Любовь по смете не проходит (СИ) - Винд Дасти

— Тяжело быть единственным ребенком в семье, — задумчиво заметила я.

Женя криво усмехнулся и спросил:

— Твои родители не душили тебя гиперопекой?

— Нет, — покачала головой я. — Скорее даже наоборот… Иногда про меня забывали и приходилось выкручиваться самой. Нас же четверо. Всех под одну дудку плясать не заставишь.

Женя мельком посмотрел на меня.

— Тебе повезло. Мне иногда кажется, что мать с теткой до сих пор соревнуются за звание лучшего надсмотрщика в моей жизни. Они называют это по-другому, но подмена понятий сути дела не меняет.

— А они вообще когда-нибудь прислушивались к твоим желаниям?

— Иногда. Например, когда я выбирал специальность и университет.

— И все?

— Как-то так.

— С ума сойти… И ты никогда не бунтовал? Ну… То есть ты не похож на маменькиного сынка.

— Спасибо, — он улыбнулся и продолжил. — Да, я бунтовал и старался любыми способами выиграть спор — составлял списки аргументов, продумывал тактику поведения, даже шантажировал! Смешно. Мне всегда приходилось отстаивать свои решения, защищать свое мнение. Я имел право спорить, но это была иллюзия свободы. Почти всегда я проигрывал. А потом…

Женя, будто что-то вспомнив, вмиг посуровел, и улыбка сползла с его лица.

— Потом мне стало все равно.

Я пристально посмотрела на Шершнева, но он молчал, поджав губы, словно не желал больше болтать лишнего. И мне вдруг стало страшно, что это конец, что мое признание возымело обратное действие, и вся эта исповедь — всего лишь прелюдия к нашему разрыву. Что Женя, став таким близким, теперь решит отдалиться. Окончательно, чтобы никто и никогда, используя его чувства и привязанности, не смог его контролировать.

— А сейчас тебе тоже все равно? — дрожащим голосом спросила я.

— Нет, — тихо ответил он, а потом, совершенно неожиданно ударив по тормозам, резко дал руля вправо, и мы вылетели на обочину.

Я, вцепившись в приборную панель, округлившимися глазами смотрела на раскинувшийся перед нами луг. Сейчас Женя явно не собирался рвать мне букет, и вообще этот его маневр здорово напугал меня. На секунду мне показалось, что мы попросту перевернемся — так лихо шеф ушел с дороги. Но нет, машину дернуло, и мы остановились — в траве, песке и клубах пыли, неподалеку от трассы. Женя сжал руль левой рукой, а правой переключил коробку передачу на паркинг.

— Аня, нам нужно поговорить, — произнес он, не глядя в мою сторону.

Его голос — отрывистый, яростный, низкий — напугал меня.

— Я тебя слушаю, — тихо и на удивление спокойно ответила я.

— Наверное, мне следовало рассказать тебе об этом раньше. Пока… Пока все не зашло слишком далеко. Но… Я не хотел и боялся. Не знаю, я и сейчас… Фух…

Он выдохнул и, отпустив руль, отвернулся. Я молча ждала.

— Не так давно я узнал, что… — и тут снова зазвонил его мобильный. Женя резко повернул голову, злобно посмотрел на источник шума и, схватив его, отключил. Бесцеремонно швырнул трубку на заднее сидение, после чего заглушил машину и опустил стекла. Снаружи пахнуло зноем и пряностью лета, а тишину нарушили привычные для этого времени звуки: шелестели, шурша под днищем машины, луговые травы, жужжали неутомимые насекомые, а с дороги доносился гул от пролетающих мимо автомобилей.

Среди этих тихих, мирных звуков голос Жени зазвучал оглушительно, как раскат грома.

— Аня, я бесплоден. У меня нет и, скорее всего, никогда не будет возможности завести детей. Это не последствия болезни или травмы. Это генетическое нарушение. То, что заложено в моем ДНК, то, что фактически неисправимо…Это не последствия болезни или травмы. Это генетическое нарушение. То, что заложено в моем ДНК, то, что фактически неисправимо…

Он не смотрел на меня, а я не сводила глаз с его затылка. Мысли будто комкались, как исписанные листы бумаги, и ничего в них теперь не было понятно.

— Фактически… — эхом повторила я и, протянув руку, коснулась Жениного плеча.

Вздохнула, успокаиваясь и собираясь с силами, и ласково, мягко попросила:

— Пожалуйста, не молчи. Расскажи мне все. И вместе… Вместе мы что-нибудь придумаем, хорошо?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Прости, — он обернулся, взял мою ладонь в свою и начал целовать кончики моих пальцев, повторяя, как заведенный. — Прости меня. Прости меня…



Я отстегнула ремень безопасности и, упершись рукой в спинку сидения водителя, подалась вперед. Перекинула ногу через ноги Жени и устроилась у него на коленях. Он запрокинул голову и устало, грустно посмотрел на меня.

— Говори, — прошептала я, гладя его лицо, пальцами водя от виска к шее, от переносицы к подбородку. — Говори, потому что мне тебе сказать больше нечего. Я люблю тебя, вот и все.

Женя закрыл глаза, сглотнул и поморщился, будто от боли, а я осторожно коснулась своими губами уголка его губ. Он вздрогнул и, обняв меня за талию, крепко прижал к себе.

— Прости, что не рассказал об этом раньше, — теперь его голос звучал глухо. — Я не хочу тебя терять, но ещё больше я боюсь сломать тебе жизнь.

Я положила голову ему на плечо и затихла, прислушиваясь к ударам его сердца.

— О своем бесплодии я узнал не так давно. Все началось с желания Риты завести ребенка. Она не любила меня, как и я ее. И весь этот фарс стал ее раздражать. Ей нужен был ребенок, для себя, для своей любви, как смысл жизни. Ничего предосудительного я в этом не видел. Да, мы друг друга не любили, но в остальном ни в чем не нуждались. Думали, все получится просто, но нет… Прошел год. Мы начали проходить обследования, одно за другим, и мои результаты оказались плохими. Точнее, вообще никакими. Наш врач стал искать причину моей стерильности. И нашел — все оказалось серьезнее, чем он предполагал. Мы поначалу никому ничего не сказали, только моим родителям и Инне. Мать приняла плохие новости спокойно, а потом не выдержала… Звонила мне втайне от отца и рыдала в трубку. Причитала, как хочет быть бабушкой, как ждет внуков… Начались дополнительные обследования, поездки. Я тратил на это кучу времени, на работе копились проблемы. В итоге мне согласились помочь в одной немецкой клинике, специализирующейся на подобных нарушениях. Но врач предупредил меня — даже после прохождения полного курса и при положительных результатах зачатие обычным путем все равно будет невозможно. Только через ЭКО с какими-то особенностями, я уже точно не помню, как он называл эту процедуру…

Женя помолчал, переводя дух. Провел ладонью по моей спине и, снова прижав к себе, продолжил:

— Пока меня не было, фирма начала сливаться. С управлением помогал отец, но у него не хватало знаний в практической области, да он особо и не углублялся в текущие проблемы. Строил бизнес по старинке, забивая на перспективы и креатив. Посыпались клиенты, сначала по одному, потом десятками. Выручка падала, зарплаты тоже. От нас стали уходить специалисты, и я вернулся. Отказался от лечения, решил отложить. А Рита, конечно, мое решение не приняла. Сказала, что это мои проблемы, а не ее, и из-за меня она, здоровая женщина, страдать не будет. Что ей нужен полноценный мужчина и полноценный брак.

Женя вздохнул.

— Я не стал с ней спорить. И ушел. Через несколько месяцев она подала на развод. Пришлось делить имущество. Наши родители перессорились, решив выяснить, кто и сколько нам дал, а, точнее, кто из нас больше виноват. Развод затягивался, эти разборки здорово отвлекали. Я торчал в офисе днями и ночами — тащил обратно клиентов, сотрудников, искал новые проекты, цеплялся за любую возможность показать, что мы живы и не потеряли хватку. А с разводом… Я решил оставить все Рите. Ведь, по сути, виноват был я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он замолчал. Его сердце стучало, как бешеное.

— Никто здесь не виноват, — произнесла я. — Вы просто не любили друг друга.

— Да, — задумчиво ответил Шершнев. — Просто…

Время шло, а мы сидели в тишине, прижавшись друг к другу. Заверещал телефон, на этот раз мой. Я думала, меня искали родители, но звонил Алексей Алексеевич.