Неизвестный Арсеньев - Иван Николаевич Егорчев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господа, – сказал кто-то из нас, – в течение этих трех дней нам лучше не видеться друг с другом. А восьмого числа мы все встретимся в комендатуре. Пусть каждый из нас поднимет руку, если он все подготовил к побегу. А на следующий день, утром, с восьмичасовым поездом мы все выезжаем на станцию Седанка [было решено от Седанки переправиться на лодке через Амурский залив на другую его сторону и там перейти китайскую границу – И.Е.]…
В канун явки в ГПУ я зашел во Владивостокский музей, чтобы проститься с В.К. Арсеньевым, а кстати и порасспросить его о тех местах, по которым нам надлежало идти. Последнее мне было поручено моими друзьями. «Может быть, и карту у него достанешь, хоть какие-нибудь кроки», – говорил Саша Степанов, тоже хорошо знавший Арсеньева…
Владивостокский музей, полный чучел, карт, каких-то географических макетов и Бог знает чего еще. Я нахожу Владимира Клавдиевича у огромного чучела великолепного уссурийского тигра и с места в карьер приступаю к изложению своего дела.
– Я и несколько моих друзей, Владимир Клавдиевич, – говорю я, – решили бежать из Владивостока. Вы меня простите, что я вас посвящаю в это не совсем безопасное дело, но мы выбрали необычный путь, – через Амурский залив на «юли-юли», а далее, до границы, на своих на двоих.
– И по китайской стороне до Санчагоу?
– Да.
– А почему не до Никольска сначала, а потом на Полтавку?
– Мы все на учете ГПУ, и дальше Угольной нам нет ходу. Если же поймают за Угольной, задержат, скажем, в вагоне, то все равно будут судить, как за побег.
– Да! – Владимир Клавдиевич берет меня за руку и подводит к большой, висящей на стене, карте Приморья. Масштаб карты велик, и вот передо мной – весь тот район, по которому нам предстоит следовать. Все дороги и даже тропы, и всего только две деревни на нашем пути, легко обходимые стороною.
– Чудесная для следования местность! – тихо говорю я; в комнате мы одни.
– Не совсем! – и Арсеньев указывает мне на горный хребет, являющийся водоразделом для группы речек: одни с него текут в Китай, другие к нам, в Россию.
– Вот это горное плато, видите? Я бывал там. Оно или заболочено или покрыто мелким кустарником, через который трудно продираться. Кроме того, там, по оврагам, в эту пору еще лежит снег. Трудное место!
– Ну, как-нибудь, Владимир Клавдиевич!
– Конечно! Что? Есть ли там тигры? Нет, в этих местах я их не встречал, вот разве пониже, вот тут, ближе к Занадворовке. Но барс, пятнистая пантера тут встретиться может. И знаете, – взгляд мне в глаза, – она чаще нападает на человека, чем тигр. Вас много ли идет?
– Пять человек.
– Ну, это лучше. Вы вот что… вы всмотритесь в эту карту, а я вам сейчас принесу соответствующий кусок двадцатипятиверстки. Видите перед Занадворовкой вот этот ручей. Достигнув ручья, вы лучше всего следуйте по нему, к его истокам, – этот путь как раз подведет вас к перевалу через хребет. На обрывке карты, которую я вам дам, ручей обозначен. Если вы воспользуетесь моим советом, вы не собьетесь с дороги, что иначе очень легко. Компас-то у вас есть?
– А ведь верно, нет у нас компаса! – ахнул я.
– Ничего, и компас вам дам. Пользоваться им умеете?
– Идут с нами два морячка, Владимир Клавдиевич. Они, наверное, умеют им орудовать.
– Должно бы!
Через десять минут я покидаю музей с компасом и драгоценным обрывком карты в кармане.
Это была моя последняя встреча с Арсеньевым, которого я глубоко и нежно полюбил. Мы оба чувствовали, что нам уже не увидеть друг друга. Крепкое рукопожатие положило конец прощанию. Много моему сердцу сказал долгий взгляд Арсеньева, – им он пожелал мне и удачи в побеге и успеха в моей жизни в чужой стране: обоим нам в конце нашего свидания приходилось быть молчаливыми: из соседней комнаты выполз сторож с метелочкой и стал обметать пыль с чучела великолепного тигра…» [46].
Разумеется, если бы ГПУ знало, кто и как помог «бывшим белым офицерам» покинуть пределы России, ставшей советской, В.К. Арсеньеву пришлось отвечать «по закону», и вряд ли ему помогла бы известность в определённых кругах; к тому же в тех же самых кругах у него было немало если не врагов, то как минимум недоброжелателей. Да и «органы», судя по всему, не выпускали его из виду; по крайней мере, на поступающие доносы реагировали.
В 1926 году, с апреля по октябрь, В.К. Арсеньев был в очередной экспедиции, обследовавший бассейны правых притоков Амура: рек Немпту, Мухен, Пихца и Анюй. Он вернулся в Хабаровск 1 октября, а 26 числа того же месяца получил следующую повестку.
«Повестка № 28 Арсеньеву Владимиру Клавдиевичу Прожив. по ул. Фрунзе /б. Протодиаконовская/ д. № 33
Настоящим ПП ОГПУ ДВК просит Вас явиться в помещение ПП ОГПУ по Корсаковской ул. д. № 64 в комнату № 18 27 октября к 9 часам утра.
Повестку предъявить коменданту для получения пропуска.
26 октябр. 1926 г.
Нач. 1-го Отд. ПП ОГПУ ДВК /подпись/ Улыбышев.
Упол. 1-го Отд. ПП /подпись/» [20].
Следователь сообщил учёному, что поступило заявление о том, будто В.К. Арсеньев ведёт враждебную пропаганду, и попросил подробно рассказать, с кем он встречался в последнее время, о чём говорил, как относится к людям определённой национальности и так далее.
Вот что написал В.К. Арсеньев в своей объяснительной записке (рукописный текст; возможно, это черновик документа, находящегося, как можно предположить, в архиве ФСБ).
«В Полномочное Представительство Объединённого Государственного Политического Управления Д.В.К.
По вызову (повестка № 28 от 26 Октября сего 1926 года) 27го числа я явился в комнату № 18 П.П.О.Г.П.У.Д.В.К., где мне было приказано в письменной форме сообщить о чем я говорил с А.П. Петровским, что я делал по возвращении из экспедиции за время с 1го октября по день вручения повестки, у кого я был и что говорил. Должен сказать, что по прибытии в Г. Хабаровск и по вчерашний день я чрезвычайно был занят работами по отчетностям экспедиции, которые поглощали все мое время с утра до поздней ночи. Иногда работы эти принуждали меня бодрствовать до рассвета, так как все они были срочные и весьма нужные. За это время мною написаны два колонизационных отчета: один в 55, другой в 7 страниц, закончен денежный отчет с представлением всех оправдательных документов, сделано два вечерних доклада – один в ДальКрай Земуправлении
