Тарутинское сражение - Виталий Бессонов

Оставление противником своей позиции по реке Чернишне привело к активизации действий русских войск в центре и, особенно, на левом фланге. После возвращения Коновницына, который сообщил, вероятно, о ретираде неприятеля на правом фланге, главнокомандующий отдал приказ двинуть вперед главные силы. Находившийся при Кутузове Левенштерн писал: «Когда было, наконец, получено известие о поспешном отступлении короля Неаполитанского, то Кутузов решился двинуть кавалерию барона Корфа и генерала Васильчикова, но благоприятный момент был уже упущен»[460]. Состоявший при 4-м кавалерийском корпусе подпоручик квартирмейстерской части Бутурлин свидетельствовал, что, видя отступавшего в ужасе противника, «Васильчиков почел вполне своевременным воспользоваться им (отступлением — В.Б.), чтобы ударить на их правое крыло, которое бежало мимо нас. Наше левое крыло было занято в это время прохождением весьма трудного Виньковского дефилея, и его успели пройти лишь четыре эскадрона драгун. Васильчиков, не желая упустить неприятеля, повел в атаку эти четыре эскадрона против линии от десяти до двенадцати эскадронов, которые хотя и построились перед нами, но нерешительностью своих движений не обещали устоять и, действительно, несмотря на свое огромное численное превосходство, видя наше приближение, обратились в бегство»[461]. Шеф Сибирского драгунского полка барон К.А. Крейц писал, что во время сражения он «исполнял почти должность эскадронного командира и на большой дороге преследовал прежде кирасиров, а потом отступающую неприятельскую пехоту»[462]. Описывая участие кавалерии Корфа в Тарутинском сражении, Крейц особо отметил успешные атаки Польского уланского полка. Против неприятеля, помимо 2-го, 3-го и 4-го кавалерийских корпусов действовала сотня охотников донского казачьего Грекова 1-го полка под командованием есаула Щедрова и сотника Грошева, которые могли наступать западнее дороги, вдоль ручья Каменка[463]. Кроме того, в преследовании противника, возможно, принимали участие и полки отряда Долгорукова. Но в боевых действиях на левом фланге отличились 11-й и 19-й егерские полки 6-го пехотного корпуса. Они сначала вступили в столкновение с неприятельскими аванпостами, оттеснили их и выбили противника из деревни Ходырево. Стрелки 19-го егерского полка перешли реку Чернишню и, «примкнув к отряду господина генерал-майора Васильчикова, находились при нем до окончания сражения»[464]. Именно они, по всей видимости, вступили в дело, когда успешное наступление русской кавалерии по Калужской дороге было приостановлено у примыкавшего к ней с западной стороны леса. В нем, среди деревьев и кустарника засели неприятельские стрелки, мешавшие продвижению кавалерийских полков, которых удалось выбить только с помощью подоспевшей пехоты[465].

Находившийся на этом направлении Гриуа вспоминал: «Мы отступали после долгого сопротивления, в полном порядке и под прикрытием огня моей артиллерии, переходя с одной позиции на другую. Король Мюрат долгое время был с нами; он был даже слегка ранен в руку. Некоторые из его экипажей не отъехали вовремя в тыл и могли теперь помешать нашим движениям. Он приказал солдатам сжечь их, что они и исполнили, поделив предварительно между собою то, что было в этих экипажах. Он лично подбодрял их и смеялся над тем, что они с такой поспешностью исполнили его приказ»[466].

Примерно в одно время с кавалерией к Чернишне начали свое движение 6-й, 7-й и 8-й пехотные корпуса. «Когда выстрелы с правой стороны стали приближаться, — писал находившийся в 6-м корпусе Митаревский, — тогда мы тронулись вперед. В стороне, откуда раздавались выстрелы, за лесом, мы ничего не видели, а с левой стороны, по открытому ровному месту, видны были еще две наши большие колонны. Эти колонны и наша двигались вперед, как будто равнялись»[467]. Части корпуса Дохтурова проходили место между русскими и неприятельскими аванпостами, где наблюдали следы боя, состоявшегося 22 сентября под Виньково. Здесь «валялись несколько не убранных, распухших и почерневших трупов, в мундирах, больше французских; валялись ружья, кавалерийские каски и сабли»[468]. Одну из таких сабель Митаревский приказал привязать к орудию, сохранив ее впоследствии у себя на память. Вскоре 6-й корпус подошел к ручью Дроновка и, перейдя через него, встал на пригорке. Топкие берега ручья и крутой подъем осложнили переправу артиллерии. Пришлось воспользоваться фашинами, привязанными попарно к зарядным ящикам. «Выбравшись на возвышенность, — пишет Митаревский, — мы увидели дым от выстрелов. Сойдясь со своей пехотой, остановились в прежнем порядке»[469]. С выходом к реке Чернишне для 6-го, 7-го и 8-го корпусов участие в сражении закончилось. «В этом деле, — заключает Митаревский, — нашей роте, да и всему корпусу, не удалось сделать ни одного выстрела»[470].

Л. Русело. Карабинеры во второй форме, 1811–1815 гг.

А. Ежов. Атака карабинерских полков при Тарутино. Справа П. Бениньи.

Приведенная картина А. Ежова, изображающая атаку карабинеров при Тарутино была написана в 2002 г. С тех пор прошло достаточно времени, появились новые материалы, освещающие данную тему, и нам хотелось бы внести ясность относительно униформы показанной на картине. Карабинеры изображены в небесно-голубых куртках, которые, следуя исследованиям А. Русело, являются «второй формой». При создании данной иллюстрации мы руководствовались работами П. Бениньи, Л. Русело и изобразительными источниками X. Фабер дю Фора. Некоторая часть которых приведена на стр. 38, 39, 90 и 91 данной книги. Однако, Д. Горшков, в своей статье «Униформа карабинеров», опубликованной в журнале Воин № 1 за 2005 г. убедительно доказал возможность ношения небесно-голубых сюртуков лишь офицерским и унтер-офицерским составом. Благодаря этой работе, и многочисленным консультациям Д. Горшкова мы, пересмотрев наше видение карабинерской униформы, подготовили новую картину (см. стр. 46–47), отображающую последние наработки в этой теме.

И. Пархоменко.

Офицеры карабинерских полков в малой выходной зимней форме. Офицер в рединготе и офицер в форме для грязного времени, 1810–1815 гг.

Л. Русело. Старший офицер кирасир в парадной форме.

Эти слова, сказанные об основных силах 6-го корпуса (егеря, как показано выше, были участниками сражения), можно отнести ко всем пехотным корпусам левого фланга.

Митаревский вспоминал, что после занятия позиции «солдаты, как пехотные, так и наши снижали с французов мундиры, а больше интересовались сапогами. В одном месте лежал большого роста кавалерист; голова у него была разбита, так что мозг был снаружи, но он дышал и хрипел. Несмотря на то, два солдата держали его под руки, а другие тянули с него сапоги. Еще обратил на себя мое внимание видный мужчина, в одной только очень тонкой и чистой рубашке, которую еще не успели с него снять. Приметно было, что это какой ни будь значительный офицер. Доктора осматривали и перевязывали раненых как своих, так и французских, а несколько священников исповедывали. Солдаты, достав шанцевые лопаты, копали неглубокие ямы и складывали убитых. Стояли мы тут, пока время начало склоняться к вечеру»[471].

Об интересе к вещам поверженных неприятельских солдат свидетельствует и Н.Н. Муравьев. «Проезжая по тому месту, где лежали французские кирасиры, я остановился по жалобным воплям одного из них, и увидел рослого и стройного латника, лежащего на спине; бок у него был вырван, как бы полуядром, но он был еще в памяти и, мотая руками, вскликивал: „О Jesus, Marie!“ (О Иисус, Мария! — франц.). Два драгуна, заметив на нем хорошие сапоги, слезли с лошадей, и один из них стал тащить с него обувь, но так как сапог с ноги не подавался, то другой наступил ногою лежащему на живот и выдавил ему внутренность из раны. Француз ревел, но удерживавший его ногою драгун смеялся и ругал его, а другой стащил сапоги; и оба уехали, высматривая, не будет ли еще добычи около других убитых и раненых»[472].

В то время как по приказу главнокомандующего к Чернишне выдвигались пехотные корпуса, войска, составлявшие резерв левого фланга (5-й пехотный корпус и кирасирские дивизии), оставались на месте. Служивший в лейб-гвардии Измайловском полку Симанский вспоминал: «Некоторые из наших офицеров по пришедшим уже слухам о успехе наших над неприятелем поехали на старые их биваки, где находился их авангард, привезя оттуда разных вещей, потом видели мы уже многих приезжающих с места сражения с известием, что неприятель прогнан»[473]. Об участии гвардии в сражении поручик лейб-гвардии Семеновского полка Чичерин оставил в своем дневнике краткую запись: «Мы находились все время в пяти верстах от огня. Сражение ни разу не достигло такого напряжения, чтобы можно было опасаться за его исход»[474]. Ездившие на биваки офицеры рассказывали, что «там находилось много всяких даже ненужных вещей, как то: вывезенных из Москвы дрожек, платья женского, кои были нужны для находящегося там женского пола, зеркала, туалеты, прекрасные мебели и разные галантерейные вещи украшали их биваки»[475].