Кёсем-султан. Величественный век - Ширин Мелек

– Ну да, – вздохнул Ахмед. – И чеканны бейты его, и звенят они на каждом звуке…

– Будто кошель, наполненный звонкими монетами! – подмигнул Яхья.

Братья переглянулись – и принялись сочинять очередное стихотворение, на сей раз посвященное Челику. И если бы бедолага услыхал его, то понял бы: вряд ли его положение при шахзаде окажется ступенью к благополучию.

Двор, где Ахмед назначил первую тренировку, был выбран отнюдь не случайно.

Во-первых, бабушка Сафие уже просто дыру проела в голове Ахмеда своими заявлениями о том, что он не должен игнорировать свой гарем, – как будто этот самый гарем у него уже на самом деле существует! – но одновременно и не должен выставлять напоказ свои теплые отношения с Махпейкер и Башар, при этом вдобавок еще уделяя достаточное, однако тоже не чрезмерное внимание дылде Хадидже. А значит, именно эти наставления и следовало нарушить в первую очередь. Любопытные глаза девиц уже поблескивали из ближайшего окна, хотя гаремные затворницы проявили толику благовоспитанности и прятались за кисейными занавесками. Но уж кого-кого, а девчонок из «собственного гарема» Ахмед вполне обучился находить в любом месте. Все складывалось просто идеально: с одной стороны, он чуть ли не демонстративно игнорировал девушек, с другой – не гнал их, хотя и должен был, ведь рядом с ним присутствовали чужие мужчины.

Что напрямую подводило к «во-вторых». Чужакам ход в гарем заказан раз и навсегда, но небольшой дворик, выбранный Ахмедом для тренировки, формально территорией гарема не являлся, хотя выход (или вход? это уж как посмотреть!) туда имел. Так что, кстати говоря, и девицы более-менее были в своем праве: они-то территории гарема не преступали… на этот раз.

И в-третьих, ни о чем этом не знали ни Доган, ни Картал. То есть близнецы чувствовали себя достаточно спокойно и вольготно – ну, разумеется, не учитывая того факта, что ныне им предстояло проявить себя в качестве партнеров по тренировкам наследников трона Блистательной Порты. Но похоже, что Доган и Картал ни о чем особенно не беспокоились, будучи полностью уверенными в своих силах. И это Ахмеду нравилось.

А вот Челик имел представление о том, куда его затащили жаждущие позабавиться за его счет шахзаде. Бедолага мучительно краснел каждый раз, когда бросал взгляд на западные окна. Нетрудно было догадаться, какие мысли бродили в его воспаленном сознании. Ахмед даже, возможно, пожалел бы его, не будь Челик таким омерзительным.

Нет, немного не так. В самом Челике не было ничего, что вызывало бы отвращение. Обычный мальчишка из богатого рода – немного знаком с тем, немного с этим, однако звезд с неба не хватает. Задних не пасет – и спасибо за это Аллаху. Мог бы спокойно сидеть на своем месте, занять должность, хоть отчасти соответствующую его сомнительным талантам, и прожить хорошую, счастливую жизнь. Если бы не дед, любой ценой жаждущий обеспечить роду благоволение султанских сыновей.

И ведь не видит, не желает видеть и понимать, что тем самым губит собственного внука!

Что ж, стало быть, такова судьба. Ахмед просто не мог выносить, когда политика вмешивалась туда, где политики быть не должно, где ей просто не место. Будущий султан имеет право выбирать себе партнеров для тренировки, исходя из собственных предпочтений и силы возможных противников, а не руководствуясь тем, какую должность занимают их отец и дед!

Если султан не может выбрать себе друга, коня и жену без того, чтобы не оказаться в круговерти политических интриг, то цена такому султану – ломаный медный дирхем!

А Челик… он не виноват в том, что не обладает стальным характером и несгибаемой волей. Имей он их – или отказался бы участвовать в состязаниях, или выиграл бы. Вон Доган и Картал выиграли, невзирая на туманность статуса их отца!

И потому Догану и Карталу место подле шахзаде, а Челик должен отступиться. Ему придется отступиться, если он внезапно не возжелает умереть.

Что-то подсказывало Ахмеду, что Челик не возжелает.

Яхья бросил косой взгляд сначала на Челика, затем – на Ахмеда. Мустафа прищурился, а Ахмед коротко кивнул.

Пора было начинать забавляться.

К разговору о правах и обязанностях султана (а также тех, кто подле него) Яхья вернулся спустя несколько дней – когда стало понятно, что ни Доган, ни Картал толком ничего не расскажут о своем отце и своем роде.

Нет, близнецы говорили – много, охотно и без остановки. Из их рассказов получалось, что их отец обожает охотиться, замечательно ходит под парусом, любит луковый суп, шиш-кебаб и адана-кебаб и терпеть не может тефтели-кёфте, а к супу из тарханы совершенно равнодушен. Матушка же не представляет без этого супа жизни. Очень, очень важная, ну просто бесценная информация для тех, кто хочет выяснить происхождение во всех смыслах достойных юношей!

Илхами, однако, лишь головой покачал, когда Яхья поделился с ним своим огорчением.

– Мой шахзаде… – Голос евнуха звучал мягко, но юный шахзаде слишком хорошо успел изучить слугу, чтобы понять: Илхами недоволен. – Мой шахзаде, да будут небеса над тобой всегда ясными, эти мальчики наговорили уже столько, что, узнай об этом их родители, они не пожалели бы плетки для вразумления сыновей.

– Вот как? – Яхья был не на шутку уязвлен. – Что ж, о достойнейший из евнухов, да не будет твой живот никогда урчать от голода, поделись со мной своими наблюдениями, молю тебя!

– Шахзаде слишком добр ко мне, недостойному, – поклонился Илхами. – Но воля шахзаде в любом случае священна. Луковый суп – еда нездешняя, и любовь достопочтенного батюшки Догана и Картала к этому блюду совершенно спокойно увязывается с умением этого достойного мужа ходить под парусами. Он не раз и не два бывал в дальних краях. Хорошо владеет всеми видами оружия…

– Откуда ты знаешь? Картал говорил только про лук!

– Я смотрю на его сыновей, о мой шахзаде. Кто учил их? Есть несколько школ борьбы, однако то, что делают эти мальчики, уникально. Стало быть, они тренировались дома. Или в одной из малоизвестных школ, но тогда эта школа давным-давно прославилась бы на всю Блистательную Порту. Юноши свободно владеют и высокими искусствами, и низкими; не думаю, что отец платил их учителям, а сам оставался в стороне. Если бы дело обстояло именно так, то в голосах молодых Догана и Картала не звучало бы столько уважения, стоит речи зайти об их достойном батюшке. Юность безжалостна к слабым, мой шахзаде, юность ценит силу, отвагу и ум, а более ей ничего не ведомо. Стало быть, отец Догана и Картала силен, умен и отважен.

– Высокие искусства… – Наверное, Яхья должен был обидеться на евнуха, тычущего его в промахи, словно кошка котенка, но вместо этого шахзаде почел за лучшее включиться в игру. – Значит, они действительно знатного рода?