Армада - Алексей Сквер

— Жек, для меня нет больше баб, есть только она.

Хрясь, я только что смотрел на него и уже смотрю в сторону. Уебал. Прав. Я не защищаюсь. Не отскакиваю, не бью, я поворачиваю голову к нему и одними губами повторяю:

— Прости, Жек.

Он не прощает. Уходит. Я выхожу из сортира с двойственным чувством. И облегчение — больше ничего не мешает нам с ней, никто и не сможет, но вместе с тем — я предал друга… впервые в жизни.

Мы не разговариваем сутки, я достаиваю наряд и валюсь спать — через день на картошку ехать.

А наутро Жек пропал. На койке осталась записка для ротного. В ней он просил прощения за то, что ушёл, и заява о том, что бросает училище. Дождался моей смены, чтобы не подставлять, и свалил.

Никогда себя так погано не чувствовал. Он отучился три года, с четвёртого курса увольняют крайне редко, и по каждому случаю такой разбор, что трещат задницы всех прямых командиров, начиная с комбата. А комбат в училище — это полковник и личность, выпустившая не одно поколение офицеров. Его выебать архисложно, но вот за такие выкрутасы рвут, невзирая на погоны и заслуги. Самовольное оставление части в училище — это нонсенс. Это не банальный самоход за юбкой или бутылкой, которые процветают на старших курсах сплошь и рядом. Это тотальный пиздец. Как допустили??

Я — его лучший друг, и меня начинают рвать сразу. Я молчу и иду в несознанку, но говорю, что найду его. Говорят — ищи.

Ищу.

Звоню Светке.

— Лёш, вы дрались? Да?? Он звонил, спрашивал, правда ли, что мы решили пожениться.

— Мы поговорили начистоту.

— С тобой всё в порядке?? Мне приехать??

— Он у тебя??

— Нет… а он что? Пропал??

— Пропал… это я пропал… с тобой…

— Я приеду.

— Не надо… я позвоню.

Но я так и не позвонил.

— Ну, и где твой друг, курсант??

— Не знаю, товарищ старший лейтенант.

— Хуёво, товарищ курсант, такой Вы, видимо, ему друг, раз не знаете, что творится в башке Вашего полоумного друга, — ст. л-т Беда зол и раздосадован, несёт чёрт-те что, как будто не видит, что я сам не свой от этой котовасии. Ну, оно и понятно, садится ему, небось, больно после общения с комбатом.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите…я его за сутки найду…

— Чтооооо?? Крррругом, шагом марш отсюда…совсем охуел, что ли, курсант?? Домашних пирожков переел?? Я тебя быстро в чувство приведу!!! Рррразболтались, твою мать. Уррроды.

— Товарищ старший лейтенант… там из-за девушки… разрешите… он же ебанутый…

— Я вам разрешаю, товарищ курсант, очень быстро покинуть мою канцелярию, и не попадаться мне на глаза. На прямое неподчинение приказу я пока закрою глаза…пока… Марш отсюда!!!!

Нас увезли на следующий день на картошку, и вот оттуда уже чухнул я.

Ромка потом рассказывал, что, когда утром нашли мою записку на аккуратно заправленной койке, началось светопреставление местного масштаба. Сначала орал замок, потом старшина, потом ротный, а потом пришёл комбат, всех выебал и ушёл пить водку, предоставив возможность орать всем дальше. Только и сказал:

— Объявятся эти мудаки, ко мне их… подождём. — Старый воин — мудрый воин.

Записка.

Ст. л-ту Беда И. А.

Я, курсант Скворин, убыл на поиски курсанта Левачова. Обязуюсь найти и доставить в училище.

Дата, подпись.

Как бы там ни было, как только мы приехали на картошку, нас поселили в домиках, оставшихся с союзных времён и бывших когда-то трудовым лагерем. По домику на взвод. В нашем домике тут же началось празднование приезда. Дело в том, что водки было привезено немерено, так как именно на сентябрь приходился святой праздник курсанта — День Зачатия. Ровно 9 месяцев до выпуска.

Грех не отпить капельку за приезд, правда??

Все люди, как люди — пьют. У меня в горло водка не идёт. Женька мне друг, пусть я и подонок. И ломает жизнь себе из-за моего счастья. И как я после этого буду счастлив?? Короче, грыз я себя смертным поедом. Ну, накатил стакан, и, дождавшись, когда все рухнут спать, рванул прямо через поля по бездорожью к огонькам в перспективу. Огоньки — дорога. Раменское — это направление к Коломне, а там и Женька, наверное. Его посёлок-то там, где предки его живут. Под Коломной. О том, что он мог банально отсиживаться в Москве по тысяче и одному адресу, я даже не подумал. Как оказалось, всё верно рассчитал. Вышел (бог не фраер) прямо к электричке. Проезд бесплатный. Доехал с грехом пополам до его посёлка. Последнее препятствие — паром. Денег — хуй. А паромщик то ли со скуки, то ли жена ему не дала — залупился. Не повезу, говорит…сука.

Попытался объяснить — перегар. Ну, он мне конкретно ответил, что думает о будущих шакалах-алкоголиках. Да я тогда и не знал, что в армаде офицерьё шакалами прозывают, кстати. Получать в ебло от здоровенного дядьки — сомнительное удовольствие, да и вымотан. Плаваю, как топор, но не клянчить же бабло. Делать нечего. Нашёл полиэтиленовый пакет. Форму в него, перевязал туго. Сапоги приторочил — голенища связал, ну и с богом.

«Всё-таки он есть. Выловил меня паромщик на катере. До середины реки доплыл, там течение, и — «понесли ботинки Митю»…. Думал, кирдык… Хых…

Хорошо ехать в поезде на верхней полке, убираясь в гавно, вспоминая безбашенную юность. Мне 22, а было-то 20. Два года назад это было, а вспоминается, как будто давно-давно. Быстро же я повзрослел в этой Борзе».

Страшно было — жуть. Тону же. А звать на помощь бессмысленно — кто услышит?? Утро ведь раннее. И назад поворачивать уже глупо. Не дотяну — большую часть проплыл. Короче, как говорится, что есть сил — вперёд. Потом трясло, мышцы деревянные, челюсти лязгают, и хмурый взгляд дядьки-паромщика в упор.

— Дурррак молодой, — только и сказал.

«Я даже не поблагодарил его, а ведь он жизнь мою дурную спас… хм, интересно, зачем, нужен, видать, для чего-то… или кому-то».

Да такие вещи делаются не для благодарностей, наверное.

Дом нашёл сразу, хоть и один раз был всего у Женьки. У меня на имена память никуда, в лесу без компаса заблужусь, но в городе или любом населённом пункте никогда не плутал.

В 8-ом классе привозили в Москву на экскурсию. Ну, экскурсия-то по фиг была, там времена голодные были. В моём городе на полках в магазинах только турецкие дрова с надписью чай и морская капуста без боя, остальное по талонам через дикую очередь, да ещё и какую-нибудь хуйню ненужную в нагрузку бери. Не то, что в Москве. Очереди детские — человек на двадцать, да и есть всё, хошь — колбаса, хошь — сыр, хошь — масло. Шопинг (блядь, мы словов-то таковских не знали тогда, найти бы чего пожрать было) после экскурсии — неотъемлемая часть, если не главная цель поездки. До сих пор удивляюсь, как я там ещё посмертную маску Пушкина успевал разглядеть. Отстал по очередям от своих, и, тем ни менее, прибыл затареный к месту отправления нашего автобуса. Было дело. Обосрался, конечно, от страха, один в мегаполисе впервые остался тогда. Но главное — сделать первый шаг, что в драке, что в непонятках. На том и стоим.

Захожу в калитку, а эта сволочь стоит на огороде — жрёт чего-то.

Нашёл пропажу.

Там и сел.

— Лёха?!! Ты откуда??

— От верблюда… — мрачно, — нас теперь точно из училища попрут… мудак ты, Женя…

— От мудака и слышу… тебя за мной послали?? — тоже мрачнеет, — Не поеду… вали назад, я через пару дней приеду.

— Завтра поедем, устал я…

— Жрать хочешь??

— Жек. Я к тебе всю ночь ехал… я спать хочу…

— МАААА! СКВОРИН ПРИЕХАЛ… ЖРАТЬ ХОЧЕЕЕТ…

Сели кушать. Точнее, я сел жрать, а этот фантик напротив.

— Ну, что?? Выпьем??

— Дать бы те в рожу, — с набитым ртом.

— Свою береги, — лезет за бутылкой.

Выпили.

— Ну, рассказывай…

— А чо рассказывать?? Чухнул за тобой вот…

— То есть как??

Рассказал как.

— Во ты еблаааан…

— На себя посмотри, умник.

— Тебя ж вышибут…

— Нас, Жек… нас…

— Ну, я-то понятно, а ты чего??

— Жек, ты мой друг… я просил, чтобы отпустили тебя искать по-хорошему, меня не пустили…. а я… откуда я знаю, что ты там нахуевертишь в горячке-то.

— Гыгыгыгы… ты чо?? Решил, что я вскроюсь??

— А чёрт тебя знает… она ведь такая…

— Заткнись, — насупился. — Ты меня-то по себе не равняй, это ты у нас тонкая поэтическая натура… герой-любовник, блядь.

— Жек, я за тобой поехал…

— Она знает??

— Зачем ей?? И так, наверное, переживает…

— М-дааа…

— Наливай, не мычи… чо уж теперь…

— Козёл ты, Скворин…

— Знаю.

Мы вернулись в училище. День ждали комбата. Рапорта на отчисление написали вместе. Дело о нашем самовольном оставлении части дальше комбата не пошло. Матёрый человечище, как в воду глядел, что дурь молодая. Ну да насмотрелся за свою бытность в должности-то на идиотов. Пока я дотопаю до его опыта работы с подчинёнными, мне, наверное, надо будет столько говна слопать, что если за раз, то лопну раз тысячу по шву.