Внебрачная дочь продюсера - Анна Литвиновы

– Пятьсот рублей вас устроит?

«Интересно, вернет ли мне эти деньги Кривошеев?»

Глаза собеседницы блеснули за стеклами мощных очков.

– Пятьсо-от? – протянула она. – Ну давай.

– После разговора, ладно?

– После? Да после ты меня кинуть можешь.

Леся вымученно улыбнулась.

– А если я заплачу до, вы ж потом можете ничего мне не рассказать!

– Да я оперативникам тридцать раз все втолковывала. Не бойсь, и в тридцать первый расскажу.

Леся достала из сумочки двести рублей, протянула за окошко.

– Остальное – потом.

– Осторожная ты, деваха, – расплылась в кривой улыбке консьержка. – Правильно, в Москве так и надо. Ну спрашивай.

– Вас как зовут?

– А зачем тебе?

– Надо ж мне к вам как-то обращаться.

– Ну, Елена Васильевна.

– А фамилия?

– Это тебе зачем?

– Шефу своему отчет написать: заплачено Елене Васильевне такой-то пятьсот рублей за информацию.

– Обойдешься без отчета. И без фамилии.

– Ну ладно… Пожалуйста, как хотите… Скажите… В тот вечер, в субботу, когда продюсер Брагин вернулся домой?

– Точно сказать не могу: я думаю, около одиннадцати. Может быть, пол-одиннадцатого.

– Он был один?

Леся замерла. Сейчас консьержка приглядится к ней, да и проорет: «Это ты, ты была с ним!»

Но нет, женщина спокойно ответила:

– С девушкой он был.

Леся, чтоб не вызвать огонь на себя, не стала выяснять факты, которыми обязательно интересовались оперативники: как выглядела девушка, возраст, внешние приметы, в чем одета.

– Значит, Брагин поднялся к себе с девушкой… А до этого? Кто-нибудь из семьи Брагина в подъезд заходил? Или, может, кто-то посторонний, не здешний жилец?

– Нет, – решительно покачала головой тетенька, – никого такого не было.

– Значит, Брагин поднялся в квартиру с девушкой. А что было потом?

– А потом девушка вышла. Довольно быстро.

– Через сколько минут?

– Минут через пятнадцать.

«Неужели я так мало времени провела у Брагина? Мне показалось – вечность».

– Вы с ней о чем-нибудь говорили?

– С девушкой?

– Ну да.

– Да, она мне сказала, что вот, мол, забрала ноты и ушла.

«Итак, консьержка рассказала в милиции о девушке, то есть обо мне… Почему тогда меня менты не ищут? (А ведь Кривошеев в понедельник сказал, не ищут.) Я бы на их месте обязательно искала. Или, может, Ник не совсем в курсе? И на самом деле на меня уже идет охота? Или пойдет сейчас, после того, как менты решили, что убийца не Петя Брагин?» Под ложечкой засосало. За пару последних дней Леся уверилась, что она вне подозрений – а теперь выходило, что рано обрадовалась. В любой момент ее могут задержать, бросить в камеру, начать прессовать.

– А после того, как девушка ушла? – спросила Леся. – В подъезд кто-нибудь входил? Или выходил?

– Потом минут через десять Петька Брагин вбежаал, сын. Несся, как угорелый, даже лифта ждать не стал, по лестнице побежал. А буквально минут через пять приехала милиция. И сказали мне, что вызов в пятую квартиру, и тоже наверх побежали…

«Показания совпадают с рассказом Пети Брагина. Интересно, кто ему позвонил с сообщением о смерти отца? Не иначе убийца… Но зачем тому понадобилось звонить?»

Привратница, кажется, вошла во вкус рассказа:

– Ну а потом началось… Новые менты подъехали… Квартиру осматривали… Я понятой была!.. – выпалила она с гордостью.

– Вы что-нибудь подозрительное в квартире заметили?

– Да нет, а чего, квартира как квартира, богатая, только труп лежал… Долго они там возились, порошком все посыпали, фотографировали… Петька плакал… А потом они допрашивать меня взялись…

– А вы Петю Брагина откуда знаете?

– Да он здесь у отца часто бывал. Со мной всегда так вежливо здоровался…

– А в одиночку он сюда приходил? Когда отца дома не было? – спросила Леся. Ей вдруг пришла в голову неожиданная мысль.

– Бывал, – кивнула женщина. – У него и ключи свои от отцовской квартиры были.

«Петя мог в вечер убийства проникнуть в квартиру первым, – подумала Леся. – Он знал повадки своего папеньки. Догадывался, что тот может прийти с вечеринки не один – и значит, будет на кого свалить убийство. Итак, он дожидался в квартире, когда я с его отцом поднимусь. Потом я ушла в ванную, а Петр убил отца. Затем он незаметно вышел через черный ход. А потом пробежал, демонстрируя спешку и горячую заинтересованность в судьбе отца, через парадное… Только зачем ему понадобилось возвращаться?.. Обнаружил, что забыл что-то на месте преступления? Например, те ключи, которые нашла я? И он придумал эту историю с телефонным звонком и помчался обратно в квартиру, чтобы забрать улику?.. А шлюха Яна с ее гадкими показаниями просто врет, подтверждает его алиби? И это она звонила на сотовый Пете – специально с телефона с антиопределителем номера?.. Вопросы, вопросы, и ни единой улики…»

Леся спросила консьержку:

– Елена Васильевна, а в субботу, в день убийства, Петя сюда – раньше отца – точно не приходил?

– Нет, – покачала головой та, – я же говорила. Я его в ту субботу раньше не видела. Только когда он примчался как угорелый.

– И никто в квартиру до самого Брагина не поднимался? Никого из семейства Брагиных вы не видели? Может, Ивана – младшего сына? Или Веру Петровну?

– Нет. Нет. Никого. Да ты уж спрашивала меня. По второму кругу пошла. Как менты. Хватит уже, давай рассчитывайся.

Леся подумала, о чем бы ей еще спросить консьержку, и выходило, что вроде все, что могла, она выяснила. И главное, женщина ее не узнала. И тут Лесе в голову пришла еще одна мысль. Хоть и боязно было снова наводить разговор на себя, но узнать хотелось, и она спросила:

– А субъективный портрет той девушки, что с Брагиным в субботу приходила, вы в милиции составляли?

В глазах женщины мелькнуло недоумение:

– Субъективный – что?

– Ну, фоторобот составляли?

– Нет, – быстро ответила та, – ничего они такого меня не просили.

Леся полезла в сумочку.

– Вот вам еще триста рублей, как договаривались, о’кей?

– О’кей – хоккей, – передразнила ее консьержка. – Что, мало слов хороших русских, что ли? Все по-американски говорить начали, как обезьяны. Почему не сказать: «хорошо», или «ладно», или «спасибо»?

– Хорошо. Ладно. Спасибо, – улыбнулась Леся и протянула женщине три сотенные купюры.

Она посмотрела на расписание дежурств консьержей: Бычков, Паршинцев, Куприянова, Серегина… Сегодня, судя по дате, на вахте стояла Серегина. Значит, Елена Васильевна Серегина. На всякий случай запомнив фамилию, Леся вышла на залитую солнцем улицу.

Их с Ником расследование за сегодняшний день не продвинулось ни на миллиметр.

А самое главное: Васечка до сих пор и не подумал ей позвонить.

Леся перешла дорогу и добрела до входа на пруды. Встречные прохожие поглядывали на нее, кое-кто оборачивался. То ли она выделялась своим неформальным видом, с короткой стрижкой и татушкой, а может, грустью, написанной на лице. Публика здесь, в центре столицы, прохаживалась непростая. Насколько средний москвич казался богаче, красивее и ухоженнее среднестатистического жителя Лесиной родины – настолько народонаселение Патриков выглядело круче обычных обитателей Белокаменной. Вот навстречу, лучась лицом, прошел актер – с детства известный, только фамилию его Леся с испугу забыла. Вот двое иностранцев проследовали, без умолку треща на итальянском. И даже бомж, сидящий на одной из лавочек, в грязных штанах, с немытыми волосами и тапочках на босу ногу, читал, да не что-нибудь, а «Независимую газету».

Леся с трудом отыскала незанятую скамейку и уселась лицом к воде. Весь сегодняшний день она вспоминала о Васечке, пусть исподволь – мешали дела, – но чуть ли не постоянно. Теперь ее ничто не отвлекало от мыслей о нем, и мысли эти были грустные.

Похоже, она Васю просто испугала. Своими признаниями, своими слезами, своей несчастной судьбой. Разве парням охота связываться с несчастненькими! Они любят, чтобы все было без проблем. Весело, с подначками, хи-хи, ха-ха… А она… Она никому не нужна…

Захотелось плакать, но Леся переборола себя. Нельзя раскисать. Да и тушь потечет. И она постаралась перевести свои эмоции в рациональное русло. Мыслить логически, как и положено будущему следователю.

«Пожалуй, мне надо съезжать с Васечкиной дачи, – подумала она. – А то получается ужасно неловко и двусмысленно. Какая разница, ищет меня милиция, не ищет… Можно было бы понять смысл моего пребывания там, в Гречанинове, если бы я в доме отсиживалась, носа б оттуда не казала… А я все равно кружу по Москве, в непосредственной близости от места преступления, встречаюсь с подозреваемыми… Если захотят, меня возьмут в два счета…

Значит, решено? Я сегодня же возвращаюсь домой – то есть, конечно, не домой, а в Гречаниново, к Васечке на фазенду, – собираю вещи и еду в Первопрестольную, на свой Кленовый?.. Чемодан не слишком тяжелый, доволоку его как-нибудь до станции, а потом на электричку – и в столицу… А ключи от дачки оставлю соседке…»