Фавориты и фаворитки царского двора - Александр Николаевич Боханов

но явно провокационную фразу: «Вы ужинали, но последние почести сегодня для нее». Тут баронессу прорвало, и она сказала то, что было на уме у многих, но что не решались оглашать публично.

«Это странный человек, нужно, однако, чтобы у этого был какой-нибудь результат, с ним никогда конца не бывает, у него на это нет мужества; он придает странное значение верности. Все эти маневры (имелся в виду флирт в Бутурлиной. – А. Б.) ничего не доказывают».

Дамы же желали «результата», они жаждали, чтобы Император не только с ними кокетничал, но чтобы он распахнул им свои объятия. Однако, к сожалению обольстительниц, у Николая Павловича существовало, на взгляд «львиц», странное представление о верности. Потому «результата» никто из самых знающих и умеющих светских дам добиться и не мог. Смирнова не возражала, в этом пункте она была согласна с баронессой…

Однако далеко не все с подобной очевидностью соглашались.

Какие-либо «доказательства» для констатации адюльтеров не требовались. «Так было, потому что иначе не может быть» – вот формула, руководящая подобными искателями разгадки «тайн алькова».

Среди всех «бутонов» и «розанов», которые якобы служили интимной радостью Императора, особо пристальное внимание уделялось одной женской персоне – Варваре Аркадьевне Нелидовой (1822–1897). В 1838 году она стала фрейлиной, а очень скоро «выяснилось», что якобы Царь «пленен» ею. Пикантность ситуации состояла в том, что она приходилась племянницей Е. И. Нелидовой, которую называли «фавориткой» Императора Павла I.

Портрет младшей Нелидовой оставила Великая княгиня и Королева Вюртембергская Ольга Николаевна: «Варенька Нелидова была похожа на итальянку со своими чудными темными глазами и бровями. Но внешне она совсем не была особенно привлекательной, производила впечатление сделанной из одного куска. Ее натура была веселой, она умела во всем видеть смешное, легко болтала и была достаточно умна, чтобы не утомлять».

Варвара Аркадьевна была миловидной, умной девушкой, и Николай Павлович, несомненно, оказывал ей знаки внимания. Конечно, это немедленно порождало зависть, превращалось в повод для разговоров и слухов. Во дворце невозможно иметь и сохранять «тайну».

Любой взгляд Императора, его улыбка, а уж тем более какая-то беседа тут же фиксировались придворными. Объект внимания Монарха немедленно становился и «объектом» пристального интереса всего высшего общества.

Маркиз А. де Кюстин (1790–1857), оказавшийся в России в 1839 году, а затем выпустивший во Франции книгу-пасквиль о России, русском народе, русской истории и управлении, смог о некоторых частностях сказать и правду[48]. Примечателен один эпизод. Дело происходило во дворце, когда Николай I на балу удостоил маркиза беседой. В данном случае важно не само содержание разговора (французскому борзописцу тут на слово верить нельзя), а, так сказать, придворная декорация.

«Когда Император разговаривает с кем-либо публично, большой круг придворных опоясывает его на почтительном расстоянии… Частые и долгие разговоры со мной Государя на глазах всего общества доставили мне здесь массу новых знакомств и укрепили прежние. Многие из тех, кого я встречал и раньше, бросаются мне теперь в объятия, но лишь с тех пор, как они заметили, что я стал объектом особого монаршего благоволения».

Нелидова находилась много лет в фокусе этого, далеко не всегда чистоплотного интереса. Все подвергалось внимательному наблюдению и анализу, хотя внешне не существовало никаких эпатирующих «зацепок». Да, он разговаривал на балах и на вечерах у Императрицы с Варенькой Нелидовой больше, чем с другими. Да, он всегда при этом улыбался и дарил ей «остроты», иногда даже танцевал. Еще иногда приходил к ней в комнату и проводил час-полтора в милой, беззаботной болтовне. И все. Но это «все» многих не устраивало. О чем же тогда говорить, что обсуждать и что осуждать? Должна же быть и «альковная тайна»!

Больше всего озадачивало, что Императрица относилась к Нелидовой с ровной симпатией. Сначала полагали, что она «не знает», потом, когда симпатия Императора стала вполне очевидной, то некоторые, особо неистовые, додумались до того, что Нелидова – «в известных обстоятельствах замещает супругу». На языке салонов это называлось быть «ночной Императрицей».

Все малейшие нюансы дворцовых ситуаций тут же служили темой разговоров. Барон М. А. Корф в сентябре 1843 года записал в дневнике первостатейную новость света. Во время поездки в Москву Александра Федоровна «не взяла с собой фрейлины Нелидовой, которая прежде сопровождала ее во всех поездках». В этом готовы были видеть «охлаждение» Императора к «фаворитке».

Императрица прекрасно знала о всех «симпатиях» Императора, ведь он обо всем и обо всех сам ей рассказывал. Александра Федоровна была рада, что он, измученный бесконечными многотрудными делами, имел возможность отдыхать и забываться в обществе юных созданий. Это общение не выходило за пределы невинных дворцовых «пасторалей». Сама она в силу физического состояния и частого нездоровья далеко не всегда была способна одаривать супруга радостной беззаботностью, отвлекая от неимоверного груза государственных забот.

Александра Федоровна, будучи в области моральных норм человеком бескомпромиссным, никогда не меняла своего почти нежного отношения к Нелидовой, сохранив эту симпатию вплоть до кончины в 1860 году. Фрейлина для нее, как и для Государя, так навсегда и осталась просто «милой Варенькой».

Николай Павлович и Александра Федоровна всю свою жизнь оставались абсолютными единомышленниками в вопросах морали. Никаких компромиссов, ни малейшего отступления от Богом скрепленного союза супружеской верности. Ни он, ни она в этой сфере не проявляли ни малейшего снисхождения.

Внебрачные связи, незаконнорожденные дети – подобного вдоволь хватало в мире большого света. Однако нет ни единого свидетельства того, чтобы Царь или Царица проявили «понимание», или хотя бы косвенно одобрили нечто подобное, восприняв это как «извинительную слабость».

Острые моральные проблемы и дилеммы возникали перед венценосцами не раз. Ничего «интимного», если подразумевать под этим плотскую связь между мужчиной и женщиной, никогда в отношениях между Николаем I и Нелидовой не существовало и не могло существовать. Для этого он должен был предать священный обет супружеской верности, забыть, отринуть и растоптать нерушимые принципы и каноны. Николай Павлович, при всех его заблуждениях и недостатках, никогда не был способен на предательство. Это – потеря чести, которую не вернешь и не восстановишь. Такое моральное падение – страшнее смерти.

Дочь Николая Павловича Ольга Николаевна, сверстница и близкая знакомая «фаворитки» Нелидовой, свидетельствовала: «Папа́ часто после прогулки пил чай у Вареньки; она рассказывала ему анекдоты, между ними и такие, какие никак нельзя было назвать скромными, так что Папа́ смеялся до слез. Однажды от смеха его кресло опрокинулось назад. С тех пор кресло это стали прислонять к стене, чтобы подобного случая не повторилось». Царская дочь знала, о чем писала: Она сама принимала участие в «посиделках