Российская империя, XVIII — начало XX вв. - Евгений Спицын

Личные отношения между Павлом и Екатериной II на протяжения всех лет ее правления были более чем прохладными. По свидетельству ряда современников (Ф. Ростопчин, Г. Гейкинг), сын никак не мог простить своей матери убийства собственного отца и узурпацию трона, а мать не могла смириться с тем, что будущий наследник российского престола очень уж напоминал своим характером, привычками и поведением присной памяти почившего супруга. Хотя известно, что первоначально Павел воспитывался именно как наследник русского престола, однако чем старше становился он, тем дальше его держали от государственных дел. По информации историков, окончательный разрыв между Павлом и Екатериной наступил в мае 1783 г., когда императрица впервые пригласила сына для обсуждения ряда внешнеполитических проблем, связанных с крымским и польским вопросами, где он высказал отличную от всех вельмож собственную точку зрения.

Именно поэтому, как установили многие историки (Н. Павленко, А. Каменский), в 1787 г. Екатерина II решила передать престол своему старшему внуку Александру и ознакомила с этим планом ряд высших сановников империи, в том числе главу внешнеполитического ведомства вице-канцлера графа Александра Андреевича Безбородко и своего последнего фаворита графа Платона Александровича Зубова.

Престарелая императрица неоднократно возвращалась к этому вопросу, пока, наконец, в сентябре 1796 г. она не приступила к подготовке специального манифеста, но неожиданная смерть помешала ей довести начатое дело до конца.

В начале ноября 1796 г. Екатерина II скончалась, и новым российским императором стал Павел I (1796―1801), вместе с которым к управлению империей пришла и новая плеяда русских вельмож и фаворитов. Среди этих персон особым расположением нового монарха пользовались его бывший брадобрей, ставший императорским гардеробмейстером, граф Иван Павлович Кутайсов, новоиспеченный столичный комендант граф Алексей Андреевич Аракчеев, его флигель-адъютант граф Федор Васильевич Ростопчин, и друзья его юношеских лет, два родных брата, князь Александр Борисович Куракин и князь Алексей Борисович Куракин, первый из которых стал вице-канцлером, а второй получил ключевую должность генерал-прокурора Сената. Ряд видных екатерининских вельмож не только сохранили, но даже упрочили свое положение при императорском дворе, как например, Александр Андреевич Безбородко, который был пожалован княжеским титулом и удостоен высшего штатского чина — канцлера Российской империи. Ряд современных авторов (Ю. Сорокин, А. Толочко, О. Хоруженко) предполагают, что новый фавор главы внешнеполитического ведомства был связан именно с тем, что он лично уничтожил завещание Екатерины II, в котором содержался вышеупомянутый манифест о передаче русского престола старшему внуку Александру.

Вообще следует сказать, что Павел I, будучи человеком непредсказуемым и переменчивым в своих симпатиях, не обладая опытом государственного управления, часто делал крупные ошибки в кадровой политике, что негативно сказывалось на работе всего государственного аппарата. Достаточно сказать, что за период его столь короткого правления на ключевой должности генерал-прокурора Сената побывали аж четыре человека: А.Б. Куракин, П.В. Лопухин, А.А. Беклешов и П.Х. Обольянинов. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и постоянную борьбу у трона двух влиятельных придворных группировок, которые по информации историков (М. Лонгинов, М. Сафонов), возглавляли императрица Мария Федоровна и граф Ф.В. Ростопчин.

Четырехлетняя история павловского царствования заслуживает отдельного внимания, поскольку его короткое правление существенно отличалось от многолетнего правления его великой матери Екатерины II. По мнению многих историков (Н. Шильдер, В. Ключевский), Павел I, вступив на российский престол уже вполне сложившимся взрослым человеком, был совершенно не подготовлен к управлению огромной империей, а многие его поступки были просто непредсказуемы и зачастую лишены элементарной человеческой логики. Правительственная политика, проводимая им, вполне соответствовала личности самого императора — человека капризного, деспотичного, переменчивого в своих личных симпатиях и антипатиях, легко поддающегося необузданному гневу и столь же легко менявшего гнев на милость.

Все эти, мягко говоря, своеобразные черты характера нового российского самодержца со всей очевидностью проявились еще в ранние годы, когда, будучи наследником российского престола, он находился под опекой своего знаменитого воспитателя графа Н.И. Панина. Но в еще большей степени эти «странные» черты его характера обострились, когда он подрос и пристрастился к двум вещам, поглощавшим всю его неуемную энергию: чрезмерному питию и муштре. Последняя страсть всецело овладела им, когда в 1783 г. собственная мать подарила ему Гатчинскую мызу, где с утра до вечера проводились вахт- и плац-парады, разводы караулов, экзекуции, маневры и т. д.

Следует отметить тот показательный факт, что эти личные характеристики Павла содержатся только в мемуарах и трудах политических противников будущего императора, в частности его воспитателя-либерала графа Н.И. Панина, российского посла при английском дворе графа С.Р. Воронцова, британского посла при русском дворе лорда Ч. Уитворта, а также первого историографа Н.М. Карамзина, получившего свой высокий пост от отцеубийцы Александра I.

Всё, что касалось морально-нравственных устоев Павла I, то, по свидетельству ряда современников, они были непоколебимы: он боготворил дисциплину и порядок, стремился быть справедливым и блюсти законность, был безупречно честен и привержен строгим нормам морали. Неслучайно многие историки (Н. Эйдельман, Ю. Соловьев, М. Сафонов) говорили и писали, что определяющей чертой его личности и даже идейных воззрений было рыцарское понятие о чести. Этот «рыцарский кодекс чести» прекрасно вписывался в саму идею обожествления самодержавной власти и придания ей ореола особой чистоты, святости и непогрешимости, которые всячески пропагандировал и насаждал сам будущий император.

В отечественной исторической науке до сих пор продолжается спор о побудительных мотивах, которыми руководствовался Павел I при проведении своей внутренней политики. Например, В.О. Ключевский считал, что вся деятельность Павла носила «не столько политический, сколько патологический характер». Барон Н.К. Шильдер, автор первой научной биографии Павла I, полагал, что буквально все мероприятия павловского правительства были случайными, бесцельными и даже вредными для государственных интересов России. Практически все русские историки считали, что главным побудительным мотивом поведения Павла I было желание противопоставить себя матери, переиначить все сделанное Екатериной и править наперекор заложенным ею традициям государственного управления.

В советской исторической науке (С. Окунь, Ю. Сорокин, Н. Павленко) основной акцент тоже делался на анализе личных качеств и черт характера нового российского монарха. Но при этом считалось, что главными побудительными мотивами деятельности Павла были мания страха и мания величия. Хотя в целом, будучи нацелены на выявление классовой сущности политики Павла I, советские историки все время утверждали, что самими обстоятельствами он был принужден проводить ту же имперскую и продворянскую политику, что и все его предшественники на российском престоле, в том числе ненавистная ему мать.

В годы «горбачевской перестройки» и в постсоветский период ряд современных авторов (В. Томсинов, А. Терещук, С. Постников) попытался отойти от прежних крайне негативных оценок не только его личности, но и деяний, и найти в его поступках и решениях разумное, рациональное зерно. Более того, наметилась явная тенденция обожествить образ благородного рыцаря-монарха, «русского Гамлета и Дон Кихота», ставшего невинной жертвой русских политических масонов и англичан (А. Песков).

При изучении внутренней политики Павла I следует обратить особое внимание на четыре основные направления его деятельности:

1) Важнейшим событием павловского правления стало кардинальное изменение всей прежней системы престолонаследия, которая сложилась в России при Петре I. В начале апреля 1797 г. Павел I подписал два важнейших документа — «Акт о порядке престолонаследия» и «Учреждение об императорской фамилии». По информации историков (М. Зызыкин, М. Максимович), текст первого документа был разработан Павлом еще в 1788 г., перед отъездом цесаревича на русско-шведскую войну (1788―1790), и тогда же был подписан им и его второй супругой, великой княгиней Марией Федоровной.

В отличие от петровского устава «О наследии престола» (1722), который предусматривал, что правящий монарх имел полное право сам назначать себе преемника на престоле, данный Акт вводил наследование по закону, «дабы государство не было без наследников, дабы наследник был назначен всегда законом самим, дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать, дабы сохранить право родов в наследствии, не нарушая права естественного, и избежать затруднений при переходе из рода в род». В отличие от того же петровского устава, который не предусматривал различий в правах для наследников мужского и женского пола, павловский Акт вводил так называемую «австрийскую», или «полусалическую» примогенитуру, при которой преимущество в наследовании имели потомки мужского пола по праву первородства «по прямой нисходящей линии от старшего брата к младшим, а при отсутствии оных к дядьям». Кроме того, он впервые вводил понятие регентства — до 16 лет (для монархов и их наследников) или до 20 лет (для прочих членов императорской фамилии) и запрещал занятие российского престола лицом, не принадлежащим к Русской православной церкви, поскольку русский император де-юре был ее главой.