«Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса - Ежи Климковский

Помня об этом, Сикорский, по согласованию с правительством Советского Союза, 6 августа 1941 года назначил Андерса командующим польскими вооруженными силами в СССР и одновременно, для поднятия его авторитета, 10 августа 1941 года присвоил ему звание дивизионного генерала.

Однако Сикорского сразу же охватили некоторые сомнения, и в разговоре с послом Котом он высказал опасение, что Андерс окажется недостаточно лояльным, а кроме того, выразил неуверенность в его политических взглядах.

Между тем договор вступил в силу и стал приносить первые результаты. Сразу же после его подписания масса польских граждан, разбросанных по всей огромной территории СССР, почувствовала значительное облегчение.

С нетерпением ожидали мы подписания и начала реализации военного соглашения, верили, что оно откроет перед нами широкие перспективы и позволит наконец осуществить наши мечты и надежды.

Только через несколько дней после подписания военного соглашения я смог его прочитать и поговорить на эту тему с Андерсом. Соглашение вызывало немало недоумений и, к сожалению, не разрешало исчерпывающим образом ни одного вопроса. К нему следовало присовокупить еще ряд меньших соглашений или протоколов, поэтому оно сразу же нас разочаровало и внесло первый диссонанс в наше замечательное настроение. Богуш, к которому мы обратились за разъяснениями по поводу соглашения, признал, что оно действительно содержит много недостатков и недомолвок (а ведь он сам его готовил и затем подписал), но оправдывался тем, что не имел времени обстоятельно обсудить его с Сикорским, так как в период польско-советских переговоров находился в Шотландии, не интересовался этим и вообще не знал ни о каких переговорах. Лишь 30 июля 1941 года его вызвали телеграммой к Сикорскому в Лондон и там приказали немедленно отправиться в Москву в качестве главы военной миссии. Только тогда он, Богуш, узнал, что заключен какой-то договор, но что представлял собой новый документ, не имел никакого понятия. Этих вопросов с Сикорским он почти не обсуждал. Сикорский обратил особое внимание на летчиков и предложил ему лично следить за этим делом. Вот только это и запечатлелось в его, Богуша, памяти. Остальное предполагалось определить позже. Когда позже — оставалось тайной, поскольку он сразу же должен был вылететь. С послом Котом вопросов военного соглашения также не обсуждал, во-первых, потому, что считал их делами военными и посла не касающимися, а во-вторых, потому, что не переносил Кота и не находил нужным вообще вести с ним какие-либо разговоры. С Андерсом, который находился уже на месте и был облечен полномочиями командующего польскими вооруженными силами в СССР, Богуш также не счел уместным обстоятельно обсудить военное соглашение, как не нашел нужным привлечь Андерса к переговорам и к составлению самого документа, хотя следовало полагать, что это соглашение никого так не касается и никто другой в нем так не заинтересован, как именно командующий, которому на его основе предстояло действовать[45].

Вскоре я познакомился с нашим временным поверенным в делах доктором Реттингером, о котором молва широко разнесла, что он состоит в большой дружбе с англичанами, в частности с английским послом в Москве Криппсом, по личному предложению которого его и прислали в Москву. Я понял, что за многими нашими делами постоянно, как тень, стоит Англия.

Андерс тоже очень быстро завязал отношения с англичанами. Еще накануне первых переговоров с советскими властями он посетил начальника английской военной миссии в Москве генерала Макфарлана, с которым очень подружился и которого просил прикомандировать к командованию польских вооруженных сил своего постоянного представителя, что, конечно, вскоре и было сделано. Через д-ра Реттингера Андерс познакомился и с послом Криппсом.

В это же время обнаружилась первая интрига Богуша. Он посоветовал своему приятелю Реттингеру приложить усилия к тому, чтобы еще до приезда в Москву посла Кота добиться каких-либо политических успехов. По мнению генерала, как, впрочем, и многих других высокопоставленных лиц, не следовало отдавать предпочтение вопросам срочным, важным, а нужно было стараться лишь обеспечить себе «личные успехи», к чему эти люди всегда стремились, часто путем интриг и происков и всегда в ущерб общему делу. Так, военное соглашение, в понимании Богуша, должно было явиться его большим личным успехом.

В сущности, первую деловую беседу с советскими представителями по военным вопросам Андерс провел лишь 16 августа — через два дня после подписания соглашения. Беседа была краткой и носила вступительный характер. Были затронуты вопросы организации польских частей в СССР. На этой встрече Андерсу сообщили, что в лагерях для бывших польских военнопленных содержится около двадцати тыс. рядовых и свыше тыс. офицеров. Они должны были стать костяком при формировании первых польских частей в Советском Союзе.

Примерно 20 августа Андерс назначил меня своим адъютантом. С этого момента я стал принимать участие во всех важных совещаниях, заседаниях и других собраниях и встречах — как польских, так и польско-советских. Мой новый статус адъютанта Андерса не регламентировался какими-либо определенными обязанностями. Я делал все, что мне поручалось, включая представительство его особы, а иногда и замещение генерала. Я писал приказы, составлял речи, ездил на совещания, вел протоколы и даже переписку генерала, как служебную (в том числе секретную), так и личную (иногда даже сугубо личную). Жил вместе с Андерсом и выполнял много обязанностей, замещая его. Профессор Кот так определил мое положение при Андерсе: «В течение двух лет Климковский являлся адъютантом, секретарем, архивариусом, казначеем и ближайшим поверенным генерала Андерса».

Для облегчения моей работы, имевшей самый разнообразный характер, я получил от Андерса письменную доверенность следующего содержания:

«Доверяю поручику Климковскому Ежи, офицеру для особых поручений, вести от моего имени все переговоры, касающиеся польских вооруженных сил в СССР, со всеми представителями органов СССР».

Такую же доверенность имел и начальник штаба армии полковник Окулицкий.

Это были далеко идущие полномочия, дававшие мне полную самостоятельность в решении различных вопросов. Вместе с тем мое положение позволяло теперь обстоятельно познакомиться с совокупностью проблем, связанных с нашим пребыванием в Советском Союзе. Я был также уполномочен отдавать от имени генерала приказы, чем никогда, однако, не пользовался.

Тем временем все больше самых разных людей приходило к Андерсу то по личным, то по общим вопросам. Близкие знакомые бывали почти каждый день то на завтраке, то на обеде. Вечера Андерс резервировал для себя. Но завтраки и обеды вскоре приобрели известность. На них ежедневно собиралось до десяти и более человек. Угощения было вдоволь. Самые изысканные блюда, причем в неограниченном количестве, всегда были в распоряжении собеседников, количество всевозможных напитков также было немалым. Ставшие популярными приемы у генерала получили наименование «сеансов обжорства».