Пекарь-некромант. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

С остальными заготовками я проделал то же, что и с первой. Орудовать ножом у меня получалось неплохо. До меня размахивать ножом умел и прежний владелец тела: правда, то ржавое убожество, принадлежавшее деревенскому сумасшедшему, назвать ножом можно было лишь с натяжкой. Закончил с надрезами на поверхности теста — подошёл к печи.

«Проверь температуру в печке, бездельник», — велел призрак.

— Пальцем, что ль её потрогать? — проворчал я.

«Ага, пальцем! — воскликнул мастер Потус. — Голову засунь в печь! Языком там пошуруй, етить тебя! Чем ты меня раньше слушал, лодырь?! Я тебе рассказывал, как готовить печь! Вспоминай! Значится так. Муку возьми. Ну?! Бери-бери! Зачем тебе столько? Щепотки хватит: ты же не караваи из неё выпекать собрался. Бросай её в печь. Видишь? Не вспыхнула. Хорошо. Обуглилась. Это нормально. Пора запекать наш хлеб».

Я отправил в печь последнюю партию заготовок для медового хлеба, вздохнул. Словно и не мылся совсем недавно: волосы на голове взмокли от пота, влажная одежда прилипла к телу. Утром, после ночи работы над ублажением тела вдовушки, я не чувствовал себя таким морально и физически вымотанным, как после возни с жалкими тридцатью батонами.

— Что-то нет во мне восторга от работы кулинара, — признался я, заглядывая внутрь печи. — Задолбался, испачкал два набора одежды. Прошёл курс молодого пекаря, но вот удовлетворения от проделанного пока не чувствую. Может, не моё это? Что ты думаешь о пекарской стезе, мэтр? Сменил бы на неё в прошлом свою профессорскую должность?

«Всякий труд почётен, юноша, — ответил Мясник. — Особенно труд людей, выпекающих хлеб. Каждый человек должен определить своё призвание, чтобы не растрачивать жизнь понапрасну. Моим же призванием была магическая наука. Хлеб я предпочитал просто есть. Но я умел работать не только головой. Настоящий учёный тот, кто способен руками помогать голове. Способность работать руками для некроманта — обязательное умение».

«О всяком труде, парень, можно судить лишь по его результатам, — вклинился в разговор призрак. — Прежде чем рассуждать о своих впечатлениях, етить их, от пекарского дела — посмотри, что у тебя получилось. А у тебя пока ничего не получилось: сырые лепёшки из теста — не в счёт. Имей терпение, лодырь. Дождись, пока завершишь работу. И токмо потом рассуждай, хорошо ли быть пекарем».

Медовый хлеб только-только отправился в печь, а за окнами уже сгустилась темнота. Я едва успел снова ополоснуться и навести в спальне марафет (запах земляники, вино, романтичное освещение), как явилась вдовушка. Признаться, не особенно обрадовался её появлению. Сегодня я бы предпочёл ночь в одиночестве, в темноте и тишине. Но прогонять женщину показалось мне неспортивным поведением. Да и несправедливо получится: ведь над её коллегой я вчера неплохо поработал.

«Давай, мэтр, — сказал я. — Полный набор усилений, как вчера. И твоё фирменное заклинание «бодрость» — его первым делом, двойное. Без него сегодня не обойтись. А иначе я просто усну: положу ей голову на колени и захраплю, как младенец. Как, интересно, у пекарей остаются силы ещё и на женщин? Или работа заменяет им семью? Так нет: у мастера Потуса откуда-то же взялись дети. Хотя тут, как ты говоришь: возможны варианты. Тем более что пекари из его детишек не получились. М-да… Действуй, профессор».

Из-за воплей и стонов вдовы я не сразу расслышал голос мастера Потуса.

«Прервись, лодырь! Хлеб пора доставать!»

«Я занят».

«Етить тебя, парень. Слезай с неё! Медовые караваи поспели!»

«Ни минуты для счастья…»

— Подожди меня, дорогая, — шепнул я женщине на ухо. — Работа зовёт. Хлеб испёкся. Пора вынимать его из печи. Чувствуешь запах? Медовый — мой фирменный. Приходи завтра за покупками. Заценишь работу мастера. Скоро вернусь. Не скучай тут без меня. Предложил бы тебе что-нибудь почитать, но женские журналы в этом месяце пока запаздывают.

Запах свежей выпечки в доме и правда витал очень даже недурственный. Вот только те усиления, которыми меня накачал профессор, мешали мне им насладиться: мысли то и дело возвращались к оставшемуся наверху в спальне обнажённому женскому телу. Я не стал даже одеваться — лишь вскочил в сапоги. С усиленной и заметно увеличенной заклинанием профессора частью своего нового тела наперевес рванул в пекарню.

Краем уха слушал наставления старого пекаря о том, как отличить готовый хлеб от недопечённого: каким должен быть правильный цвет каравая, какой звук при простукивании должна издавать хлебная корка. Орудовать пекарской лопатой у меня получалось не так ловко, как у Полуши. Но бурлившие в моей крови и заточенные вовсе не на выпечку хлеба усиления заставили поторопиться.

На вынимаемые из печи батоны я взглянул лишь мельком. Очень похожие на нарезной, разве что порумянее, да с твёрдой коркой. Ну и аромат от хлеба исходил вполне себе медовый — пусть запах свежего нарезного батона я и помнил уже с трудом, но не сомневался: тот явно был иным. Так что нарезной у меня вышел нестандартным — это точно. Ну да и фиг с ним: все мои мысли вертелись вокруг дожидавшейся меня в спальне женщины.

«Накрой хлеб тканью, — распоряжался мастер Потус. — Дай корке немного обмякнуть. Она останется такой же тонкой, етить её, и хрустящей. А по бокам караваи будут мягкими. Резать их пока нельзя. Внутри они ещё допекаются. Обожди пять малых периодов, парень. Пусть полежат пока. Потому хороший пекарь и приступает к работе ещё затемно. Чтобы к приходу первых покупателей хлеб был полностью готов».

Мысленно я перевёл пять «малых периодов» в привычные для меня промежутки времени — вышло примерно три с четвертью часа. Просто великолепно. Раньше я в пекарню возвращаться и не собирался. Не под действием таких-то «усилений»! Энергия так и бурлила во мне (чувствую, до рассвета её растратить не получится). Потому я и не заинтересовался результатами своей работы с тестом: не до них сейчас.

— Да я никуда и не спешу, — солгал я. — Ещё успею продегустировать. Пусть лежит себе. Главное — мухи его не обосрут.

Вытер руки о висевший на стене Полушин фартук.

— Вернусь сюда позже, — пробормотал я. — Сейчас у меня есть дела поважнее. Делу время, а потехе час. Вот сейчас как раз то самое время. Не провожай меня, старикан. Погуляй по дому, попугай крыс и грабителей. Мне бы ещё немного «бодрости»… Действуй, мэтр.

Почувствовал в животе холодок. И тут же ощутил в голове бодрящий эффект, словно после чашки хорошего крепкого кофе. Замечательная вещь — магия. Как я умудрялся обходиться без неё в прошлой жизни? Я почесал кожу радом с «усиленной» и уже успевшей сегодня слегка потрудиться частью тела. Поспешил в спальню, с предвкушением ухмыляясь и шаркая подошвами сапог по полу.

Эффект от заклинаний профессора к рассвету ослаб. Я не стал продлевать его: моя нынешняя партнёрша оказалось послабее предыдущей — утренней добавки не потребовала. Это позволило мне почувствовать усталость… и вспомнить о медовом хлебе. Его аромат, к утру не выветрился из дома — наоборот: усилился. Живот недовольно урчал, напоминая, что неплохо было бы перекусить — тем же хлебом, к примеру.

Я выслушал напоследок слащавый лепет плохо соображавшей вдовы, вытерпел с десяток поцелуев, вытолкал едва переставлявшую ноги женщину за дверь. Пожаловался профессору, что подустал от женского внимания: пора подумать о перерыве в общении с вдовушками. Но долго рассуждать о своей тяжкой доле не стал. Поспешил в пекарню, откуда уже доносились звуки Полушиной возни.

Моё сердце тревожно дрогнуло за мгновение до того, как я переступил порог пекарни: представил вдруг, что увижу зал таким, как вчера — посыпанным мукой, точно инеем. Но память подсказала, что уборку я сделал. Да и взгляд не наткнулся на белое мучное покрывало — пекарня если и не сияла чистотой, то выглядела вполне сносно. А сновавший по ней пекарь казался весёлым и отдохнувшим.