Собрание сочинений. Том 4 - Петр Павленко

Воевода Павша говорит, умирая:

— Зовите всю Русь на пόмочь! Зовите князя Александра! Пелгусий, ступай зови его!

— Не годится мне бросать Пскова! С вами был и буду! — тихо отвечает ему Пелгусий.

— Ступай, Пелгусий! — говорит старый нищий, которого волокут на костер. — Велим тебе жить. Велим о нас сказать. Велим русское дело помнить!

— Очистить его душу огнем премудрым! — распоряжается монах.

— Вот верно слово! — подхватывает Твердило.

— Проверь огнем! — яростно говорит нищий. — И в огне то ж скажу — не будет по-вашему, не пойдет под немца русская земля, не бывать Руси под папою вашим, сволотой несчастным! А тебе, Твердило, быть тебе без семени и без племени! Не устоит земля на худых людях!

Его толкают на костер. Дым скрывает старика. Но из огня несется голос:

— Встань, народ русский! Встань, ударь!

2

Уже поздняя осень. Грязно, пусто в бревенчатом Переяславле. Невеселая погода на Плещеевом озере. Пять человек тянут невод. Поют:

Реки да озера к Ново-городу,А мхи да болота к Белу-озеру,Да чисто поле ко Опскову,Темны леса Смоленские,Высоки горы Сорочинские,Широки ворота Чигарицкие…

Поодаль, на берегу, кучка крестьян.

Среди них монах Пелгусий, прибывший из Пскова. Он рассказывает последние псковские и новгородские новости.

— Пропал Псков, не устоит и Новгород.

— Эх-ма, и что там, в Новгороде, теперь? — говорят рыбаки.

— Видать, нам придется в дело вступать, — замечает древний старик, вздыхая.

Мимо проезжает ордынский чиновник со свитой на конях. Русские люди низко им кланяются. Один рыбак не отдает поклона. И ордынец велит спросить, кто эти люди.

— Ким ды? Кто есть? — спрашивает монгол, подъезжая к веселым рыбарям.

— А кого ищешь, бачка? — озорно спрашивает юнец Савва.

Монгол хлещет Савву нагайкой… Бросив невод, подходит к монголу и берет за узду его коня высокий, статный рыбак.

— В дом входя, хозяев не бьют, — говорит он по-монгольски.

Твердый взгляд его останавливает монгола.

— Кто будешь?

— Князь здешний.

Ордынец удивленно взглядывает на Невского.

— Невский — прозвище твое?

— Да, — отвечает Невский.

— Ты бил шведов?

— Я.

— А тут чего делаешь?

— Рыбу ловлю.

— Что, другой работы нету?

— А чем эта плохая? Вот струги на озере начну скоро строить, торговать за морем будем… Верно, отец? — спрашивает он древнего старика, а тот степенно отвечает:

— А что ж, Ярославич? И поторгуем.

— Орда наша езжай, там работа много есть. — И добавляет по-татарски: — Наш язык хорошо знаешь?

— Знаю, — по-татарски и затем по-русски говорит Александр. — Мне и на Руси делов хватит.

Ордынец. Русь мы править будем.

Невский (усмехаясь). Что ж, поправьте, поучите, гости дорогие, наш народ горазд на ученье.

— Мы сколь хочешь будем учиться, — хитро говорит древний старик.

Баскак отъезжает.

— Тяжелый народ, сильный, — говорит старик, кивая вслед монголу. — Тяжеленько нам будет бить-то их.

— Есть охота? — весело спрашивает его Александр и добавляет серьезно: — Вот тут-то Новгород и нужен.

Дружинник говорит:

— Тако дело на Неве отхватили, слава на весь мир, а житьишко — собачий дыр.

— Пока с монголами не управимся, все так будет, — говорит Александр и запевает взволнованно, потому что поет о Руси:

Реки да озера к Ново-городу,А мхи да болота к Белу озеру,Да чисто поле ко Опскову,Темны леса Смоленские,Высоки горы Сорочинские,Широки ворота Чигарицкие…—

и говорит: — Собери, Господин Великий Новгород, Русь округ себя — большую славу возьмешь!

3

Новгород справляет пышный торг. Как в праздник, весел город. Шумят ряды. Купцы поют у своих прилавков. Там перс бьет в бубен, там индус играет тягучую песню на странной дудке, там варяжин поет, там швед выставил тройку певцов. Половчанин показывает дрессированного медведя. Хором поют поволжане-хлебовики. Веницейский купец в атласе играет на мандолине, поет серенаду.

Иноземные купцы, сидя в кружале, пьют эль. Шумно, весело, беспечно на ярмарке. Грудами лежат кожи, лисьи и собольи меха, мед, масло, зерно, плотничьи поделки. Богомазы торгуют иконами и тут же пишут их на удивление всем проходящим. Кузнецы куют кольчуги и, как портные, сняв мерку с покупателя, тут же изготовляют ему что надо.

У кольчужника Игната, разглядывая вещи, сидят безудельные князья Василько и Иванко.

— Чтой-то давно крови не было, — говорит Василько. — В Полоцк я ездил, крест целовал чудь побить, — не хотят. К Литве нанимался Полоцк бить, — и те прогнали.

— Слух был, немцы во Пскове, — замечает Иванко. — Тут Новгороду без сечи не быть.

— Добро бы, — говорит Василько. — Отощал я сильно!

Гончарник играет на звонких горшках, искусно постукивая по ним палочкой.

Ольга, купеческая дочка, идет от прилавка к прилавку — то выберет жемчужную нитку, то прикинет к себе шелку кусок. За нею, в толпе, идут двое новгородцев, Васька Буслай и Гаврило Олексич, богатыри новгородские. Их знают.

— На Неве-то с князем Александром… Они самые, — говорит князь Иванко. — Васька топором рубил корабли, Гаврило шатер Биргера сломал…

Ольга подходит к лабазу поволжского купца. На лабазе вывеска:

«ИВАН ДАНИЛЫЧ САДКО ИЗ ПЕРСИЯНСКИХ ЗЕМЕЛЬ ПРИБЫЛ»

Садко кричит богатырям:

— Василий! Гаврило! Прошу милости к старому дружку! Кольчужки индийские… Мечики востренькие, сарацинские… копьишки татарские!

— Отвоевались! — машет рукой Буслай. — О другом нынче дума-то.

К прилавку приближается Ольга. Садко шепчет ей:

— Уж и до чего хороши девицы новгородские! До чего светлы, батюшки!.. Вот имею шали кашемирские. Никому другому б не носить!

Ольга молча выбирает товар.

Буслай продолжает:

— Отвоевались! Славу получили, надо о себе подумать!

Гаврило, подмигивая, говорит купцу Садко:

— Васька-то жениться собирается, слышал?

Садко. А кому ж ты завещал купцов уродовать, на мосты кого поставишь в кулачье биться? А и ноги-то новгородцам кто ж ломать будет?

Ольга искоса поглядывает на Буслая, улыбается.

Буслай. Ай, и надоела ж мне поножовщина! День дерусь, два в тоске лежу. Хотел на Волгу податься, поиграть топориком, да опять тоска взяла.

Гаврило. Ты б в монахи шел.

Буслай. Дело я задумал сердечное. Не выйдет по-моему — и впрямь в монастырь запрусь.

Говоря, он тоже поглядывает на Ольгу и машинально перебирает кольчуги, мечи, ножи, налокотники, железные палицы с шипами. Все это интересует его, хоть он и говорит, что потерял интерес к драке.

— А ну, дай-ка мне эту палочку! — оживленно говорит он, потрясая в руках громадной палицей.

— Ты что, ею богу будешь молиться? — смеется купец.

— На медведя собираюсь, тоска душит,

В это время Ольга отходит от прилавка, и Гаврило Олексич преграждает ей путь.

— Ольга Ярославна, прикажи сватов к батюшке твоему засылать, — говорит он тихо.

Буслай слышит это и тоже подходит.

— Уж кому засылать, так мне, — говорит он.

Гаврило. Пусть сама знак подаст, пусть ее сердце выберет. Дай знак, Ярославна, кому из нас сватов засылать, кому с тобой в счастье жить.

Ольга. Простите, люди добрые, не знаю, о чем речь ведете.

Буслай (запальчиво). Ну, как так — не знаешь… Говори, за кого пойдешь. Выбирай из двоих любого. Хочешь высокого да веселого — мне кивни. Желательно постепенней да поскучней — поклонись Гавриле.

Гаврило. Хочешь битой быть — поклонись Буслаю. Хочешь хозяйкой быть — я тебе муж. Имя доброе, а рост хоть и невелик, да голова зато — не пожалуешься.

Ольга. Не знаю, что и сказать вам. Оба вы хороши. Дайте срок, скажу слово.

Поклонилась им и пошла.

Вдруг заволновалась площадь — и затихла. Народ повалил от торговых рядов к Волхову. Прибыли первые беженцы из Пскова. На подводах стонут раненые. Над трупами умерших плачут жены.

На подводу поднялась высокая, статная псковитянка, дочь воеводы Павши.

— Господин Великий Новгород! — крикнула она. — Пришли к тебе, старшему, приюти голодных. Нет больше Пскова! Пожег немец нас!

Шум. Возбуждение. Расспросы. Рассказы.

Над толпой новгородцев поднимается монах в грязной разорванной рясе — Пелгусий.

— Братья новгородские! — кричит он. — Помните дело на Неве?

— Помним! — отвечает площадь.