоанна, пролитая когда-то на сем месте из-за нашего темного языческого волхвования, да прощена будет нам Всевышним.

Но до конца жизни своей сам он так и не смог простить себе этих смертей, хотя и убиты были Феодор и Иоанн толпой и не по его указу.

— Но моим попущением, — говорил Владимир, казня себя и молясь за души мучеников.

Митрополит Михаил, при котором было начато строительство храма, не дожил до этого торжественного дня: он умер за два года до окончания строительства. И освящал храм Богоматери его преемник митрополит Леон.

На первой торжественной службе присутствовал великий князь со своей царственной женой Анной. Здесь же были почти все киевские бояре, вятшие люди, воеводы и близкие к князю дружинники.

После торжественной службы Владимир Святославич, помолясь пред алтарем, сказал во всеуслышание:

— Храму сему, как части души моей, отдаю любовь свою и отныне и вовеки веков десятую часть доходов великокняжеских на его содержание. А дабы сие стало обязательным для всех грядущих великих князей, дарую храму Богоматери грамоту, которую да не посмеет порушить никто в будущем. А на посмевшего пусть падет мое проклятие. Аминь!

Затем Владимир Святославич подозвал к себе Анастаса:

— Тебе, Анастас, поручаю строго следить за десятиной и взыскивать ее в пользу храма во всякое время, сколь бы тяжким ни было оно для земли нашей.

Освящение храма Богоматери было объявлено в Киеве самым большим праздником.

Великий князь велел наварить триста варь[77] меду и звал на пир к себе всех киевлян по очереди. Сперва угощал виновников торжества — священнослужителей, на другой день пировали бояре и дружина, а на третий все мизинные люди. Не забыл великий князь убогих и больных, велено было запрячь двадцать телег, на которые грузили питие и снедь, такую же, какую подавали на столы, и везли по улицам Киева. С телег тех громко кричали:

— Люди добрые, кажите нам тех, кто болен и немочен, дабы и они могли вкусить от щедрот великого князя!

И им казали, и они входили в те жилища и наливали больным меду ли, вина и говорили, что это великий князь послал им в честь построения храма Божьей Матери, и оставляли им пищу, а особенно бедным давали еще и по гривне серебра.

И благодарили больные и нищие, и молились во здравие великого князя Владимира Святославича, желая ему многие лета на благо и устроение Русской земли.

В это тихое время призвал к себе князь сына Мстислава:

— Ну что, сынок, выучился ли ты грамоте?

— Выучился, отец, — отвечал Мстислав.

— Читать, писать можешь?

— Все умею, отец. Хочешь, прочту тебе?

— Прочти, прочти.

Взял отрок в руки Библию и словно горох посыпал, так читать быстро стал. Владимир засмеялся:

— Полно, полно, сынок. А как из лука стреляешь?

— С двадцати шагов в голову попадаю.

— Молодец. А мечом?

— Мечом что, — вздохнул Мстислав. — Мечом все лозу да лозу рублю.

— А что ж тебе еще надо? Я тож, когда учился, лозу рубил.

— Но ведь не для лозы ж его точат, — хмыкнул отрок.

— Ишь ты какой рьяный, людей ему для рубки подавай.

— А то.

— Приспеет пора — и на человека подымешь меч свой, сынок. Но лучше б того никогда не было. Сам же заповедь учил: не убий.

— Сам-то печенегов рубишь небось.

— Так я защищаясь, Мстислав. За-щи-ща-ясь.

— Ну и мне так придется.

— Это верно, сынок, — вздохнул Владимир. — Придется, придется. Вот я и решил: ты уже грамоте ведаешь, пора тебе из княжича в князя обращаться. А?

Глаза отрока вспыхнули восторгом.

— Стол даешь? Да?

— Даю тебе стол. Ставай князем, но во всем, сынок, слушайся пока кормильца и воеводу. Я тебе Олега дам, он воевода удачливый, в Византии двух полководцев греческих разбил. Так что на него полагайся, пока свой ус и борода не отрастут.

— А какой стол-то, отец?

— В Тмутаракань поедешь, Мстислав. Это за Доном, за морем. Твой дед Святослав там воевал успешно, так что не осрами меч его. С тобой поедет Олег с дружиной, но ты на эту дружину не очень полагайся. Рано или поздно разбежится она. Постарайся дружину собрать из местных жителей, живущих там касогов. С ними мир держи и на дружину ничего не жалей — ни питья, ни еды, ни золота. Без дружины ты — не князь. Понял, сынок?

— Понял, отец.

— И дружине всегда дело находи. Все время натаривай ее: в стрельбе ли, в скачке ли. Почему твой дед на рати всегда удачлив был? Да потому, что ни он сам, ни дружина его никогда праздными не были. Если не рать, то ловы на зверя либо рыбалка. Ну и пиры, конечно. Чем чаще будешь пировать с дружиной, тем крепче привяжешь к себе.

После Мстислава призвал князь к себе воеводу Олега. Тому наказывал:

— Мстислав еще юн, горяч, сдерживай его поначалу. А в лета войдет, найди там ему невесту, лучше из касожских или яских княжон или из другого какого местного племени.

— Не худо бы от печенегов невесту-то. А?

— Можно и от них. Хотя вряд ли это оградит нас от набегов. У них ведь целая дюжина, если не более, родов, и иные меж собой враждуют. В общем, гляди сам, Олег. Я на тебя полагаюсь, Анну-то ты мне привез.

После воеводы призвал князь к себе кормильца Мстилавова Ставра.

— Тебе, Ставр, наказ такой. Не давай лениться отроку, подымай чуть свет, корми — и сразу за труд.

— Я так и творю, Владимир Святославич. Разве я не понимаю, кого рощу. Мне за князя Мстислава краснеть не придется.

Матери Мстислава Адели Владимир Святославич отправил грамоту, в которой написал, что стол ее сын получил в стороне полуденной, у синего теплого моря: там всегда тихо и мирно, ей не о чем беспокоиться. Хотя сам-то понимал, что стол тмутараканский самый опасный и нелегкий, что там только драчуну и сидеть. Вот у Мстислава характер, да и внешность, деда, ему тут в аккурат будет. И поратоборствовать есть с кем, и от братьев далеко, беспокоить их не станет. Пусть княжит с Богом.

Невеста Святополка

Варяжко и десять дружинников, сопровождавших его, прибыли в столицу Польши Гнезно. Привезли князю Болеславу подарки, в основном меха, то, чем богата была Туровская земля. Горт, узнав самого Варяжку, а особенно о цели его приезда, был в восторге. Сбывалось его вранье прошлое, что-де великий князь рад-радехонек заполучить сыну в невесты княжну Ядвигу.

Болеслав принял туровского посланца ласково, усадил за свой стол, подали дичину жареную, а к ней корчаги с хорошим вином. Выпили чарку, другую. Болеслав неспешно выпытывал у посланца:

— Каков хоть муж Святополк?

Варяжко пожал плечами, не зная, как хвалить своего воспитанника, неловко это ему казалось. Выручил Горт:

— О-о, Святополк красавец!

Болеслав, наливая себе вина, покосился на своего милостника, но укорил лишь взглядом.

— Мужу, воину не обязательно красавцем быть. Лучше умным да сильным.