Уникумы Вселенной – 3 - Юрий Иванович

– Спаленка ничего себе, может быть. И зеркало шикарное, на всю стену! А вот кровать одна.

– Так это здорово! Тем более это для меня не новость, – бросил Карл.

– Поэтому ты будешь спать здесь, чтобы не беспокоить раненую и не смущать меня. Я тебе постелю на лавке, одеяла я нашла.

Вместо ожидаемой благодарности Пузин презрительно скривился, снял последнюю пробу, еще чуток досолил и стал набирать еды в три миски, понемногу из каждой кастрюли.

– Давай разберемся: когда это ты меня смущалась? Мы с тобой сексом разве что на Эйфелевой башне не занимались. По поводу раненой, так их там десяток на той кровати затеряется. Ну и вынужден напомнить: каждый спит там, где ему нравится. Вдобавок: или там, где он может улечься по праву силы. Поэтому я сплю на кровати. А вы – где вам вздумается.

После чего беспардонно, с тремя мисками отправился к лавке, расположился там и принялся по очереди поглощать еду с каждой миски. Неспешно смакуя при этом и пытаясь окончательно отыскать аналогичные земные сравнения.

Обе женщины смотрели на него с целой гаммой противоречивых чувств, но воскликнула на понятном языке только одна:

– А нам?!

Мужчина вначале прожевал и только потом переспросил:

– Ответить в рифму? Или напомнить порядки в любой экспедиции? Я вам сготовил, так еще и подать должен? А руки у вас что, отвалятся? И не забудьте: мойку посуды на сегодня распределите между собой без моего окрика. Если не договоритесь, назначу в приказном порядке.

Аника на его слова попыталась что-то быстро и гневно залопотать, но Люссия только безнадежно махнула рукой и отправилась к шкафу с довольно приличной фарфоровой посудой.

– Бесполезно! Этот змей сейчас еще и гадость какую-нибудь учудит, вообще без нормального ужина останемся. Мы ему как-нибудь иначе отомстим.

Самое смешное, что жрица все поняла по интонации и взглядам и утверждающе кивнула в конце монолога подруги по спонтанным путешествиям. Да, мол, отомстим!

– Ага! И мстя ваша будет страшна? Ха-ха! – рассмеялся мужчина. – Только учитывайте, я завтра ухожу в ущелье и уже примерно догадываюсь, кто тут останется на хозяйстве.

– Подумаешь! – фыркнула светоч журналистики, ставя на столик две полные тарелки с кашей, которая ей показалась более приятно пахнущей. – Мы тут без тебя скучать не станем. Правда, Аника?

И та опять вполне верно кивнула в ответ.

– А при чем тут Аника? – чистосердечно удивился Карл. – Она отправляется со мной, в подобную разведку в одиночку не ходят. Завтра с утра ей подберу что-то более закрытое из одежд знахарок, и отправимся в путь.

– Без меня? – Вопрос был задан равнодушным тоном, словно речь шла о прошлогоднем урожае. Но археолог умел тонко чувствовать особое состояние своей любимой. Сейчас она намеревалась дать бой, доказать свою правоту и здорово при этом поторговаться. Поэтому ответил с показной ленцой:

– Может, и тебя возьму… если покажешь свою незаменимость.

– Кто кого возьмет, – пустилась в рассуждения женщина, успевая при этом и кашу есть, и что-то интенсивно рисовать на принесенных листах бумаги. Аника тоже в этом процессе участвовала. – Разве ты без моих подсказок сможешь правильно сориентироваться? Правильно понять аборигенов? Прочитать их надписи на зданиях, а то и на простейших дорожных знаках?

– Ха! А ты и читать научилась? – прищурился археолог. – Когда успела?

– Творческий подход, верный логический анализ, уникальная сообразительность, – перечисляла женщина, продолжая возиться с рисунками, – по совокупности дают прекрасный результат. Это только тебе просто везло отыскивать удачные места для археологических раскопок. Остальные думают головой. И не забывай о моих талантах журналиста. Не я ли успевала понять и подать то, о чем другие только смутно догадывались? Не я ли…

– Все, все! – перебил ее Пузин. – Обещаю тебя взять с собой в любом случае. Давай рассказывай, что ты там надумала.

Подобные обещания он выполнял всегда, поэтому Люссия перестала сдерживать прущее из нее веселье и самодовольство. Да и, как потом выяснилось, она и в самом деле заслужила наивысшие похвалы за свою сообразительность.

А первым толчком к размышлениям послужили утверждения Аники, что ее колье могло обходиться без подзарядки или смены элемента питания столетия. Это сразу натолкнуло на идею поискать подобные колье прямо здесь, в монастыре. Но вот представительница сагири утверждала, что прибывающие к ним адельваны никогда не носили таких украшений, а дарили подобные устройства только жрицам, обсуживающим площадки с телепортами. Сами они, дескать, в любом случае понимают любое разумное существо. То есть заведомо завышали планку своих умственных возможностей.

Но ведь подобного не бывает, и Люссия, еще при осмотре спальни, поинтересовалась, в чем четырехрукие прибывали на планету сагири. Выяснилось, что в чем угодно, но две детали были обязательны: сеточка для волос, сдерживающая прическу на голове, и две увесистые не то бляшки, не то серьги в мочках ушей. Ну и возникал сразу естественный вопрос: для чего им могут служить бляшки и сетка? В том числе и мужчинам? Почему бы не для тех же целей, что и более громоздкие, бросающиеся в глаза колье?

Зашли на всякий случай в операционную, где Люссия внимательно осмотрела головы покоящихся там останков. У двоих имелись и сеточки на головах, и блямбы в мочках ушей. Да и, понятное дело, кто, как не целительницы, имел право принимать иных разумных после телепортации, а вернее, в экстренных случаях наведываться в иные миры? Пожалуй, только высшее руководство монастыря. Но они все почили на поверхности, деликатные устройства за много лет уничтожились сыростью и прочими негативными воздействиями природы. А здесь, на мумиях, все сберегалось нетронутым, в целостности и сохранности. Только и осталось, что побеспокоить скорбные останки, а потом испытать доставшиеся людям уникальные устройства.

После осознания всего рассказа поведение Пузина резко изменилось. Он вскочил и с расторопностью наилучшего, вышколенного официанта подал дамам на пробу тарелки с иной пищей. В кружках принес некое подобие отвара, на блюдце – остатки какого-то засахарившегося меда и при этом непрестанно восклицал:

– Чего еще барышни желают? Любой каприз… э-э… в разумных пределах!

– Давно бы так! – вольготно вздохнула наевшийся светоч журналистики. – И посуду не забудь помыть!

– Не извольте беспокоиться, сударыня!

И, уже обращаясь к сагири, землянка пожаловалась:

– Вот! Может ведь, когда захочет! Но как мне дорого эта дрессировка обходится! Не позавидуешь. – Пытаясь развить успех, она закомандовала: – Одеяла для своей лавки принеси сам, они там, на кровати, лежат!

Но тут ей обломилось:

– Фигушки, моя дорогая! Кровать моя, и тут тебе уже никакая сообразительность не поможет меня оттуда выгнать.

Так они и спали в ту ночь втроем: Люссия, приткнувшись под бочком у Карла, и Аника, непроизвольно жмущаяся к спине землянки. Кровать-то огромная, спать осторонь – страшно, да и в самом деле в ней заблудиться можно.

Глава тринадцатая

Кормилец

Михаил Степанович Днепрянский науку археологию любил. Непосредственно полевую практику обожал. Несмотря на свои немалые габариты, прекрасно танцевал и увлекался танго. Умел превосходно готовить, по коей причине в начале прошлой экспедиции был назначен главным кулинаром и, как следствие, получил уважительное прозвище Кормилец. Благодаря своим инициативам, толике везения и внешней притягательности стал очень близок с Пеотией и, если судить по факту де-юре, как обладатель почетного меча и номинальный супруг прекрасной богини являлся теперь императором мира Рилланкар. Правда, там его обязанность только и заключалась в сопровождении Пеотии, когда та наведывалась в столицу Рилланкара на торжественные церемонии.

То есть как мужчина и почетный представитель человечества котировался на самом высочайшем уровне.

Но все-таки, как молодой парень, имел в своем образовании, в жизненном опыте и в понимании, ведении флирта огромные прорехи. Он никому не признавался и даже при прямом вопросе своей могущественной пассии умудрился уйти от ответа, но некий факт имел место в его жизни: до знакомства с ветреной и взбалмошной богиней у него не было интимных отношений с женщинами. Следовательно, несколько ночей страсти, проведенных в угаре и в неведомых пространствах иных миров, ну никак не адекватны долгосрочным, вдумчивым отношениям с представительницами прекрасного пола. То есть если судить по правде, фактически, то Михаил до сих пор оставался девственником. Хотя, если рассуждать формально и судить по ошарашенному вниманию к нему в последнее время земной цивилизации, господин Днепрянский смотрелся как опытный, прожженный в любовных баталиях, уверенный в себе мачо.