Ноша - Татьяна Нелюбина

Сегодня, в эту субботу, 28 января, состоится разговор Трампа и Путина по телефону.

Трамп решительно выполняет свои обещания. Население (половина?) негодует. И Берлин возмущён, Меркель заявила: эти действия (ограничение и запрет въезда в США) противоречат правам беженцев.

Что же она теперь делать будет без своего лопоухого друга?

Это ж разрыв такого масштаба, которого не было с 1949 года!

Есть ли выход из этой Трамп-катастрофы? Немецкая элита в ауте.

Разногласия и в партийной смычке: шеф CSU[37] вдруг сообщил, что мы должны сближаться с Россией в этом году.

А Меркель с улыбкой приветствует Шульца, нового выдвиженца социал-демократов. Уже заранее всё разложили – образуют коалицию…

Наконец-то позвонил Дитер: они с женой уже на вокзале, через полчаса будут у нас. Они из Хеппенхайма-на-Рейне, это очень красивый городок, расположен прямо на «Винной улице». Сколько вина мы с Дитером выпили!.. Вспомнить приятно.

Пока мы обнимались и заверяли друг друга, что ничуть не изменились, сохранялась иллюзия, будто всё как раньше, Людмила улыбалась, Лило тоже, но недолго. У Лило умер отец, она пыталась не плакать, но плакала, Людмила её утешала.

Мы с Дитером прошли на кухню. Отцу исполнилось 94, он не болел, умер дома, в своей постели, чего и мы бы себе, когда придёт время, пожелали.

Я заглянул в духовку, через полчаса мясо будет готово, а мы пока начнём с закусок, бокалы наполним.

Лило успокоилась, мы сели за стол и заговорили о нынешних событиях. Лило возмущалась:

– Я голосовала за Меркель, два раза отдавала свой голос за неё, но теперь…

Я слушал в пол-уха. У Лило зуб на Меркель из-за её политики «Добро пожаловать».

– Мы помогаем беженцам, мы, граждане, помогаем, чем можем, но мы, граждане, не можем повлиять на причины, из-за которых так стремительно растёт их число. Повлиять могут политики! А этого они как раз и не делают! Ни у кого нет концепции! Никаких предложений не выносится на обсуждение! Разве это демократия?

– Нет, не демократия, – согласился Дитер. – Нас никто не спрашивает, всё решают за нас. Идут на поводу США, испортили отношения с Россией.

Я с удивлением взглянул на него. Дитер, мой друг, социолог, профессор, убеждённый (до нынешнего дня), что у нас в стране демократия, камня на камне от неё не оставил, заключив, что всё это называется просто: капитализм.

– Делаем всё, как велит Старший брат (он США имел ввиду), не возражаем, что НАТО расширяется, с нами делают, что хотят, какая уж тут демократия.

Ещё пару лет назад он бы так не сказал, не усомнился бы, что у нас демократия, а теперь он считает, что у нас тут капитализм. В чистом виде.

Вот тебе и раз. Мои иллюзии, можно сказать, тоже развеялись, но я, в отличие от Дитера, всё ещё хватался, утопающий, за соломинку.

– С нами делают, что хотят, – продолжал Дитер, – прикрываются «волей народа», манипулируют им, и народ выбирает того, кто побольше пообещает. Результат – Трамп. А демосу – некого избирать. Нет больше крупных политиков. А мелкотравчатые ведут нас к войне, возможно, не только Холодной.

Да, я тоже так думал. Сирия, Украина…

Людмила вскочила, но снова села, а Дитер спросил:

– Что сделал бы крупный политик, такой, как Вилли Брандт[38], чтобы сгладить конфликт вокруг Украины?

– Что?

– Он бы не допустил этого конфликта.

Я признал:

– Не допустил бы.

– А наши нынешние чем занимаются? Сказали сначала: Путин, руки прочь от Украины. А потом ожидали, что Путин призовёт сепаратистов к порядку. А сами? Кто позаботится о том, чтобы нынешнее правительство в Киеве образумилось? Только вместе можно добиться того, чтобы оружие было сложено.

Я принёс жаркое. Нарезал. Разложил всем по тарелкам. Вкусное мясо, лично мне очень понравилось.

– Да, вкусно! – нахваливали мои сотрапезники и с Украины перешли на Сирию. Дитер припомнил, что говорила Меркель: Россия бомбит Алеппо, из-за чего растёт поток беженцев, который, естественно, течёт к нам, а о том, что причина – это войны, развязанные США, ни слова!

Людмила горячо его поддержала во всём, что-то про «модель, насаживаемую по всему миру» говорила и заключила:

– Нет демократии – мы живём в обществе выборных кампаний.

– Долго думала? – я рассердился.

– А ты, – предложила она, – разделай меня под орех за такое кощунственное утверждение.

Дитер встал на её сторону:

– Но это так. – И долго их точку зрения обосновывал.

Я спросил:

– А как дети?

У них две дочери, старшая замужем. Но живёт одна, потому что её муж так и не может расстаться с родителями. Занимает в их доме верхний этаж. Сейчас мать потребовала, чтобы он начал платить за квартиру. Он уже год ходит к психоаналитику.

– Год?! – ужаснулась Людмила.

– Год. Посмотрим, что будет. А пока Нора полетела одна в Ла Пальму. Он сильно встревожился, что она одна полетела.

Поздним вечером Дитер и Лило в отель поехали. Завтра у них встреча с родственниками.

Людмила убирала со стола, я загружал посудомойку. Спросил:

– Хорошо посидели, да?

И сам почувствовал, что у меня получилось заискивающе.

Она кивнула. То есть она со мной не разговаривает.

Но почему?!

Людмила

Я не могла заснуть. Всё пережёвывала наш разговор с Дитером и Лило. Пробралась на балкон, покурила. Снег ещё не растаял. Я не решусь. Эх, так и не узнала, чем закончился телефонный разговор двух глав. В интернете посмотрю. Да, сегодня же Новый год в Китае. Наступил год огненного петуха. В Японии тоже. И у меня новая жизнь должна начаться. Нужно квартиру искать. Цены взлетели, а раньше в Берлине было дешёвое жилье – по сравнению с другими столицами. Пока Muti будет у власти, отношения с Россией не наладятся. Что говорил Дитер о Вилли Бранте? Я прошмыгнула к себе (пробралась, прошмыгнула – только чтобы Аксель не услышал, не прицепился с какой-нибудь… с чем-то обидным), забралась под одеяло, согрелась, включила планшетник, набрала «Вилли Бранд», про его политику «Изменения путём сближения» пару слов прочитала. Идея этого сближения с Восточной Европой принадлежала Эгону Бару[39].

Я нашла интервью с ним под названием «Путин – рациональный человек»[40].

Я вспомнила, как мы с Митькой присели в кафе, конечно, на улице, он уплетал шоколадное пирожное, я курила, и мы оба наблюдали за лохматой собачонкой, хозяин которой сидел за соседним столиком.

– Я слышу, вы говорите по-русски, – сказал он с сильным акцентом. – Я из Сирии. Мы вам благодарны. И у меня лично есть кумир. Ни за что не догадаетесь, – он улыбнулся.

Я, естественно, тоже: – Кто?