Чужое имя. Тайна королевского приюта для детей - Джастин Коуэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Дороти не было ясного понимания, что значит иметь семью, поэтому трудно представить, что она думала о связи с таинственной биологической матерью, посылавшей подарки. Но можно точно сказать, что эти подарки дарили девочке утешение в самые тяжкие дни. Ее день рождения был особенно тяжелым, «длинным и мучительным днем», как она впоследствии описывала это. Но Дороти помнит, что в дни рождения чувствовала себя особенной, поскольку, хотя другие девочки получали подарки от своих приемных матерей, никто из ее знакомых никогда не получал подарков от реальной матери. Однако вопросы о ее матери оставались без ответов. Кто она? Почему Дороти не может встретиться с ней? Почему она не приезжает? Ответы приходилось искать лишь с помощью воображения и неосведомленной болтовни ее сверстниц, так как личность матери Дороти была тщательно охраняемым секретом.
Не только имя ее матери было скрыто от Дороти. Она не знала кое-чего еще, что могло бы утешить ее и даже подарить ей надежду.
Мать Дороти регулярно писала в госпиталь, спрашивая о дочери и умоляя о встрече с ней.
Лена Уэстон отправила первое рукописное письмо через несколько недель после того, как отдала свою дочь под опеку госпиталя для брошенных детей.
28 марта 1932 года
Уважаемый сэр!
Мне бы очень хотелось узнать, как поживает моя малышка. Если вы будете любезны ответить мне и напишете, что у нее все хорошо, я буду очень рада слышать это. Подробности о запрашиваемом ребенке: принята в госпиталь 2 марта 1932 года, пол женский, алфавитный номер О.
Искренне ваша,
Лена Уэстон
Машинописный ответ последовал незамедлительно:
30 марта 1932 года
Уважаемая мадам!
Я получил ваше письмо от 28 марта и рад сообщить вам, что ваша малышка поживает вполне хорошо и успешно обживается в новой обстановке.
Надеюсь, у вас все тоже будет хорошо.
Искренне ваш,
секретарь
В следующем месяце Лена отправила другое письмо и на этот раз приложила к нему три фунта стерлингов с просьбой зачислить деньги на счет ее дочери. Ответ был дан на следующий день после получения письма:
1 июня 1932 года
Уважаемая мадам!
Я получил ваше письмо и рад сообщить вам, что ваша малышка поживает вполне хорошо.
Спасибо за присланные 3 фунта, каковую сумму я разместил на ее счете в Сберегательном банке.
Искренне ваш,
секретарь
Я гадала, что происходило со средствами, помещенными на сберегательные счета. В архивных документах и в рукописи моей матери не было указаний, что они были потрачены на Дороти или что она вообще знала о счете, открытом на ее имя. Письма с просьбами сообщить о благополучии Дороти приходили снова и снова, месяц за месяцем. Примерно через год после того, как Лена оставила своего ребенка в госпитале, она отправила смелый запрос:
25 марта 1933 года
Уважаемый сэр!
Я пишу с просьбой сообщить, как поживает моя маленькая девочка. Я также прошу вас любезно уведомить меня, имею ли я право увидеться с ребенком.
Искренне ваша,
Лена Уэстон
Как обычно, ответ последовал незамедлительно, но там не было упоминания о ее запросе:
28 марта 1933 года
Уважаемая мадам!
Я получил ваше письмо от 31 числа прошлого месяца и рад сообщить вам, что ваша малышка поживает вполне хорошо.
Искренне ваш,
секретарь
Я дважды проверила мои папки с целью узнать, не упустила ли я что-то в предыдущей переписке. Ничего не обнаружив, я перешла к следующему письму.
29 марта 1933 года
Уважаемый сэр!
Я получила ваше письмо за этот вторник, где вы сообщаете, что моя маленькая девочка поживает вполне благополучно. Благодарю вас за это, но также прошу вас сообщить, возможно ли в моем случае дать разрешение увидеться с ней хотя бы на несколько минут. Я не причиню вам ни малейшего беспокойства, и, надеюсь, вы извините меня за это мелкое неудобство.
Искренне ваша,
Лена Уэстон
На этот раз ответ был более конкретным:
30 марта 1933 года
Уважаемая мадам!
Я получил ваше письмо. Мне очень жаль, но я не могу позволить вам посетить ребенка. Мы объяснили вам это обстоятельство, когда принимали ребенка сюда.
Искренне ваш,
секретарь
Прошли годы, прежде чем Лена снова попросила о встрече со своей дочерью в отчаянной попытке добиться согласия, когда мир находился на грани войны. Но она продолжала осведомляться о благополучии ребенка. Иногда письма сопровождались денежными вложениями в несколько фунтов с просьбой положить деньги на счет Дороти. Почти неизменно она получала из госпиталя быстрые и стандартные ответы – короткие машинописные сообщения в одно-два предложения, общий смысл которых сводился к тому, что «у вашей девочки все хорошо».
В нескольких письмах содержалось краткое описание здоровья Дороти. В 1936 году, когда Дороти было четыре года, секретарь госпиталя известил Лену о том, что «девочка заболела корью». В то время корь была опасным заболеванием, и до получения вакцины оставалось еще тридцать лет. В том году только в Лондоне около шестисот человек умерли от кори, но секретарь завершил свое короткое письмо заверением, что «нет никаких причин для беспокойства».
Я держала в руках письма Лены; бумага была тонкой и хрупкой от возраста, с листками разного цвета, от голубого до выцветшего желтовато-белого, как будто она пользовалась любой бумагой, какую могла найти. В рукописи моей матери не упоминалось об этих письмах, и, когда я разобрала документы, у меня сложилось впечатление, что, скорее всего, она никогда не видела их. В 1977 году, когда мне было одиннадцать лет, мать отправилась в Лондон для просмотра собственных архивных документов. Она совершила путешествие, сходное с моим, в попытке понять прошлое и его воздействие на настоящее. У меня не осталось детских воспоминаний о ее путешествии, и мне определенно не рассказывали о его цели. Время от времени мои родители совершали зарубежные поездки, оставляя нас с сестрой в обществе нянь. Полагаю, у матери были большие надежды, но ее визит в Лондон оказался менее плодотворным, чем мой.
По прибытии ей объяснили, что правила конфиденциальности не позволяют ей увидеть собственные архивные записи. «Мне
