Принц в Бомбее - Суджата Масси

class="p1">– Да, это против здравого смысла, – согласилась Первин, испытывая все большую жалость к этой семье.

– В несчастном случае мы никого не виним, даже мальчишек, которых совсем не знали. Но Френи сильно переживала. Считала, что виновата – не сказала нам, куда пошел брат. После этого она переменилась.

– Как именно?

– Попыталась стать сыном, которого мы потеряли: сказала Фирдошу, что поступит в колледж, чтобы он мог ею гордиться. В будущем представляла себя не женой и матерью, а кем-то совсем другим. Ну не знаю, учительницей, врачом. – Митан грустно посмотрела на Первин. – А мы оба, как это ни прискорбно, часто ее ругали. Отца она, понимаете ли, раздражала. После того как Дария не стало, она всегда говорила одну только правду. А в колледже стала даже прямолинейнее прежнего.

– Кому говорила? – Первин смотрела на Бапси, которая, судя по виду, хотела что-то добавить, но удерживалась.

– Если она приходила к мужу в магазин и дожидалась его там, иногда вступала в разговоры с посетителями, – сказала, немного подумав, Митан. – Однажды сказала очень важному клиенту, что ему следовало бы шить себе одежду из грубой ткани индийского производства. А у мистера Готорна весь бизнес построен на качественных английских материалах.

Первин подумала: возможно, Фирдош в то роковое утро заставил Френи идти в колледж именно потому, что его злили ее политические убеждения.

– А ваш муж строго относился к Френи?

Глаза Митан расширились.

– Строго, как и положено хорошему отцу. Приучал ее к праведности. Но никогда не бил, не кричал на нее. Даже когда Дарий погиб, ее не наказывали.

– А он запрещал ей участвовать в каких-то мероприятиях?

– Разумеется. Как и всякий отец. Ради ее же блага.

– Митан-баи, вы позволите мне заглянуть в альмиру Френи?

– Полицейские забрали все ее книги и бумаги. Что там еще может быть? – скованно спросила Митан.

– Не знаю. Я просто подумала… – Первин осеклась. Ей самой было непонятно, почему она так хочет заглянуть внутрь.

– Я не против.

Одежный шкаф был современный, фирмы «Годредж», сделан из стали – она лучше других материалов защищает от плесени. На трех верхних полках лежала аккуратно сложенная одежда. Первин пересмотрела ее. Ни сумки, ни каких бы то ни было документов.

– Странно видеть, как кто-то трогает вещи моей дочери, – заметила Митан, когда Первин закончила осмотр.

– А у Френи была какая-то одежда, которой теперь здесь нет?

Митан посмотрела на нее озадаченно:

– В каком смысле?

– Вчера, когда мы ее нашли, на ней было сари из хади, – напомнила Первин. – И вы мне сказали, что в магазине Готорна она выступала за домотканые вещи.

– Если у нее и была какая-то такая одежда, мы про это не знали. Мой муж решительно против подобных тканей. Говорит, что цивилизация достаточно продвинулась, чтобы больше не носить ничего домотканого.

Если у Френи была своя протестная одежда, хранила она ее не дома. Значит, у нее был какой-то тайник. Возможно, в дамском салоне колледжа.

Митан судорожно выдохнула:

– Я всегда была против ее поступления в колледж. Оно нам почти не по карману. Да, мы накопили денег на учебу ее брату, но все равно приходилось туго. Лучше бы ей было закончить школу и выйти за сына Хестер.

– Хестер только что вспоминала свою мечту, что Френи войдет к ней в дом. – Первин произнесла это тихо, чтобы слышно было только в этой комнате.

– Да. Когда наши дети – Дарий, Френи и Хушру – были маленькими, они всегда играли вместе. Хушру очень хороший мальчик, постарше Френи и помладше Дария. Отцы вместе работали. Мы так и решили, что поженим Френи и Хушру, когда они достигнут брачного возраста.

– А сама Френи этого хотела?

Митан резко вскинула на Первин глаза:

– Что она вам сказала?

Первин пожала плечами:

– Ничего. Мы это не обсуждали.

Митан поджала губы, а потом ответила:

– Она как в колледж поступила, так больше ни о чем, кроме учебы, не думала.

Тем не менее одного мужчину Френи все-таки выделяла.

– А она рассказывала вам про своих преподавателей? Например, про мистера Грейди?

– О да! – Митан явственно оживилась. – Он им преподавал современную историю. Она была лучшей ученицей. Там была еще преподавательница-англичанка, которая Френи очень нравилась. Френи не очень любила математику, но та ей по-человечески приглянулась. Глупо выходит – она видела, какие добрые эти преподаватели-англичане, и все-таки мечтала выгнать британцев из Индии!

– Мне кажется, у нее был особый дар видеть суть каждого человека.

– Возможно. Единственный преподаватель, на которого она жаловалась, был индийцем.

– Правда? – Первин попыталась не выдать своей заинтересованности.

– Я про мистера Гупту. Френи говорила, он очень сварливый, даже на вопросы не отвечает, только командует.

– Она у него тоже занималась математикой?

– Нет, но он был деканом по работе со студентами. Приходилось с ним считаться.

– А с кем еще она тесно общалась в колледже?

– Иногда с девушкой-индуской по имени Лалита. Фамилию не помню.

– Ачария, – подсказала Первин. – Насколько я понимаю, они были близкими подругами.

– Эта девушка живет рядом с Оперой, она иногда заходила сюда, они вместе гуляли. – Митан задумчиво добавила: – Лалита очень умная. Среди всех девушек в колледже иногда первой на экзамене была она, иногда – Френи. Муж все говорил Френи, что она должна учиться усерднее и всегда быть первой.

Миссис Ачария тоже упоминала, что девушки в некотором смысле соперницы. Нелегко, наверное, дружить, зная, что из-за успеха подруги на тебя будут сердиться родители.

– Значит, подруги соперничали друг с другом?

– Обе были очень умненькими, – сказала, немного помолчав, Митан. – Лалите лучше давалась математика. Они почти все предметы изучали вместе, но Френи в этом году перевели в какие-то специальные маленькие группы по истории и литературе.

В дверь тихонько постучали, Хестер негромко позвала:

– Чай готов! И мой сын пришел.

Митан явно смешалась и прошептала:

– Я очень хочу остаться одна.

– Тогда побудьте пока здесь. – Первин бросила на нее ободряющий взгляд и ушла в гостиную.

Там, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял молодой человек среднего роста, в простой хлопковой курте. Бабушка Френи пододвинула застенчивому юноше стул, но он на него так и не сел. Стоял, держа в руках медный судок. Когда подошла Хестер, он вложил судок ей в протянутые руки. Хрипло произнес:

– Мама, я дождался, пока горох станет мягким.

– Он принес последнее, что я вам приготовила: горошек с пажитником, – пояснила Хестер Кападия, взяла судок и отправилась на кухню.

– Молодец, что пришел нам помочь. – Бапси удостоила юношу кивка. А потом обратилась к Первин: – Это Хушру, сын Хестер. Отец его умер, но когда-то работал в том же