Удивительная женщина - Нора Робертс

Дилан вошел, закрыл за собой дверь, но заговорил не сразу. Сейчас между ними не было барьера, не было диктофона, который связывал бы их рамками профессиональной этики. То, что будет сказано, останется между ними. Или, точнее, как он понял, для них обоих. Он не мог с уверенностью сказать, как ему не удалось избежать этой ловушки. На подгибающихся ногах он подошел к кровати и сел.

Комната была тиха, уютна и женственна, как она сама. Все следы насилия, если оно произошло именно здесь, были давно уничтожены. Эбби тщательно хранила свою тайну, чтобы не разрушить жизнь своих сыновей и свою собственную. Снабжая его сведениями, она возложила на него ответственность. Каким-то внутренним чутьем она обнаружила в нем сочувствие, заставившее его принять эту ношу.

— Эбби, вы же понимаете, я не могу писать о том, что вы мне сегодня рассказали.

На нее нахлынула волна облегчения. Она надеялась, она осмеливалась верить, но не была уверена.

— Спасибо.

— Не благодарите меня. — Он чувствовал, что в некотором смысле мог бы более успешно справиться с ее негодованием. — Я напишу много такого, что вам не понравится.

— Мне начинает казаться, что сколько и что вы напишете, уже не имеет никакого значения, — ответила Эбби. Она смотрела поверх его головы на крошечные повторяющиеся цветочки, составляющие узор обоев. Жизнь была похожа на эти узоры. Она пробовала менять ее, но она всегда повторялась! — Вы знаете, Дилан, раньше я думала, что должна создать у мальчиков образ такого отца, которым они могли бы гордиться, а теперь поняла: моя обязанность перед ними в том, чтобы воспитать их такими, чтобы, повзрослев, они могли бы гордиться самими собой!

— Почему вы все рассказали мне?

Эбби смотрела на него, на человека, который в корне изменил ее отношение к мужчинам. Как ему объяснить это? В нем она нашла доброту, которой совсем не ожидала. Он помогал ей работать, хотя это не входило в его обязанности. Он был добр и щедр с ее детьми. Он ухаживал за ней во время ее болезни. Несмотря на жесткую внешность, он был бесконечно добр, и она влюбилась в него! Эбби взяла ручку и машинально повертела ею.

— Я не могу назвать вам все причины. Как только я заговорила, из меня словно хлынул водопад слов! Может быть, мне просто надо было выговориться после стольких лет молчания. Прежде я никогда не могла говорить об этом.

На столе лежало пресс-папье и стоял стакан с бледно-розовыми цветами. На взгляд оба предмета казались настолько хрупкими, что их можно было легко разбить.

— Вы не рассказали об этом вашей семье? — спросил Дилан.

— Нет. Я не смогла заставить их испытать позор, упреки, ярость. Все это я должна была пережить сама!

— Но, ради бога, почему вы оставались с ним?

Дилан снова подумал о деньгах, вспомнив фотографии женщины в мехах и бриллиантах. Нет, верил он, причина была не в этом!

Эбби, опустив голову, разглядывала свои руки. Обручальное кольцо она продала много позже, когда исчезла горечь утраты.

— После… после той ужасной ночи, когда это случилось, Чак очень переживал. Я думала, что нам удастся спасти хоть что-то от нашего брака, и у нас даже кое-что получилось. Но тут родился Крис! Чак не мог смотреть на него: ребенок каждый раз был ему живым укором. Причина, по которой Крис появился в этом мире, все время напоминала Чаку о его отвратительном поступке.

— А вы? Что вы чувствовали, когда смотрели на Криса?

Эбби медленно улыбнулась:

— Он был так красив! Он и сейчас красив!

— Вы замечательная женщина, Эбби!

Она удивленно взглянула на него:

— Нет, я так не считаю. Я хорошая мать, но в этом нет ничего замечательного. Я не была хорошей женой. Чаку был нужен кто-то, кто мог моментально собраться и понестись с ним куда угодно и когда угодно. Я для него была слишком медлительна.

— А в ком нуждались вы?

Теперь она смотрела на него без всякого выражения. Никто из семьи никогда не задавал ей такого вопроса. И ответа на него у нее не было.

— Я не уверена, что когда-то в ком-то нуждалась, и сейчас я счастлива тем, что имею.

— И вам этого достаточно? Дети и ферма? — Дилан встал и подошел к ней. — Я думал, что вы скажете мне правду.

Зачем он подошел так близко? Она не могла думать, когда он стоял совсем рядом.

— Я не знаю, какого ответа вы ждете.

— И даже не догадываетесь? — Он взял ее за руку и почувствовал дрожь. — Не бойтесь меня!

— Я не боюсь.

— Не бойтесь того, что происходит между нами!

— Я не могу помочь этому! Дилан, не делайте этого! — Эбби схватила его за руку. — Я действительно не выношу пошлости! Я думаю, что пункт, на котором мы должны остановиться, — это просто стать друзьями!

— Этот пункт мы уже прошли! — Он поднес ее руку к губам и проследил, как она удивилась. — Кто-нибудь когда-либо занимался с вами любовью?

Эбби охватила паника.

— У меня же двое детей!

— Это не ответ! — Любопытствуя, он повернул ее руку и поцеловал ладонь. Ее пальцы согнулись и напряглись. — Кто-то, кроме Чака?

— Нет, я…

— Неужели никто?

Эбби вдруг почувствовала себя опозоренной.

— Нет, я, наверное, действительно неполноценная женщина!

«Сколькими способами Рокуэллу удавалось унижать ее?» — спрашивал себя Дилан, с трудом сдерживая ярость. Невмешательство? Сейчас он ушел далеко от этого. Он хотел доказать ей, что может быть иначе. Может быть, впервые ему самому захотелось поверить в это.

— Почему вы не позволите мне это выяснить?

— Дилан… — Слова застряли у нее в горле, когда он провел губами по ее виску.

— Неужели вы не хотите меня, Эбби?

Обольщение… Он никогда раньше сознательно не соблазнял женщин. Женщины всегда сами шли к нему, знающему, опытному, многообещающему. Никто из них никогда не дрожал. Его охватила легкая паника. Неужели в нем есть какая-то заботливость, мягкость, основательность?

— Да. — Она запрокинула голову и посмотрела на него. — Но я не знаю, что я могу вам дать.

— Позвольте мне позаботиться об этом. — Он с напускной уверенностью обхватил руками ее лицо. — А теперь получайте.

Он целовал ее медленно и мечтательно. Она подняла руки к его запястьям и ухватилась за них. Это неуверенное, выдающее внутреннюю уязвимость движение совершенно неожиданно тронуло его. Свет лампы падал ей на лицо, он запрокинул ее голову и слегка касался губ. Она чувствовала, как пульс в его запястьях учащается, и усилила хватку. Он хотел ее, действительно хотел ее. И господи, ее ужасало то, что она разочарует их обоих. Он привлек ее ближе. Она напряглась.

— Полегче, — пробормотал он, обнаружив терпение, которого в себе даже не подозревал. — Расслабься, Эбби. — Он нежно гладил ее, пока не почувствовал, что напряжение ее мускулов ослабевает. Ее руки неуверенно обнимали его за талию. Нежность этого жеста пронзила его. Он никогда раньше не стремился к нежности, никогда не ожидал ее. И вот теперь, обретя, он не хотел ее потерять.