Сергей Павлович Королев - Ребров Михаил Федорович

На следующий день солнце взялось за сушку, уже к полудню жара дала себя знать, а к вечеру казалось, что и не было вовсе этой грозовой прохлады.

Каждый день припекало все сильнее. Суховеи принесли изнуряющую жару. Белесое солнце безжалостно жгло степь и людей. Лица красные, шелушатся, на зубах скрипит песок. Вода привозная, выдают по два литра на человека — хочешь умывайся, хочешь пей.

…Первая спичка фыркнула и погасла, вторую затушил порыв горячего ветра. Королев достал из коробка сразу три и прикурил. Подошел Кузнецов:

— Дай прикурить.

Королев протянул ему свою «казбечину»:

— Слушай, Виктор, завтра не должно быть сбоев.

— Их не должно быть уже сегодня, — закашлялся от дыма Кузнецов.

— Я тебя не виню. Чертовски хочется, чтобы все получилось…

— Мне тоже.

Они мало разговаривали, как, впрочем, и всегда, но оба чувствовали, что думают об одном и том же.

— Ты представляешь, до чего додумались в Москве! Считают, что своими усовершенствованиями мы портим ракету. Их бы сюда… — Королев посерьезнел, выругался в сердцах и тихо добавил: — Хотя бы один пуск провели…

Это было 11 июня, накануне очередного пуска.

В свой домик Королев уехал раньше обычного — хотелось отоспаться. Сон в последние недели Сергею Павловичу снился один и тот же. Будто идет по ровному красивому лугу, трава вокруг мягкая, шелковистая и цветы. Он даже явственно слышал их запах — не росный, нежный, а дурманяще горький. Вот идет он по этому лугу, а настроение у него бесшабашное, развеселое, солнце утреннее так ярко светит. И вдруг исчезает все это, начинается серо-бурая степь с редкими желтыми травинками. И солнце совсем иное. А земля вдруг расступается перед ним, и летит он во тьму — к гибели своей, хотя тьма эта искрится, мигает разноцветными огоньками и какая-то дивная музыка в ней звучит.

Здесь Королев просыпался внезапно, так и не узнав, погиб он или жив остался. Голова болела, усталость давила пуще прежнего.

Он знал: никакое снотворное не позволяет главному конструктору выспаться перед ответственным пуском — он проводит его даже во сне. Отдает команды, кого-то журит, кого-то хвалит…

Ночной звонок телефона будит мгновенно. Смотрит на часы. Четыре утра. Значит, это генерал Нестеренко, начинают заправку.

— Что, разбудил? Нет? Ну хорошо. Машина за вами пошла…

Пускали 12 июня. И тоже — неудача, ракета разрушилась на активном участке траектории. На заседании Госкомиссии неожиданно для всех маршал М. И. Неделин предложил снять «семерку» с испытаний: «Военным такое сырое изделие не нужно». Вот тут Королева прорвало. Он доказывал, что имеет право на большее число пусков, что «8К71» по своим показателям в 5–8 раз превышает все, что было достигнуто в ракетной технике, ее дальность и скорость фантастичны, и вообще все в ней характеризуется словами «впервые в мире». Королева поддержали Пилюгин и Руднев.

21 августа еще одно испытание. Королев провел на стартовой позиции почти всю ночь. Утром уехал, чтобы по ВЧ-связи позвонить в Москву, на работу. Разговор был долгим. Королев задавал вопросы и внимательно слушал, что говорили на том конце провода. Вернулся на площадку, когда началась заправка.

Подошел маршал Неделин. Они о чем-то разговаривали, спокойно, даже улыбались, словно и не было предыдущих срывов. Чуть в стороне стоял секретарь Госкомиссии, не решаясь прервать беседу главного конструктора и главного заказчика. Королев заметил, что его ждут, и поманил секретаря рукой: мол, давай сюда. Тот протянул Королеву какую-то бумагу. Сергей Павлович прочитал, помрачнел и стал искать глазами своего заместителя Шабарова. Их взгляды встретились. Королев отвернулся и спрятал бумагу в карман. Молчаливым и мрачным он оставался до самого пуска. Какие-то сомнения разрывали его, но он подавлял их с той твердостью, которая была свойственна ему.

В бункере Шабаров всегда был рядом с главным. Пуск прошел без замечаний, «семерка» ушла со стартового комплекса, устойчиво отработала на всех этапах полета, но с лица Королева не сходила тень какой-то тревоги. Он отмахнулся от тех, кто хотел поздравить его с удачей, и повернулся к Шабарову.

— Женя, крепись, — сказал и достал ту самую бумагу. — Умер отец, похороны 21-го. Прими, Женя, мои соболезнования. Крепись, все организовано, езжай.

— Как? — растерялся Шабаров. — Самолета сегодня нет.

— Поезжай в гостиницу, машина тебя уже ждет. И гони в Джусалы. Вещи твои собраны, они в машине.

— А что я буду делать в Джусалах, Сергей Павлович?

— Через три часа будет какой-то международный рейс, посадка не запланирована, но его посадят. В Джусалах у диспетчера твой билет. Торопись!..

Машина примчалась в аэропорт. «Самолет будет через полчаса, вот ваш билет», — диспетчер не скрывал своей растерянности и удивления. Такое за его службу случалось впервые: самолет следует международным рейсом, а его вдруг сажают в Джусалах ради какого-то человека. Кто он? Что за птица такая?

Самолет остановился в конце взлетной полосы, спустили трап. Шабаров быстро поднялся, и люк захлопнулся. Международный борт взял курс на Москву.

Потом Королев будет оправдываться:

— Не сердись, Женя, о твоем горе я узнал накануне, телеграмма была лишь подтверждением. Я не мог отпустить тебя, это был очень важный пуск…

— Знаю, Сергей Павлович. Вы и так очень много сделали. Да я и не оставил бы вас. Такая наша работа.

Еще один пуск, пятый, был произведен 7 сентября и тоже прошел успешно.

«Семерка», Р-7, БРДД — это разные названия одного и того же «изделия» № 8К71. Под таким шифром проходила в технической документации и закрытых постановлениях ЦК и Совмина баллистическая ракета дальнего действия. Однако еще раньше появилось обозначение «Тема-1» и ракета Т-1. Тезисы доклада по результатам исследования перспектив развития оружия, призванного лишить Америку неуязвимости, с которыми Королев выступил на техническом совете НИИ-88, датированы 27 декабря 1951 года. Тогда же ученый совет института одобрил предложения главного конструктора.

Заложенная в конструкцию Р-7 система компоновки «пакет» впервые появилась в работах К. Э. Циолковского. Позднее М. К. Тихонравов обосновал рациональность «схемы пакета блоков различной размерности». Не ради истории привожу эти факты. Упреждая естественный вопрос: «Кто истинный творец „семерки“?», скажу: так называемый структурно-однородный пакет просчитывали по заданию Королева в Институте М. В. Келдыша, проектный отдел ОКБ возглавлял К. Д. Бушуев, многое привнесли инженеры Г. Ю. Максимов, С. С. Крюков, С. С. Охапкин, первый заместитель Королева В. П. Мишин… Двигатели — В. П. Глушко, бортовые системы — Н. А. Пилюгина, В. И. Кузнецова, М. С. Рязанского… Кстати, Охапкин тоже был замом, его называли «главный конструктор при главном конструкторе». Королев «приглядел» Охапкина еще в 1942 году в омской «шараге» на заводе № 156, куда тот был «заметен» НКВД.

Трудно перечислить всех причастных. И все-таки «семерку» по праву называют королёвской. Ведь он, как главный конструктор, должен был заставить слушать себя, думать, как он, влиять на события, собирать вокруг себя личностей. Как музыка, создаваемая оркестром, составляется из многочисленных и разнообразных, но связанных между собой звучаний, так и конструкторское содружество инженеров. Каждый из них вырабатывает свое собственное мнение, имеет дело не только с тем, что находится в его собственных мыслях и памяти, но и с новыми идеями, которые он получает от других. В 1953 году схема будущей ракеты была выбрана, и началось эскизное проектирование. Но только 20 мая 1954 года правительство приняло решение о разработке ракеты межконтинентальной дальности. Это давало возможность Королеву бросить все силы на решение главной задачи.

Днем рождения, а точнее — крещения «семерки» стало 21 августа 1957 года. Однако официальное сообщение о том, что СССР имеет ракетное оружие огромной дальности, было озвучено лишь 26-го. Оно гласило: «В соответствии с планом научно-исследовательских работ в Советском Союзе проведены успешные испытания межконтинентальной баллистической ракеты, а также взрывы ядерного и термоядерного оружия…»