Старик в углу - Эмма Орци

– Да неужели? – прошептал Старик. – Разве не бесспорно, что банковский сейф облегчили на 5000 фунтов стерлингов вечером 25 марта до половины двенадцатого ночи?

– Да, но и только…

– Разве не бесспорно, – тихо прервал он, – что замок сейфа не взломан и, судя по всему, открыт собственным ключом?

– Я знаю, – огрызнулась мисс Бёртон, – и поэтому все согласились с тем, что Джеймс Фэйрберн не мог…

– И разве не бесспорно, что Джеймс Фэйрберн не мог ничего увидеть сквозь запертую стеклянную дверь перегородки? А также то, что сама миссис Айрленд впустила Джеймса Фэйрберна в кабинет мужа, когда увидела того лежавшим в обмороке перед открытым сейфом. Конечно, это был бесспорный факт, и он доказывал любому мыслящему уму: если сейф открыт ключом, это мог сделать только человек, имевший доступ к этому ключу.

– Но человек в личном кабинете управля...

– Совершенно верно! Человек в личном кабинете. С вашего разрешения, продолжу перечисление бесспорных фактов, – усмехнулось забавное создание, отмечая каждую фразу одним из своих любимых узлов. – Человек, который в ту ночь свободно мог получить доступ к ключу от сейфа, о чём не подозревал ни управляющий, ни даже его жена. Человек, во имя спасения которого миссис Айрленд была готова солгать. Много ли существует мужчин, ради которых англичанка, принадлежащая к высшим слоям среднего класса, согласилась бы лжесвидетельствовать? Разумеется, нет! Она могла бы сделать это для своего мужа. Как и считала общественность. И никому никогда не приходило в голову, что она могла сделать это для своего сына!

– Для сына! – воскликнула Полли.

– Ах! Очень умная женщина, – с энтузиазмом воскликнул Старик, – обладающая такими храбростью и присутствием духа, каких мне в жизни не приходилось встречать. Она спускается вниз перед сном, чтобы посмотреть, не пришли ли с последней почтой какие-либо письма. Замечает приоткрытую дверь кабинета мужа, толкает её, и тут, при внезапной вспышке света от торопливо зажжённой спички, она мгновенно понимает, что перед открытым сейфом стоит вор, и этот вор – её собственный сын. В этот момент она слышит шаги сторожа, приближающегося к перегородке. Нет времени предупреждать сына; она не знает, что стеклянная дверь заперта; Джеймс Фэйрберн в любую секунду может включить электрический свет и увидеть, как молодой человек грабит хозяйский сейф.

Только одно может успокоить сторожа. Только один человек имел право находиться в кабинете в этот час, и миссис Айрленд без колебаний произносит имя своего мужа.

Имейте в виду, я твёрдо уверен, что тогда бедная женщина хотела всего лишь выиграть время, и у неё оставались надежды на то, что её сын всё-таки не станет возлагать столь тяжкое чувство вины на свою совесть.

Что произошло между ними, мы никогда не узнаем, но нам известно, что молодой злодей сбежал со своей добычей в полной уверенности, что мать никогда не предаст его. Бедная женщина! Что за ночь ей пришлось пережить! Но миссис Айрленд была умной и дальновидной. Она знала, что репутация мужа не должна пострадать из-за её действий. Следовательно, она выбрала единственный доступный ей путь, чтобы спасти сына даже от отцовского гнева, и смело отвергла заявление Джеймса Фэйрберна.

Конечно, она полностью осознавала, что её муж мог легко оправдаться, и худшее, что ей угрожало – впечатление о том, что она считала мужа виновным и пыталась спасти его. И была уверена, что в будущем с неё снимут любые обвинения в соучастии в краже.

К настоящему времени все забыли бо́льшую часть обстоятельств; полиция по-прежнему следит за карьерой Джеймса Фэйрберна и расходами миссис Айрленд. И, как вам известно, у неё до сих пор не обнаружили ни одной банкноты из похищенных. Но зато обнаружили несколько штук в других районах Англии. Никто не понимает, как легко обналичивать английские банкноты в небольших agents de change[64] за границей. Changeurs всегда рады фунтам; и какая разница, откуда эти деньги берутся, при условии, что они подлинные? Проходит неделя-другая – и почтенный месье le Changeur уже не может сказать, откуда в его кассе взялись те или иные банкноты.

Вот так. Молодой Роберт Айрленд уехал за границу; когда-нибудь он вернётся, сделав состояние. Вот его фотография. А это его мать – умная женщина, согласны?

И прежде, чем Полли успела ответить, Старик ушёл. Она никогда не видела, чтобы кто-нибудь так быстро передвигался. И всегда оставлял после себя занятный след: кусок верёвки, состоявший из одних узлов, и несколько фотографий.

ГЛАВА XXI.

ДУБЛИНСКАЯ ТАЙНА

– Мне всегда казалось, что история этого поддельного завещания столь же интересна, как и всё, что я читал, – заявил в тот день Старик в углу. Некоторое время он в молчании задумчиво разбирал и просматривал пачку маленьких фотографий, лежавших в его записной книжке. Полли догадалась, что некоторые из них сейчас передадут ей для осмотра, и ждать долго не пришлось.

– Это старый Брукс, – сказал Старик, указывая на одну из фотографий, – миллионер Брукс, как его звали, а это два его сына, Персиваль и Мюррей. Любопытный случай, не так ли? Лично я ничуть не удивлён, что полиция села в лужу. Если бы сотрудник этой весьма уважаемой организации оказался столь же умён, как автор поддельного завещания, в нашей стране осталось бы очень мало нераскрытых преступлений.

– Вот почему я всегда пытаюсь убедить вас поделиться с нашей бедной невежественной полицией могуществом вашей проницательности и мудрости, – улыбнулась Полли.

– Я знаю, – мягко ответил он, – что вы очень добры в этом отношении, но я всего лишь любитель. Преступление интересует меня только тогда, когда оно напоминает интеллектуальную игру в шахматы со множеством замысловатых ходов, которые приводят к одному решению: мат антагонисту – детективной силе страны. А теперь признайтесь, что в дублинской загадке сообразительной полиции поставили мат.

– Безусловно.

– Так же, как и общественности. В действительности в одном и том же городе совершили два преступления, которые поставили следователей в тупик: убийство адвоката Патрика Везереда и поддельное завещание миллионера Брукса. В Ирландии не так уж много миллионеров; неудивительно, что старый Брукс являлся в этой категории заметной фигурой, поскольку его бизнес – консервирование бекона – стоил более двух миллионов фунтов стерлингов звонкой монетой.

Его младший сын Мюррей был утончённым, высокообразованным человеком и, кроме того, сокровищем в