Зловредный старец (СИ) - Герасимов Алексей "Сэй Алек"

Тумил вывел из монастыря всю дружину (до этого было поймано несколько заков, которые под перекрестным допросом, сопровождавшимся лютыми пытками, единогласно показали клан, учинивший такое непотребство), прихватил с собой всех окрестных витязей и нанес удар по стойбищу виновников резни.

У заков бывают очень хорошо вооруженные воины, но их меньшинство, как и совсем уж бездоспешных, правда, но и число, и умение, тут оказались на нашей стороне. Оборонявшихся загнали в табор, немногих уцелевших бойцов заставили смотреть на то, как их женщин и детей сажают на колья из частей их же телег, а затем так же посадили на колья и заживо освежевали.

Лишь плененного сына буюрюка Тумил оставил в живых и отправил по степи куда глаза глядят, рассказать всем о мести ашшорцев.

– Плохая война. – снова цокнул языком Эсли. – Если не выкупит жизни женщин из других родов, что были там, быть большой кровной мести.

Забегая вперед могу сказать – выкупил. Причем по дешевке.

Ну, это ведь была ответная акция, и закские племенные вожди, с точки зрения своего менталитета, ничуть не сомневались в случайности, а не в преднамеренности гибели их, вышедших в тот клан женами, женщин. Южане оседлые, откуда нам в таких тонкостях разбираться, да еще и сгоряча? Так они рассудили и приняли виру за жизни казненных.

Феминисток на них нет, слава Солнцу.

Впрочем, если не считать этой, по меркам государства, малости, иных неприятностей по дороге в Шехамалал не произошло. Меня, предусмотрительно загрузившегося в карету, даже радикулит не донимал. Погода опять же радовала – почти так же сильно, как темпы строительства дорог от Аарты на север.

Князь Софенине, за то недолгое время, что занимал должность министра капитального строительства, умудрился проложить каменную дорогу не только от Софены до Великой Поо, тем изрядно расширив торговый оборот своей вотчины – такой кунштюк я ему лично и благословлял при вступлении Арцуда в должность, – но и замостить тракт от столицы до самой Дамурианы. Проявил он при этом изрядную смекалку: не только припахал к работам солдат гарнизонов, расположенных вдоль тракта, в чем ему поспособствовали князья Коваргини и Самватини, имеющие некоторые преференции в заселении Большой Степи, а оттого в сих работах кровно заинтересованные; не только заменил некоторую часть налогов для местных селян на дорожные работы (как он это согласовал с казначеем – один Око знает) – нет, он еще и применил креативный подход. А если говорить конкретно – начал строительство и от Аарты, и из Дамурианы одновременно, добывая материал в каменоломнях Горной Зории, так что чем дальше от столицы, вокруг которой путных каменоломен считай что и не было, тем качественнее было покрытие и уже на подступах к Лефте брусчатка под копытами коней царского поезда полностью сменилась гранитными плитами.

Разумеется, тракт не вышел идеальным, он все еще достраивался и расширялся, но прогресс был очевиден, так что пришлось властителю Софены даже орден выписать. Пока еще самой низшей степени – ну так и труд еще далек от завершения.

Стоит ли упоминать, что Валисса настаивала на том, что с наградой стоит повременить, дабы потом вручить ее князю лично? Я, однако, призвал на помощь князя Хатикани на пару с моим церемониймейстером и с их помощью доказал царевне, что награда не столь уж велика, собственноручно царем написанные слова восхищения трудами ничуть не менее ценны, чем придворная церемония, а Арцуду, который аккурат в этот момент организовывал промышленную добычу камня в Лиделле – он планировал в нем провернуть тот же трюк, что и в Горной Зории, – незамедлительное признание короной его несомненных заслуг придаст сил, бодрости и энергии.

– Хорошо, возможно вы и правы. – нехотя уступила Шехамская Гадюка. – Однако, полагаю, личность гонца, который доставит награду с письмом вашего величества, вовсе не последнее дело.

– Вы имеете в виду кого-то конкретно, дорогая невестка? – полюбопытствовал я.

– Да. – ответила она.

На лице у царевны было явственно написано, как ее достала моя скудоумность в вопросах политеса и оказания должных почестей влиятельным людям, как трудов ей стоит постоянно нивелировать мое запанибратско-быдляцкое отношение к представителям высшей аристократии Ашшории.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Что тут сказать? Виновен. Я в прошлой жизни ко дворам августейших персон представлен не был, Лисапет тоже большую часть жизни провел в самых простых условиях, так что наверняка, как минимум часть ашшорской знати, мои манеры коробили, и Валисса действительно не только добровольно взяла на себя роль громоотвода, но и успешно ее играла, сглаживая острые углы.

– И кто же это?

– Вы, государь, – полагаю она очень хотела сказать «идиот», или какой другой этому слову синоним, но, будучи не в кругу семьи, а в обществе посторонних, сдержалась, – разумеется не можете делать крюк до самого Лиделла…

Шедад Хатикани всем своим видом выразил поддержку этому ее тезису – неожиданная смена маршрута Великого Царского Поезда запросто могла вогнать бедолагу в гроб.

– …но вам ничто не препятствует поручить это дело кому-то из членов семьи. – невестка чуть покривилась. – Нвард с несколькими Блистательными вполне успеет обернуться в Лиделл и встретить нас у Западного Пути[23], в том же, например, Монеткине.

Святая женщина – так о реноме царской семьи радеет, что собственного зятя готова послать куда подальше!

– Тинатин этому не обрадуется. – заметил я.

– Перетерпит. – отмахнулась ее мать. – Им с мужем все равно уже любезничать нельзя, дабы не повредить плод.

Вот ничего себе! Тинка на сносях? А я тогда почему ничего не знаю?!

Мнда, Лисапет, вот она, настоящая старость, как приходит – скоро прадедом станешь…

* * *

Бывшая столица дохлого князя Боноки размерами Аарте ничуть не уступала, да еще и расположилась в столь живописном месте, что у человека, впервые увидевшего с перевала белокаменные стены Шехамалала, поневоле дух захватывало от восторга.

Центральный город Шехамы расположился у самого западного входа в долину (ну или у выхода – тут с какой стороны посмотреть), там, где она сужалась подобно бутылочному горлышку, и представал глазам путника, достигшего седловины, во всем великолепии.

Верхний, и изрядная часть Старого города расположились на плоской вершине огромного, крутобокого холма – скорее даже шихана, – по пологой, северо-восточной стороне которого Шехамалал спускался вниз, в долину, постепенно меняя известняковые блоки охраняющих богатые кварталы стен на укрепления из золотистого песчаника и обожженного разноцветного кирпича, стерегущие покой жителей Нового и Нижнего городов соответственно.

Что ж, сидя на транзите из Ашшории в Инитар и обратно, да собирая с потока караванов пошлину, можно и забогатеть. Вон, даже дворец весь мрамором облицован, моему не чета. Пусть и поменьше немного, чем Ежиное Гнездо.

Каген, опять же, на восстановление города после штурма не поскупился – понимал, что это теперь, фактически, фасад нашего царства, его парадная, что всех прибывающих извне он должен внушать своим достатком и красотой, а не наводить уныние призраками былого величия.

Долго любоваться пейзажем мне было неуместно – царь все же, не ротозей-побродяжник, слаще морковки ничего не пробовавший, – потому я тронул Репку (торжественный въезд, однако, надо соответствовать) и мы начали спуск с перевала. Валисса рядом ехала молча, глаза ее подозрительно блестели, а вот Асир с Утмиром оживленно оглядывались по сторонам: то стремительно раздающиеся в сторону скалы рассматривали, то, привстав на стременах пытались углядеть сколь далеко тянутся окружающие город тучные поля и плодовые рощи…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Богатый край, добрый. – Эсли за моей спиной, как он это часто делал, цокнул языком. – Давно никто не грабил.

Невестка чуть заметно вздрогнула, потемнела лицом, но промолчала.

Обогнув город с севера мы подъехали к городским воротам, у которых нас уже поджидал наместник со свитой. С обеих сторон запели рога, ударили по мембранам притороченных к седлам дхолов[24] бамбуковые палочки, взвыли фанфары, затянули протяжно-плачущую песнь флейты, создавая все вместе невообразимую какофонию, подчиненную при том некой непонятной мне музыкальной логике, рождая мелодию одновременно и странную, и отталкивающую, и невообразимым образом притягательную.