Не упыри - Светлана Талан

… августа 1966 г

Председатель сельсовета нашел нам жилье в другом месте. Эта хатка выглядит еще хуже прежней. Стены ободраны и снаружи, и внутри. Крыша протекает, так что придется ее ремонтировать. Слава Богу, что есть хотя бы полуразвалившийся забор.

Вошли внутрь – пахнет плесенью. Сыро, неуютно.

– И до каких пор мы будем мыкаться по чужим углам? – сказала я, в отчаянии от того, что опять все придется начинать сначала.

– Ты читаешь мои мысли, – обнимая меня за плечи, ответил Роман. – Скажи-ка, какие три вещи должен успеть сделать человек за свою жизнь?

– Посадить дерево – это раз.

– Мы с тобой на прежнем подворье посадили не одно, а целый сад. Жаль, что эти деревца не успели накормить своими плодами наших детей.

– Пусть другие попользуются, если нам не довелось. Во-вторых, надо родить ребенка. Это задание мы перевыполнили, потому что у нас уже двое. А в третьих – построить дом.

– Вот! Это я и хотел услышать от тебя.

– С нашими доходами это нереально.

– Почему?! Реально, если каждый месяц хоть немного экономить. Конечно, мы не сможем обзавестись собственным домом сразу, но за несколько лет – вполне.

– Разве что за всю оставшуюся жизнь, – я печально улыбнулась.

– Идем домой и попробуем подсчитать, – предложил Роман.

В этот вечер мы пораньше уложили детей, а сами до полуночи просидели за столом. Все просчитав, мы пришли к выводу, что за пять лет действительно сможем построить собственный дом. Эта идея так меня захватила, что я предложила сразу же составить план постройки. Мы долго спорили, но остановились на том, что комнат должно быть не меньше четырех. Две отдельных для детей, спальня и гостиная.

– И обязательно – просторная кухня, – сказала я.

– А посреди кухни – большой круглый стол, – добавил Роман.

– Для гостей?

– И не только. Дети вырастут, будут приезжать к нам со своими семьями, с детишками.

– Ты, оказывается, предусмотрительный, – говорю я мужу, прижимаясь к его теплому плечу.

… сентября 1966 г

Мы переехали на новое место жительства. Колхоз прислал рабочих, и они привели в порядок протекающую крышу. Сейчас мне было уже не так грустно, потому что я все время думала о собственном доме. Вечерами подолгу не могла уснуть, потому что перед глазами стоял он – наш, свой, собственный дом. Иногда посреди ночи я вскакивала с кровати и бежала к столу, чтобы внести какие-то коррективы в план. То мне казалось, что окон недостаточно, чтобы в комнатах было всегда светло, то сами окна казались мне маленькими, то я переносила их с места на место, чтобы дети не спали на сквозняке, если открыть окно.

А еще я мечтала о саде. В моем воображении новый дом всегда возникал в окружении цветущих деревьев. Дети играют на зеленом ковре травы. От легкого дыхания шаловливого ветра с деревьев слетают невесомые лепестки. А еще – цветы. Вокруг дома должно быть много-много самых разнообразных цветов. Чтобы они цвели с ранней весны до поздней осени.

Иногда я представляла нашу усадьбу осенью, когда огород так чудесно пахнет листьями хрена, укропом и картофельной ботвой. Мое воображение рисует яркую картинку: Даринка держит в руках краснобокое яблоко. Оно такое пахучее, спелое и полное сока, что на просвет внутри видны черные зернышки. Даринка протягивает яблоко Андрейке, а мы с Романом любуемся нашими детьми и догорающим днем. Так хорошо идти вместе под золотым дождем осенней листвы! Она приятно шелестит под ногами, мы набираем ее полные охапки и обсыпаем друг друга…

… мая 1967 г

Нам выделили под застройку хорошее место. Дом будет стоять на пригорке, за ним – сад, а дальше огород. Там, где кончается огород, протянулась левада. За ней – небольшое озеро, которое кольцом обступили вербы. О лучшем месте нечего и мечтать!

Осенью заложили кирпичный фундамент, за зиму он осел и устоялся. Теперь можно возводить стены. Я радуюсь и восторгаюсь, как малое дитя. Мыслью о новом доме прониклась и Даринка. Она, конечно, все понимает, потому что ей уже исполнилось семь лет.

– А где будет моя комната? – спрашивает она, перебравшись через фундамент.

– Вот здесь, – показываю я.

– И моя, – тычет куда-то пальчиком Андрейка.

– Твоя – вот тут, – наставительно говорит Даринка.

– Тут, – соглашается ее братишка.

Я прохожусь по воображаемой комнате. Представляю, как в ней пахнет свежим деревом и краской. Прошло всего полгода. Остается еще долгих четыре с половиной года до того времени, когда новый дом наполнится голосами, детским смехом и запахом только что сваренного борща.

… ноября 1967 г

И надо же было такому случиться: я потеряла бдительность и снова забеременела! Рожать третьего ребенка сейчас, когда я всецело поглощена строительством дома, в мои планы не входило. Ведь сейчас каждая сэкономленная копейка на вес золота, а с появлением третьего малыша завершение строительства придется отложить на неопределенный срок. Но, раз уж это случилось, то где двое, там и третьему найдется место. Однако, подумала я, сначала надо послушать, что скажет Роман.

Вечером я обо всем рассказала мужу.

– Ты не ошиблась? – спросил он.

– Когда речь идет о беременности, женщины не ошибаются.

Роман задумался, нервно закурил, прошелся по комнате.

– Я не могу настаивать, но думаю, что было бы разумно избавиться от этой беременности, – не глядя на меня, сказал он.

– Но почему? Этот плод может стать хорошеньким мальчиком или девочкой, – начала я, хотя и сама до сих пор не решила, что буду делать.

– Милая моя, дорогая Марийка, – Роман подошел ко мне, обнял за плечи. – Жили бы мы в других условиях, я и не заикался бы про аборт. Но сейчас у нас ни кола, ни двора. Мы тянемся из всех сил, чтобы достроить дом и не кочевать, как цыгане, с места на место. Родится еще один ребенок – придется на год или даже на два отложить новоселье. Ты же не хочешь этого?

– Нет, – сказала я. – Я согласна на аборт.

… января 1968 г

Роман ездил на совещание в соседний город, где есть детский дом. Директоров школ знакомили с новейшими достижениями в воспитании детей. Не знаю, что еще им там рассказывали, но Роман вернулся домой очень странным. Он стал рассеянным, задумчивым, а в глубине его глаз затаилась печаль.

– Ты можешь сказать, что с тобой случилось? – спросила я вечером.

– Со мной? – он растерянно вскинул глаза. – Со мной все в порядке.

– Врать ты не умеешь, – заметила я. – Лучше поделись со мной – тебе же легче будет.

– Все хорошо, любимая, все у нас хорошо. – Вот и все, что я услышала.

– Молчишь, как партизан на допросе! Ну и молчи, – сказала я, поняв, что разговора не получится.

Слишком хорошо я его знала. В такие минуты лучше не соваться к нему с вопросами. Надо дождаться подходящего момента. И вообще – еще давным-давно я решила не портить нашу совместную жизнь женским нытьем и взаимными упреками. Пусть будет, как будет.

… января 1968 г

Несколько дней Роман ходил, как с креста снятый. Он осунулся, потемнел лицом, стал неразговорчив. Я видела, как его что-то мучает, грызет изнутри. Но не хотела торопить события. А через некоторое время он сам завел разговор.

– Марийка, ты веришь, что одна встреча может полностью изменить жизнь человека? – издалека начал Роман.

– Ты влюбился в другую? – спросила я, чувствуя, что мне не хватает воздуха. Если он ответит не сразу, я просто задохнусь, как рыба на суше.

– Милая, что ты? Разве есть на свете кто-нибудь лучше тебя?

– Тогда с кем же ты там встретился? – спросила я, все еще испытывая тревогу.

– Где – там?

– На совещании.

– Ты все видишь, – заметил он. – От тебя ничего не спрячешь.

– Может, хватит заговаривать мне зубы? Рассказывай, что случилось, освободи душу от тяжести.

Он немного помолчал, словно все еще колебался. Я не торопила.

– Там, в детском доме, нас привели в группу для детей трех-четырех лет. Мы должны были познакомиться с тем, как устроены комнаты, какие наглядные пособия. Но едва мы туда вошли, как я случайно встретился взглядом с одним мальчиком. Его прекрасные, широко распахнутые черные глаза буквально прожгли меня насквозь. И вдруг в его взгляде вспыхнула радость, и он, с криком: «Папа, мой папа приехал!» – бросился ко мне и схватил за руку, продолжая выкрикивать: «Я же говорил, что мой папа вернется, а мне сказали, что он погиб! Вруны! Вы все вруны! Вот мой папа! Он приехал ко мне!» Я не выдержал – он произносил все это с такой уверенностью, что по коже бежали мурашки, – и взял его на руки. А он обхватил мою шею и так крепко прижался ко мне щекой, что я на несколько минут буквально остолбенел.

Роман проглотил ком в горле, мешавший ему говорить.

– Потом подошла воспитательница и сказала: «Миша, дорогой, ты ошибся! Это не твой папа. Иди ко мне!» А мальчик так вцепился в меня, что не оторвать. Шепчет на ухо: «Скажи им всем, что ты – мой папа. Скажи, что они все врали». Я не могу тебе передать, с какой надеждой на меня смотрели эти глаза!