Боевой расчет «попаданца» - Вадим Полищук

Решив, что хватит расчету бездельничать, я, презрев старый армейский закон, отправился прямиком к комбату проявлять инициативу. Филаткин мои старания не одобрил.

— Какие наземные цели? Какие танки? До фронта почти двести километров.

— У меня, товарищ старший лейтенант, этот мост уже третий. И оба предыдущих раза до фронта было много километров, и оба раза стрелять приходилось с той позиции, на которой немцы застали. И по танкам стреляли, и по пехоте.

— Сейчас не сорок первый год.

— Вот именно, товарищ старший лейтенант, поэтому я и предлагаю запасную позицию для стрельбы по наземным целям заранее оборудовать.

Комбат на несколько секунд задумывается и принимает решение.

— Твоя инициатива — тебе и выполнять. Где будет позиция?

Еще раз убеждаюсь, что физический труд на свежем воздухе здорово прочищает мозги и предохраняет от реализации всяческих дурных желаний. Запасную позицию выбираем метрах в шестистах от моста. Здесь местность повыше, есть где и чем замаскировать орудия. В качестве стометрового противотанкового рва — Дон. Местность эта мне не очень нравится — эвакуировать орудия с этой позиции возможно только в темноте. Но лучшего места все равно нет, приходится останавливаться на этом.

Между тем немецкие разведчики решили, что хватит нам здесь прохлаждаться. Все чаще и чаще приходится отрываться от хозяйственных дел для обстрела очередного «юнкерса» или «дорнье». Помимо нашей 3-й дивизии ПВО в дивизионный район входит 101-я истребительная авиационная дивизия и 4-й полк ВНОС. Посты ВНОС развернуты на расстоянии 125–130 километров к западу от города, что дает нам время подготовиться к встрече очередного гостя, если его удается обнаружить, конечно. Тогда гремят наши орудия, режут воздух «лаги» и «яки»… Вот только сбить кого-нибудь у нас пока не получается, максимум сорвать немцам операцию.

В результате этих стрельб в батарее образовался некоторый излишек снарядов. Все комбаты так делают: дает батарея, скажем, пять залпов, а формуляр заполняют на шесть. Кто там будет разрывы в небе считать. И сразу образуется лишний ящичек, который можно пустить на отопление, а можно припрятать до лучших времен. Надо сказать, что наши заявки на боеприпасы удовлетворялись быстро и в полном объеме, дефицита снарядов не было, хотя и расход пока невелик. Так вот, этими излишками, скопившимися в батареях, и заинтересовалось полковое начальство. Лишние снаряды было решено оприходовать, а командиров батарей за такие действия наказать. Начать экзекуцию решили почему-то именно с нашей батареи. Нагрянула к нам внушительная комиссия во главе с самим начальником штаба полка. Неожиданно нагрянула, как гром среди ясного неба. Проверили документы, пересчитали ящики — все сходится. Еще раз проверили и еще раз пересчитали — опять сошлось. НШ, как разъяренный тигр, метался по позиции, выискивая спрятанные излишки. А вот хрен вам, товарищ майор! Нашли дураков, лишние снаряды вместе с учтенными хранить, они у нас прикопаны в двухстах метрах от огневой и тщательно замаскированы.

Идея спрятать излишки принадлежала сержанту Федонину, он с такими вещами уже сталкивался еще в сорок первом. И как в воду глядел — только позавчера перетащили и замаскировали ящики со снарядами — нагрянула комиссия. Но как она приехала, так и уехала несолоно хлебавши. Вместе с комиссией обломалась и наша стервочка, ее попытка подняться на полковой уровень потерпела крах. Поначалу она вертелась поблизости, демонстрируя все достоинства своей фигурки, даже шинель по такому случаю сняла, несмотря на еще не летнюю температуру. Попытки обратить на себя внимание полкового начальства увенчались полным успехом. Начальник штаба что-то яростно тихо сказал комбату, тот подскочил к санинструктору, и Олечку как ветром сдуло с позиции. Она так и не показалась из своей землянки до отъезда комиссии. И смех и грех, грандиозная мировая бойня в самом разгаре, кровь льется, а командование артиллерийского полка вместо боевой подготовки занимается любовными похождениями своих средних командиров. Вот так и воюем.

В воскресенье к нам приехала кинопередвижка, показывали комедию «Волга-Волга». Лет тридцать его не смотрел, считая обычной сталинской агиткой. В сущности агитка и есть, и с настоящей жизнью в Советском Союзе она имеет очень мало общего, но тут посмотрел с удовольствием. Во-первых, какое-никакое, а развлечение. Можно на некоторое время уйти от действительности, просто следить за хорошо известным действием на экране и даже в чем-то ему сопереживать. Во-вторых, в фильме показывали жизнь не такой, какая она есть, а такой, какая она должна быть в представлении советской элиты. И представления эти она и пытается навязать всему остальному народу. Фильм-сказка, фильм-мечта, народу нравится. И пусть сам он живет трудно, много и тяжело работает, не досыта ест и не очень хорошо одет, но, глядя на такие фильмы, советский человек надеется, что когда-нибудь такая жизнь дойдет и до него.

Точно в полдень с постов ВНОС передали сообщение о пролете очередного немецкого разведчика. По команде «к бою» мы разбежались по орудиям и приготовились открыть огонь. Первыми вражеский самолет увидели дальномерщики.

— Высота шестьдесят! — доносится с дальномера.

— Совмещай! — командует Федонин своему расчету.

Через несколько секунд данные для стрельбы поступают на принимающие приборы орудий. Стволы пушек оживают и начинают свое синхронное движение, отслеживая приближающийся самолет.

— Темп десять, — подает команду Филаткин, — высота шестьдесят. Огонь!

Свистки взводных. Г-гах! Стреляют пушки. Блямс — звенит вылетающая гильза. Кланц — закрывается затвор. Еще свисток. Г-гах! Блямс. Кланц. И еще раз. Свисток. Г-гах! Бонг!

Поскольку при стрельбе основным способом делать мне практически нечего — данные для стрельбы идут с ПУАЗО, а команду на открытие огня подают взводные, то я увлекся наблюдением за результатами нашей стрельбы. Ничего не могу сказать про дальность, а по направлению наши залпы ложатся вполне прилично. Когда после третьего залпа вместо привычного звона гильзы раздалось набатное «бонг», мое сердце ухнуло вниз живота. Еще не опустив взгляд, я уже знал — это наша беда. Так и есть, ствол орудия практически не выступает за пределы накатника, а ниже… Заряжающий Сашка Коновалов лежит на земле придавленный казенником ствола, сорвавшегося с направляющих люльки. Это все равно что попасть под удар парового молота. К моему ужасу, он еще жив и даже пытается шевелиться, причем молча. После секундного замешательства мы кидаемся к нему.

— Куда?! Стоять! Продолжать стрельбу! Огонь!

Это не нам, это другим расчетам, батарея должна продолжать вести огонь по противнику, несмотря на потерю одного орудия и номера орудийного расчета.

— Сашка, куда тебя?!

А заряжающий, похоже, находится в шоке, он не может понять, что с ним произошло и как он оказался на земле. Вперед пробивается Сан Саныч. Свисток. Г-гах! Блямс. Кланц. Батарея продолжает выполнение задачи.

— …где болит? Не молчи, слышишь, Сашка, не молчи. Где болит?

— Н-н-нигде н-н-не б-б-болит, — заикается, наконец, заряжающий.

— Крови нет, — констатирует третий номер.

Он осторожно откидывает полу коноваловской шинели, и мы видим радостную для нас картину. Казенник едва зацепил Сашкино бедро, прихватил полу шинели и за нее швырнул заряжающего на землю. Ствол задел повозку, это и привело к громкому металлическому удару, и намертво зажал полу шинели. Наши попытки выдернуть ее не увенчались успехом, тогда ее просто отрезали ножом. Сашку оттащили в сторону и разрезали шаровары и кальсоны. На коже бедра только небольшая ссадина с несколькими капельками крови плюс пара синяков. И все. По крайней мере, видимых повреждений больше нет. Да и сам пострадавший начал приходить в себя.

— Я ее… а он… а я уже на земле лежу.

— Повезло тебе, паря, — констатирует Сан Саныч, — считай, второй раз родился. У нас на лесоповале тоже такое бывало, накроет человека деревом, и ни одной царапины…

— Хватит базарить, — прерываю я вечер воспоминаний бывшего лесного техника, — хватаем его и к санинструктору.

— Зачем? — удивляется Дементьев. — Он же цел.

— У нее спирт есть, — догадывается Сан Саныч, — от шока — первое дело.

Мы подхватываем Сашку и тащим в землянку к нашей Олечке. Та, под чутким руководством третьего номера, приступает к лечению, а я возвращаюсь к орудию. Причина срыва ствола понятна с первого раза — не выдержало крепление тормоза отката к стволу. Накатник и дульный тормоз не смогли погасить отдачу, и в результате пушка ремонту не подлежит, только в переплавку. Я рассматриваю место излома. Деталь не имеет дефектов заводского литья. Поверхность разрушения состоит из тусклой гладкой части — на этом месте постепенно, под воздействием циклических нагрузок, росла усталостная трещина — и блестящей мелкозернистой, соответствующей «долому» в момент выстрела. Классическое усталостное разрушение металла. Стреляли из орудия много, оно пережило два обстрела и два ремонта. Вместе с орудием пережил ремонты и тормоз отката, развивающегося дефекта никто не заметил. Впрочем, без ультразвукового дефектоскопа его очень трудно обнаружить.