Приговоренный - Валерий Еремеев

– Деньги, вложенные в Юрцышина, надо было либо отбивать, либо возвращать. Юрцышин, как известно, потерпел поражение, стало быть, полноценно отбить деньги не мог. Вернуть тоже не мог либо не желал. И, видимо, решил одним махом избавиться и от Пасечника, и от Лапова, а заодно и от долгов. Между ними самая настоящая гонка пошла, кто кого первым замочит. Кто победил – вы знаете.

Таратута задумался, но Сыч уже понимал, что эта задумчивость утвердительная. Еще бы, такая возможность появилась – разделаться с главным конкурентом своего отца!

– Звучит убедительно. Версией я доволен. Жаль, что это только версия. Эту бы версию да Богу в уши. Доказательств никаких. Показания егеря и отсутствие ружейного замка – улики слабые.

– Есть еще неизвестный спонсор.

– Вот именно, неизвестный. А ведь как было бы здорово прижать этого мерзавца Юрцышина!

В голосе Таратуты прозвучала такая безнадежная мечтательность, что Сычу на какой-то миг его даже стало жалко.

– Прижмем, – пообещал он, хотя никакой уверенности у него не было. – Главное – теперь мы знаем, в каком направлении работать.

– Вот и работайте. Даю вам карт-бланш. Вдову и родственников Чикалюка – в разработку. Благотворительный фонд «Щит» – то же самое. Надо будет с налоговой связаться, с ОБЭПом, пусть проверят все их расходы, доходы. За Юрцышиным установить наблюдение, телефоны – на прослушку. Впрочем, этим вам заниматься не стоит. Я сам дам указания службам внешнего наблюдения. Тут надо очень аккуратно, чтобы не заерзал раньше времени. При появлении новых данных по Юрцышину информировать меня в любое время суток. Вопросы есть?

Вопросов у Сыча не было, зато была просьба-предложение. Не считает ли нужным Владимир Михайлович принять меры, чтобы убрать Тараскина из категории особо опасных преступников, а то мало ли чего? Есть такие ребята, которые в случае обнаружения беглеца сначала выстрелят, а уж потом «руки вверх!» крикнут. Ежу ведь понятно, что Тараскин не виноват. Слишком мало времени прошло между его ссорой с Лаповым и убийством, которое, без сомнения, было весьма тщательно подготовлено.

– Преждевременно, майор. Если с заказчиком более или менее ясно, то с исполнителем у нас темный лес. Зачем Тараскин бежал, если он не виновен?

– На него было совершено покушение, я вам уже докладывал. Он спасался.

– Покушение? Обычная внутритюремная свара. Между арестантами такое случается. Но даже если, как вы утверждаете, его заказали, то не потому ли, что боялись, как бы он не заговорил? Значит, знал что-то, сукин сын! Знал, но молчал! И потом, если мы снимем с него статус особо опасного, об этом может прознать заказчик и забеспокоиться. А нам это надо?

Таратута еще отхлебнул кофе и заходил по помещению с видом Наполеона перед сражением. Надо сказать, что в роли начальника УБОПа молодой подполковник чувствовал себя достаточно уверенно. Может, и в самом деле был вундеркиндом.

– Я не меньше вашего, майор, хочу, чтобы Тараскин оказался невиновен. Во-первых, на УБОПе позора не будет, во-вторых, вы под удар не попадете. Но наши желания не всегда согласуются с реальностью. К тому же с этим Тараскиным еще одна неприятная деталь нарисовалась. Вы знали, что он в течении трех лет воспитывался в семье у своего троюродного дяди?

– Он что-то такое упоминал, но без подробностей.

– Сразу после побега мы отправили в Феодосийское РОВД письмо, чтобы за домом этого дяди наблюдение установили. На случай, если Тараскин вздумает там появиться. Заодно выяснили кое-какие подробности. Насчет самого дяди не скажу, не знаю, а вот его сыновья… Старший уже второй срок мотает, второй недавно после первого откинулся, но думаю, ненадолго. Против него ведется оперативная разработка. Представляете, в какой среде воспитывался ваш оперативник? А его еще на работу в органы взяли!

– А кто мог знать? Этот дядя ведь не был его официальным опекуном, поэтому его и не проверяли. У Тараскина мать жива.

– Я вас не виню. Но, как ни крути, если вашего опера признают виновным, крайним окажетесь вы. Как его непосредственный руководитель. Почему недосмотрели, спросят. А вы мне только-только начали нравиться.

Сыч кивнул, что могло бы сойти за знак благодарности. Идя к двери, он слышал, как за его спиной Таратута рвет какую-то бумагу. Возле двери он обернулся.

– До свидания, Владимир Михайлович.

– Удачи, майор, – ответил Таратута, выбрасывая в корзину клочки напечатанного секретаршей письма. Приговор майору Сычу откладывался.

В отдел Сыч вернулся поздно. Подчиненные уже разбежались. На месте оставался только Качибадзе. О его присутствии Сыч догадался, еще в коридоре услышав надрывный кашель Давида. Он выругал себя за то, что позволил парню не послушаться медика со «скорой помощи».

– А ты какого бэна здесь делаешь? Кыш домой! – напустился на него Сыч.

– Мало ли, – тяжело дыша, ответил Давид. – Может, приказания какие-то будут. А вы все еще мой начальник?

– Кто бы сомневался. А этот наш Таратута не такой уж дурак, каким показался на первый взгляд. Все, можешь выключать компьютер. Закрываем лавочку.

На улицу вышли вместе. Сыч, не дожидаясь приглашения, забрался в машину Качибадзе.

– Подбросить вас домой, Руслан Петрович?

– Еще чего не хватало. Меня соседи засмеют, если увидят, на какой таратайке я приехал.

– Куда же мы едем?

– В больницу.

Качибадзе удивился:

– Вы заболели?

– Нет… Ты заболел.

Фото-Лэнд

Минул еще день. Тараскина так и не поймали, хотя все западные регионы были поставлены на уши. Проверялись гостиницы, базы отдыха, ужесточился пограничный контроль. Но, как обычно бывает в таких случаях, ажиотаж с поисками беглеца стал понемногу спадать. Средства массовой информации, охотно смаковавшие подробности побега, большей частью не имевшие ничего общего с реальной действительностью, теперь переключились на кровавые разборки между двумя бандитскими группировками, ареной которых стала обычная районная больница на севере страны. Преступники проникли в больницу, чтобы уничтожить своего конкурента, находящегося там на лечении. Но телохранитель вынес намеченную жертву из больницы, попутно перестреляв почти всех врагов. В СМИ попал нечеткий снимок, сделанный камерой у входа в больницу, на котором было видно, как человек в белом докторском халате несет на плечах своего товарища. Лицо его по самые глаза было скрыто марлевой повязкой, отчего падкие на громкие фразы репортеры называли этого человека Белым ниндзя.

Сыч собрал весь свой отдел. Всех, кроме Давида Качибадзе, который взял больничный. На сделанном накануне рентгеновском снимке было четко видно: одно из ребер у него таки сломано.

– По мертвому киллеру что-нибудь прояснилось, Олег? – спросил майор оперуполномоченного Пустовита, маленького, остроносого, напоминающего ежика.

Пока Пустовит собирался с мыслями, двери открылись, и в помещение уверенным шагом вошел Таратута с перекинутым через руку пальто. Кроме привычки без конца наносить визиты подчиненным, он почему-то всегда снимал верхнюю одежду не у себя в кабинете, а сразу по входе в здание, прямо на лестнице. То же он делал, только в обратном порядке, когда уезжал. Все встали.

– Совещаетесь? Хорошо. Я тоже послушаю. Продолжайте, – сказал он, устраиваясь на единственный свободный стул возле дверей.

– Продолжай, Олег, – подбодрил Сыч.

– Значит, по киллеру, – продолжил Пустовит, пугливо косясь на Таратуту. – Личность установили. Это Козлюк Андрей Викторович. Восемьдесят шестого года рождения. Владеет двумя шиномонтажными мастерскими. Три года назад судили за разбой. Оправдан. Не хватило улик, это по официальной версии. По неофициальной – судья просто развалил дело. По оперативным данным, принадлежит к «заводской» группировке. Я проверяю эту информацию. Удостоверение на имя старшего лейтенанта Худолея настоящее, только с переклеенной фотографией. Потеряно вместе с барсеткой, в которой были также и водительские права, два года назад, за что настоящий Худолей получил строгий выговор.

– Козлюк, Козлюк, знакомая фамилия. Где-то я с ним пересекался. И морда знакомая, – задумчиво произнес Богомаз, кивнув на фотографию. Он один не обращал внимания на присутствующего Таратуту.

– Тебе же говорят, его судили за разбой.

– Да нет. Я с ним недавно сталкивался. На какой-то фирме, только не могу вспомнить, на которой именно, но личность определенно знакомая.

– Ну, вспомнишь, расскажешь, – нетерпеливо произнес Сыч. – Олег, у тебя все?

– Ага.

– Хорошо, работай дальше.

– Есть дальше… Ой, кстати, чуть не забыл! Машина этого Козлюка у наших взрывников засветилась. Я чисто случайно вчера узнал.

Взрывниками на языке убоповцев назывался отдел капитана Вострикова, в чьем ведении находились дела, так или иначе связанные со взрывами и взрывчатыми веществами.

– И чего ты замолчал? – сердито сказал Сыч. – Или мне информацию из тебя клещами вытягивать? Давай, ораторствуй дальше.