Людовик XIV - Франсуа Блюш

Чтобы быть включенным в совет, достаточно было быть отобранным Его Величеством: король ввел туда суперинтенданта Фуке и отстранил канцлера Сегье. Он выдвинул государственного секретаря Летелье и пренебрег его тремя коллегами, даже Бриенном, который пребывал в ранге министра уже год. Он выбрал де Лионна, который вплоть до 1663 года не был государственным секретарем. Правда, Лионн, как и Летелье, состоял в отборной команде, руководимой Мазарини. Этот человек блестяще провел переговоры по заключению Пиренейского соглашения и не имеет себе равных по части дипломатии, вкуса, остроумия и вежливости. «В нем, — уверяет Сент-Эвремон, — сочетаются разные таланты; Лионн проявляет тонкое знание человеческих достоинств и глубокое понимание дел. Я не перестаю удивляться, что этот министр, сумевший привести в полное замешательство политику итальянцев и обмануть бдительность испанцев, привлекший на нашу сторону такое множество немецких принцев и заставивший действовать в наших интересах людей, с трудом двигающихся даже ради собственной выгоды, что этот человек, исключительно искушенный в искусстве переговоров и так глубоко разбирающийся во всех делах, мог еще проявлять, помимо всего этого, огромную деликатность, свойственную самым вышколенным придворным, как в беседе, так и в развлечениях»{92}. Если учесть, что и Летелье не только талантливый администратор, но еще и ловчайший придворный XVII века, что и Фуке, несмотря на свои пороки, равно как и благодаря им, постоянно действует и мыслит как истый дворянин, то станет ясно, что триада короля отнюдь не мещанский клуб, а строго отобранная группа компетентных, любезных, отлично воспитанных государственных мужей.

Распределение дел между ведомствами и советами, как и распределение ответственных сотрудников по разным отделам совета, — король, министры, канцлер постоянно заботятся об установлении связи между правительственными отделами и личным советом, — способствуют нормальному функционированию сложного и еще слабо обкатанного механизма. Если бы Людовик XIV не делал отбор лично и если бы не присутствовал на советах, успех не был бы таким явным и результаты их деятельности не были бы такими долговечными. Правда, король, будучи исключительно осмотрительным, ввел из предосторожности в систему механизма, на скромную пока еще должность, но на важный стратегический пост, преданного человека, которому подозрительный Мазарини доверял больше, чем кому бы то ни было. Этого человека звали Жан-Батист Кольбер, он был лучшим подарком, который умирающий Мазарини сделал королю.

Восьмого марта, накануне кончины Мазарини, Кольбер назначается интендантом финансов. Людовик XIV «ему полностью доверяет»; он говорит, что знает его «как человека старательного, умного и честного»{63}. Бывшему приверженцу кардинала поручается осуществление контроля над использованием государственных средств. Король знает, что он не только следит за казной: он следит, по поручению короля, за суперинтендантом финансов.

Уж и белка

У семьи Фуке был герб со значением: серебряный, с белкой (в просторечии белка называется «фуке»). Герб Кольберов был золотой, с лазурным ужом. Такая геральдика сразу же рождает ассоциации с басенными персонажами. Никола Фуке никогда не скрывал своих амбиций. Они ярко выражены в семейном девизе: «Quo non ascendam?!» («Куда я только не взберусь?!») Ловкая белка удивительно символична. Но маленький грызун не заметил, что за ним следует уж, который проявит в нашей басне большое терпение и хитрость и долго будет скрывать свою ненависть и агрессивность.

Чтобы понять событие, которое произошло в 1661 году, нужно вернуться к временам, наступившим сразу после Фронды{1}. В 1653 году король был абсолютно не сведущим в вопросах финансов. Мазарини, который учит его многому, недостаточно компетентен, чтобы вооружить его необходимыми знаниями в этой области, да и нет у него желания научить крестника слишком хорошо разбираться в деталях финансовой системы. В этой области первостепенную роль играют три личности: Мазарини, Фуке и Кольбер. Последний, интендант кардинала Мазарини, готовится (это его роль) управлять огромным состоянием, которое кардинал восстановил по возвращении из изгнания. Мазарини, который вернулся почти полностью разоренным, оставит после своей смерти 35 000 000 ливров (около двух миллиардов наших теперешних франков), сумму, превышающую кассовую наличность Амстердамского банка{170}. Кольбер знает, что премьер-министр слишком сильно и слишком быстро богатеет, даже если сделать скидку на то, что его услуги огромны. Состояние Мазарини состоит из пяти миллионов в виде кредитных билетов, то есть бумажных «денег», гарантированных налоговыми поступлениями. Но у Кольбера есть все основания держать язык за зубами: кардинал его покровитель; сеиды Мазарини (и Кольбер занимает самую выгодную позицию среди них) тоже сколачивают себе состояние; наконец, Кольбер ждет своего часа. Готовясь к нему, он терпеливо и безжалостно собирает цифры и факты (основы будущих разоблачений) против суперинтенданта финансов Фуке. В 1659 году, после смерти Абеля Сервьена, когда Фуке останется один на своем посту, Кольбер начнет усиленно распространять компрометирующие слухи о министре финансов. Мазарини, который охотно ставил сразу на две разные карты, делал вид, что ничего не замечает. Кардинал действительно чувствует, что здоровье его пошатнулось, он заботится прежде всего о том, чтобы сохранить свое огромное состояние, ему трудно упрекнуть Фуке в том, что тот тоже обогащается, и ему кажется чрезвычайно выгодным оставить все так, как есть.

Никола Фуке, занявший свой пост в 1653 году, унаследовал полностью опустошенную (с лета 1648 года) государственную казну, очень плохую налоговую конъюнктуру (при Фронде были полностью прекращены «чрезвычайные дела», то есть больше не изыскивались спасительные уловки для выхода из создавшегося положения; кроме того, тальи стали гораздо меньше давать дохода, чем прежде), крайне дефицитную монетную массу (с 1641 года Европа страдает нехваткой ценных металлов). Мазарини отвел Фуке главную роль в суперинтендантстве, которое было в то время двуглавым: Фуке надлежало найти во что бы то ни стало деньги, и сделать это быстро, ибо государство было обескровлено; а также изыскать их в большом количестве, ибо война с Испанией нас разоряла. В этих условиях суперинтендант финансов будет прибегать к испытанным методам. Он сохранит существующие финансовые структуры, которые привели к тому, что почти все оказалось арендованным: не только косвенные налоги и

«чрезвычайные дела» (область королевских откупщиков), но и прямые налоги, так как сборщики налогов и главные казначеи провинций, поздно присоединенных к Французской короне, вынуждены все больше и больше становиться субподрядчиками. Короче, Никола Фуке сохраняет структуру, которую его никто не просил менять, которая прежде казалась рентабельной для государства и вполне сочеталась с его умением вести дела. Фуке, человеку, умеющему обольщать и исключительно общительному, ничего не стоило подкупить лестью откупщиков, субподрядчиков и всяких других финансовых воротил, внушающих доверие. К тому же, чтобы заставить их окончательно вернуться в налоговую систему, он увеличивает им процент прибыли.

Словом, эта политика была нисколько не хуже любой другой. Она обеспечивала монархии надежные поступления. Правда, она ставила правительство в зависимость от заимодавцев, но зато спасала короля от непопулярности. Действительно, легче всего разоблачать от случая к случаю корыстолюбие своих приверженцев, скандальный характер их обогащения; заставить их замолчать — обычная практика. (Начало и конец единоличного правления Людовика XIV были ознаменованы двумя сессиями палат правосудия — в 1661 и в 1716 годах, — на которых мало заботились о справедливости; эти деловые люди, обвиненные во всех смертных грехах в королевстве, подверглись жестким налоговым обложениям.) Но в 1661 году деловым людям расставят двойную ловушку: государство не только заставит расплачиваться финансистов и отдаст их народу на растерзание, но еще и придумает, не без риска для себя, помимо обычных искупительных жертв, совершенно неожиданного козла отпущения — самого суперинтенданта финансов Фуке. Для этого достаточно было убедить молодого короля в коварстве его министра. Кольбер сумел это сделать, ему удалось привлечь Людовика XIV на свою сторону. И 4 мая 1661 года, за три с лишним месяца до знаменитых празднеств, которые должны были состояться в Воле-Виконт, король принял решение погубить суперинтенданта финансов.

Позиция Кольбера нам сегодня ясна{170}. Он стал замечать уже с 1659 года, что кардинал болен; учитывая, что он не бессмертен, чрезмерно верный интендант предвидел: когда Мазарини не станет, будет непросто избежать крупномасштабного публичного разоблачения скандальных дел и выверки счетов. Кардинал это тоже понимал; он позаботился о том, чтобы Людовик XIV отказался считаться его наследником, и сделал все, чтобы избежать инвентаризации, которая разоблачила бы его служебную недобросовестность. Кольберу важно было остаться в хороших отношениях с Мазарини и выслужиться перед королем. Он отмежевался от суперинтенданта, чтобы найти способ его устранить в подходящее время, и сделал это так, чтобы не скомпрометировать Мазарини.