Рейд на Сан и Вислу - Петр Вершигора

Подписывая текст этой радиограммы, Мыкола Солдатенко буркнул:

— Как шкодить, так самостоятельно, а как отвечать, так полный треугольник собрал. Давайте, батьки–командиры, чтобы больше нам так не выкручиваться…

Но мы и без него уже решили больше таких радиошуточек не устраивать. Никогда!

Радист схватил текст и выбежал. Через несколько минут мы, не вытерпев, пошли на радиоузел. Он находился в доме попа, возле церкви, к колокольне которой подтянута была антенна. Борзенко уже выстукивал бойко ключом, и наша повинная невидимой дорогой следовала в Киев.

Закончив передачу, радист резко оторвал пальцы от ключа. Наушники у него, очевидно, молчали. Лицо было спокойно. Но вдруг глаза радиста сузились, рука стала торопливо шарить по столу. Схватив карандаш, он быстро начал записывать какие–то непонятные нам цифры. Три головы склонились над аппаратом «УС–5», вслушиваясь сквозь черную оболочку оживших наушников в тонкий писк морзянки. Но вот и она замолкла. Пауза. Еще несколько секунд ожидания. Операторы обменялись расписками. Прозвучало традиционное приветствие радистов — три шестерки. И сеанс окончился.

Борзенко склонился над шифром. Только что принятые цифры оживают, становятся буквами, и вот уже на чистом листе бумаги медленно, слог за слогом возникают слова: «…спасибо. Не сомневался в вашем успехе, хотя молчание ваше встревожило и насторожило нас. Желаю успеха! Сообщите, на каком участке вышли к Западному Бугу. Привет. Тимофей».

Тимофей Амвросьевич Строкач был, как всегда, корректен. Но в его радиограмме содержался вопрос, который исключал всякую возможность скрыть нашу вторую погрешность. Я сразу подчеркнул карандашом слова «на каком участке вышли к Западному Бугу» и посмотрел вопросительно на начштаба и замполита.

— Надо круто сворачивать на юг, — сказал Войцехович.

— Само собой. Хватит этой «лесной тактики», — подтвердил Солдатенко.

— Да. Мы выжали из лесов все. Будем стремительно спускаться на юг.

— Значит, все же ход конем? — не утерпел завзятый шахматист Вася.

— Как видишь…

— Разведка прощупывает железку. От Любомля до Ковеля, — тоном рапорта доложил Войцехович.

Он тут же показал мне на часы. Было два часа дня. На это время мы вызвали всех пятерых комбатов с комиссарами для короткого совещания.

— Начнем?

— Приглашай вызванных.

16

Через несколько минут комната заполнилась холодным воздухом и паром, который словно внесли с собой вошедшие в штаб люди. Впереди Давид Ильич Бакрадзе и Петр Леонтьевич Кульбака. Затем следовали командир третьего батальона Петя Брайко, капитан Шумейко, сменивший выбывшего по ранению Платона Воронько, ветеран из Кролевецкого отряда Токарь, заменивший Матющенко, комиссары Цымбал и Пшеницын. С длинными усами и волочащейся по земле плетью важно выступал Саша Усач — Ленкин — командир кавэскадрона. Был здесь, конечно, и новый помпохоз Федчук — после ловкого перехода с волов на коней признанный авторитет даже у старых партизан. Мелькнула снова мысль: «А все–таки что же такое авторитет в партизанском отряде? Так тогда Мыкола мне и не ответил. Забыл?»

Я огласил радиограмму, сообщавшую об утверждении Солдатенко замполитом соединения. Пожелал ему успеха. Командиры поздравили «нового комиссара».

В начале совещания решались организационно–хозяйственные, бытовые и строевые вопросы.

— В ходе первых десяти дней рейда выявилась уйма всяких неполадок, и хотя они исправлялись на ходу, но не обходилось и без мелких свар, кривотолков, неурядиц. Комбаты зачастую решали их между собой, но трения мешают делу, — сказал я напрямик. — Какие жалобы и претензии есть к штабу соединения? Давайте выкладывайте, что у кого.

Дав выговориться комбатам, я предоставил слово Войцеховичу. Он, как никто, умел воздействовать на неизбежные «местнические» настроения, которые чаще всего брали свое начало от помпохоза и старшин.

Начальник штаба и на этот раз блестяще справлялся с ролью мирового судьи. Мне оставалось сказать лишь две — три фразы, чтобы придать его указаниям форму командирского приказа. Но…

Мы ведь шли в рейд, то есть, по нашим партизанским понятиям, «совершали глубокую операцию», основой которой был маневр. В тот период войны уже прекрасно было усвоено и повторялось на все лады крылатое суворовское изречение: каждый солдат должен понимать свой маневр.

Нам предстояло стремительно свернуть на юг. Так решило командование соединения. Но поймут ли сразу этот маневр солдаты? Вполне ли ясен он даже командирам партизанских батальонов, людям, облеченным гораздо большей самостоятельностью и властью, чем, скажем, командир стрелкового батальона в войсках? Проверим. Начнем с общей обстановки.

— Совещание не окончено. Товарищи комбаты и комиссары, попрошу подойти к карте. Противник…

Тут я сделал паузу и посмотрел на склонившихся над столом людей в телогрейках, крестьянских кожухах, немецких мундирах и обычных штатских пиджаках. Нет, тут обычная схема командирского инструктажа не годится. И, переходя с официального на обычный дружеский разговор, я зачитал им захваченный в Кукуриках документ за подписью бандеровского «полковника» Гончаренко. Партизанские командиры слушали внимательно, изредка хмыкая, а иногда и комментируя наиболее хлесткие выражения и наглое бахвальство бандита. Жмуркин ерзал как на иголках. Роберт Кляйн молчал, но на его лице я заметил выразительную мину.

— Вопросы есть?

— Все ясно, — загудело в комнате.

— Какой вывод, товарищи?

— Вывод напрашивается сам собой, — первым сказал Шумейко. Комбат–пять слыл у нас «спецом по украинским националистам». — Враг коварный, опасный своим вероломством, подлостью и тем, что он собирается применять против нас всякие партизанские хитрости.

— Так треба нам его перехитрить, — наивно сказал прямодушный и совсем не способный на коварство Кульбака.

Все засмеялись.

— А конкретно, Петро Леонтьевич?

— Конкретно, конкретно, — запнулся комбат–два. — То вже пускай наши хитрованы и дипломаты голову ломают. Вот Шумейко… или Брайко.

— А чего ж? И подумаем, — весело отозвался из угла Брайко. — Если не подумаем, то ничего и не выдумаем. А подумаем — глядишь, чего–нибудь и придумаем. Правда, контрразведчики? — обратился он к Жмуркину и Кляйну.

Те поддержали комбата–три согласными кивками.

После этого я и повел речь о дальнейшем направлении рейда:

— У нас есть два варианта. Первый — двигаться дальше на запад, форсировать Буг и войти в Польшу. Второй — сегодня же круто повернуть на юг, пересечь железную дорогу и выйти в лесостепной район юго–западной части Волыни.