После бури. Книга вторая - СЕРГЕЙ ЗАЛЫГИН

Снова прикатился Ременных, сообщил данные мандатной комиссии:

— На совещании, которое газеты называют даже съездом, присутствуют сто тридцать восемь человек. От окрпланов пятьдесят человек, в том числе пятнадцать председателей окрпланов и два заместителя председателей, от парторганизаций округов — восемь человек, от профсоюза — пять, от Крайисполкома — двое. Остальные — от Крайплана. Членов и кандидатов партии — шестьдесят три, беспартийных — семьдесят пять. Товарищи! Здесь очень много присутствует по пригласительным билетам, к ним особая и многократная просьба: не мешать работе, то есть не подавать реплик!

И Ременных опять укатился, ему опять поаплодировали.

Итак, все, кто тут был, стремились «вперед!», а впереди всех в этом стремлении был Прохин, всеми так понималось. Даже называя низкие цифры, люди все равно завидовали Прохину, его решительности, его готовности исполнить что-то неисполнимое, его непоколебимости, в конце концов, жертвенности.

И все ждали, что в заключение скажет Прохин. Прохин сказал так:

— Товарищи! Мы еще не все ясно понимаем, что нынче происходит. Какой мы исторический момент переживаем? А происходит крутой поворот не только во всей нашей жизни, но, и это главное, во всех ее перспективах. И вопрос встает с такой же остротой, как он стоял в гражданскую войну: мы или они! Тут кто-то сказал, что военный коммунизм мы временно сменили на нэп. Мы всегда говорили, что нэп — это временно, что нам нужно отдохнуть от борьбы, сделать передышку, набраться сил, поумнеть и перейти в решительное наступление. Но наши враги нам передышки не дают. Однако и врасплох они нас никогда не застанут, нет! Мы ведь и в гражданскую войну вовсе не мечтали о том, что вот победим и настанут сладкие времена, настанет благодушие. Нет и нет, мы и тогда ждали невероятных трудностей в начальном периоде строительства социализма хотя бы потому, что знали — нам придется начинать с нуля! Конечно, такого вот шахтинского дела мы не ждали никогда. Но и тогда, и теперь все преодолеют наша партия и энтузиазм масс, которые впервые в истории освободились от гнета капитализма и своими руками созидают свое будущее. Наш час снова настал, и мы переходим в решительное наступление, по которому многие из нас уже соскучились, истосковались душой, умом и сердцем! Все зависит от людей, то есть от нас с вами. Зависит от того, может или не может у нас в Сибири повториться то, что произошло на шахтах Донбасса. Ответим на вопрос: разве мы гарантированы от этого? Разве кто-нибудь из нас может выйти на трибуну и заявить: «Ручаюсь своими убеждениями, своей жизнью и жизнью моих товарищей, этого у нас не повторится!»? Все зависит от людей! Решение организационной проблемы, проблемы кадров, их расстановка — это уже половина дела, если не больше, половина успешного решения проблем технических, это уже гарантия в достижении контрольных цифр, которые мы сегодня утверждаем! Да, у нас очень мало специалистов, еще меньше специалистов, безоговорочно и до конца преданных нашему великому делу. Я вам приведу пример: первые в крае коксовые печи проектировал у нас аптекарь. Да-да, аптекарь, фармацевт, вот кто! Конечно, до сих пор, хотя и не так часто, но нам переадресовывало кадры ОГПУ. Там проверяют человека и, учитывая наш голод в специалистах, посылают его нам. Но что там говорить: нам не на кого надеяться, как только на самих себя и еще и еще раз на свою бдительность! Товарищи! Мы планируем пятилетие, а у нас за плечами невыполненное важнейшее обязательство — план хлебозаготовок за прошлый год не выполнен, мы миндальничаем с кулацкими элементами на селе, которые скрывают хлебные излишки. Может быть, кто-то думает, будто плановых органов не должны касаться текущие задачи, и некоторые окрпланы, судя по их реальным делам, так и смотрят на дело! Товарищи! Хлеб сегодня — это материальное обеспечение нашего будущего, нашего первого пятилетнего плана! Нет хлеба — нет пятилетки! И я заверяю: Крайплан будет жестоко требовать с окрпланов хлебозаготовки. Тут меня спрашивали, почему среди нас нет представителей крупнейшего нашего округа — Омского округа? Я объясню откровенно: кроме того, что у них нынче сильное наводнение и по главной Любинской улице они плавают на лодках, кроме этого, они еще и не выполнили план хлебозаготовок и вот занимаются его выполнением. И пусть они к нам в краевой центр носа не показывают, пока не выполнят, пока не перевыполнят план по хлебу! Да, товарищи, трудные времена! Но я скажу так: чем труднее время, тем больше в это время делается, тем ближе мы к нашей цели! И я могу с уверенностью сказать: мы легких задач и времен никогда не искали и никогда искать не будем! Да здравствуют трудные времена!

Зал аплодировал горячо и продолжительно.

...Идти в театр, смотреть московский «Пролеткульт» у Корнилова не было настроения.

Завтра Ременных спросит: «Вы что же это, Петр Николаевич, не поддерживаете наши культурные начинания? Откалываетесь от коллектива? Надо было пойти, показать пример товарищам с мест, из округов, пример организованности краевого планового аппарата!» Но бог с ним, с Ременных, Корнилов пошел не в театр, а в Крайплан, в свой кабинетик, к своим бумагам с цифрами и планами, с перепиской, с данными о природных ресурсах Сибири. Он ведь к этим бумагам привязался, чувствовал себя своим среди них.

КНЯЗЬ УХТОМСКИЙ

В Крайплане было пусто. Корнилов заглянул к секретарше Прохина, может, Прохин еще раз звонил, просил подготовить ему какие-то цифры на завтра!

Нет, Прохин не звонил, а секретарша, совсем недавно принятая на работу дама в годах, в комплекции, но, как и положено быть, подпудренная и подкрашенная, беседовала с каким-то посетителем по-французски.

— Неужели там было интересно? — спрашивала секретарша.

— Если бы через два дня на третий там подавали бифштекс, я бы не ушел оттуда — изысканное общество!

Приблизительно так понял этот разговор Корнилов, приблизительно — во французском он был не силен, забыл со времен самарского реального училища.

Он внимательно посмотрел на посетителя. Что за фрукт? Фрукт был молод, лет двадцати пяти, и порядочно помят: бледный, со впалыми щеками, с морщинистым лбом, глаза только слегка прикрыты, одежда серая, поношенная, помятая. Сапоги, правда, были шевровые, блестящие, попахивали ваксой.

Что это «бывший», хотя и молод, но все равно он, сомнений нет, хотя бы потому, что французский язык. Корнилов с любопытством посматривал на посетителя. Секретарша и еще сказала:

— Может быть, вам обратиться вот к этому? Он ведь здесь тоже некоторый начальник. Обратитесь, пожалуй...

Молодой человек встал, прищелкнул сапогами, поздоровался и, протягивая серенький неопрятный клочок бумаги, все еще сохраняя в речи что-то от французского, сказал:

— Здесь все написано. Здесь все написано гораздо лучше, чем я могу объяснить. Но нет товарища Прохина и меня некому принять. Может быть, вы примете? Поможете! Мне нужна помощь. Мне, честное слово, сию же минуту нужна помощь!

На клочке бумаги с неровными краями было отпечатано типографски и вписано от руки следующее:

Форма «В»

Бюро распределения рабочей силы

Адрес: Крайплан

Корешок исполнения № 79

Вследствие в/требования от...

Направляется гр-н Ухтомский Юрий Юрьевич на должность младшего библиотекаря

Зав. секцией (подпись неразборчива)

Такого вида бумажки Корнилов знал, не один раз в КИС направляли таким же способом работников — счетовод по такому квитку был принят и делопроизводитель, и на этот раз он тоже ничуть не удивился бы, если бы не одно обстоятельство: строка «Вследствие в/требования» была зачеркнута, от руки же вписано: «По направлению ОГПУ».

— Давно ли вы оттуда, Юрий Юрьевич? — спросил Корнилов.

Молодой человек ответил четко:

— Вот уже два с половиной часа.

— Не так много,— заметил Корнилов.

— И не так мало!

— Куда же вы торопитесь?

— На работу. Я должен устроиться на работу немедленно!

Корнилов посмотрел на Ухтомского в ожидании пояснений, тог пояснил:

— Во-первых, я должен получить денежный аванс. Ну, хотя бы рубль. Ну, хотя бы пятьдесят копеек. Во-вторых, я должен получить справку, что я состою на работе. Обязательно справку — у меня нет никакого вида на жительство, а без справки меня в дом крестьянина не пустят переночевать. В ночлежку не пустят!

— Рубль я вам одолжу.

— Большое спасибо! Я вам признаюсь, я имел какие-то копейки, но знаете, сколько на воле соблазнов? Ну вот, я и выпил лимонада, а потом еще почистил вот это.— Он показал на сапоги.— Когда неожиданно выходишь на волю да еще с направлением на работу, становишься совсем взбалмошным, как ребенок! Так как же справка?

— Справку мы напишем.

— С печатью?

— С печатью КИС. Комиссия по изучению производительных сил Сибири,— зачем-то прояснил Корнилов, хотя молодому человеку, судя по всему, это было совершенно безразлично, что за комиссия, что за печать, лишь бы печать.