Любовь срывает маски - Дебора Мартин

— Ты права, — пробормотал он, наклоняясь к ней. — Вкусить сладость твоих губ стоит гораздо дороже, чем пучок травы, но ничего не поделаешь: сделка уже заключена. Ни одна цыганка не смеет бросать мне вызов! Ты удовлетворишь мой каприз, моя прелесть, подаришь ли ты мне свой поцелуй добровольно, или же я заставлю тебя заплатить силой!

Теперь уже не на шутку испуганная как его близостью, так и явным желанием, промелькнувшим в его пылающем взгляде, она уперлась руками в его грудь.

— Прошу вас, милорд! Я и не думала бросать вам вызов. Я… согласна… только позвольте мне хоть немного… прийти в себя.

Он увидел самый настоящий страх на лице девушки и отодвинулся от нее. Однако не настолько далеко, чтобы она могла почувствовать себя хоть немного свободнее. Она ощущала, как под его пристальным, пылающим взглядом в ней поднимается волна возбуждения, и это испугало ее больше, чем предстоящая расплата. Она лихорадочно пыталась придумать хоть что-нибудь, что могло бы изменить его намерения.

— Иди же ко мне, Мина, чтобы я мог отведать твоего меда, — прошептал он обольстительным, чарующим голосом, и она вдруг почувствовала, как этот голос обволакивает ее будто теплая, бархатная волна, в которой тонут и растворяются ее воля и стремление сопротивляться. Он манил, увлекал, и ей стоило неимоверных усилий не поддаться соблазнам этого глубокого мягкого голоса.

Усилием воли сбрасывая с себя почти колдовское оцепенение, она сорвала одно из яблок, что в обилии усыпали ветви дерева, и протянула ему.

— Если вы так голодны, милорд, может быть, это подойдет вам лучше, — предложила она в слабой надежде отвлечь его.

— Яблоко могло погубить Адама, моя маленькая Ева. Но какой же мужчина попадется дважды на одну и ту же уловку?

С этими словами он взял из ее рук яблоко и откусил с одного бока. А затем одним резким рывком притянул ее к себе, и, несмотря на сопротивление, крепко прижал, давая слишком ясно почувствовать, как напряжено его тело.

— Я не… — начала она было возмущаться, но в то же мгновение он закрыл ее рот поцелуем, заглушая все протесты.

В первые мгновения его губы показались ей такими же твердыми и холодными, как яблоко, которое он надкусил и отбросил в сторону. И в тот момент, когда эти губы требовательно приникли к ее губам, она забыла обо всем на свете. Ее руки по-прежнему упирались в его грудь, а тело продолжало сопротивляться его властным объятиям, но это были лишь неосознанные действия, порожденные удивлением и страхом, никоим образом не способные противостоять его силе. Он крепко держал ее, словно боялся, что она исчезнет в тот же миг, как он разожмет руки.

А затем — она почти не заметила, как это произошло, — его губы стали мягкими и нежными, в то время как руки скользнули вниз и обхватили ее за талию. Так ласково… слишком ласково! Неожиданно у нее пропала всякая охота сопротивляться.

Его губы ласкали ее губы и играли с ними, пока те вдруг стали податливыми, раскрываясь навстречу, а тело неожиданно начало покалывать в странном предвкушении чего-то неясного, восхитительного и пугающего. Его подбородок, жесткий от отросшей к утру щетины, больно царапал ее нежную кожу, но в тот момент она могла лишь терпеливо ждать, когда исчезнет сладкая истома, разлившаяся по телу от этих поцелуев, и она сможет наконец вырваться из его объятий.

Но казалось, это ожидание никогда не кончится. Наоборот, ее закружило в восхитительном водовороте, словно она попробовала какого-то волшебного зелья. Не осознавая, что делает, она выгнулась ему навстречу, пылко отвечая на поцелуй.

Только когда ее мягкое, податливое тело послушно приникло к его крепкой, горячей груди, граф поднял голову, оторвавшись от ее губ, и в его глазах отразилась такая буря эмоций, что казалось, она поглотит ее без остатка.

— Ах, Мина, — пробормотал он, и она почувствовала его теплое дыхание на своей щеке. — Вкусить твоего поцелуя все равно что пьянице пригубить вино. Никогда не будет достаточно.

Затем он поцеловал ее в щеку, и его губы скользнули вниз по ее шее, к ямочке под ухом. Она блаженно вздохнула.

— Милорд, прошу вас… — прошептала она.

— Гаретт, — прошептал он в ответ, прильнув лицом к ее шее. — Мое имя Гаретт, моя прелесть. Думай обо мне только как о Гаретте Фолкхэме, который хочет всего лишь держать тебя в своих объятиях.

Фолкхэм! Это имя, будто набатный колокол, прозвучало в ее затуманенном мозгу. Ведь это ее враг, напомнила она себе, пытаясь бороться с охватившим ее сладчайшим оцепенением. Что же это за безумие! Как могла она допустить такую непростительную близость с ним? И что хуже всего, как могла она так наслаждаться этой близостью?

И хотя его губы продолжали свой сладостный путь вниз, по ее обнажившемуся плечу, окутывая ее тело теплом и томлением, она сделала слабую попытку воспротивиться его ласкам.

— Один поцелуй, вы сказали. Только один.

Он чуть отодвинулся от нее и широко улыбнулся.

— С каких это пор настоящий мужчина останавливается после одного поцелуя? — пробормотал он, повторяя ее собственную фразу.

Его слова, а еще более торжествующая улыбка мгновенно вызвали в памяти девушки все те ужасные рассказы Тамары о цыганках, которых соблазнили и бросили мужчины куда менее родовитые, чем граф. Но она все-таки леди, и достаточно хорошо образованная, чтобы не позволить себя соблазнить. Словно порыв свежего ветра, разгоняющий туман, эта мысль пронеслась у нее в голове, вырывая из сладкой неги, в которую она так неосмотрительно позволила увлечь себя поцелуем.

Внезапно ею овладело отчаянное желание сбежать от него, она сжала кулачки и с силой оттолкнула его, чем безмерно удивила графа, так как он уже наклонился, чтобы продолжить свои ласки.

— Неужели вы хотите силой взять девицу, против ее воли! — возмущенно воскликнула она. Гнев пополам с охватившим ее страхом придали особенную силу ее голосу.

Его взгляд сразу стал ледяным, и страсть, мгновение назад бушевавшая в нем, казалось, погасла так же внезапно, как и вспыхнула.

— Вряд ли та девица, которая только что таяла в моих объятиях, против своей воли отвечала на мои поцелуи, — язвительно сказал граф, хотя и убрал руки с ее талии.

Самое неприятное заключалось в том, что он говорил правду. Ее тело все еще продолжало гореть и дрожать от тех чувств, которые он вызвал в ней, но она поклялась себе, что ни за что не покажет ему этого. Поэтому постаралась, чтобы ее ответ прозвучал как можно более равнодушно.

— Вы просили, чтобы я заплатила вам определенную цену, милорд. И получили ее. И вы же сами поставили условие, чтобы я поцеловала вас по своей воле. Я сделала это. Так, может, вы собираетесь теперь воспользоваться своим положением, чтобы нарушить договор и объявить новую цену?