Крепкий ветер на Ямайке - Ричард Хьюз

самой глубине сердца она знала, что однажды какой-то совершенный ею поступок разбудит ее, что-то чудовищное, совершённое по нечаянности, отправит ее в полет, и она будет неистово кружить над ее душой, как смерч. Она могла неделю за неделей проводить вместе с другими в счастливой бессознательности, ее могли вспышками навещать прозрения, и тогда она знала, что она и есть — Сам Бог, но в то же время она знала в сокровеннейшей глубине своего существа, и сомнений в том не было никаких, что она проклята, что от начала мира никогда не было никого, до такой степени воплощавшего собой зло, как она.

Не то Рейчел: для нее Совесть никоим образом не была явлением столь гнетущим. Это была просто удобно расположенная ходовая пружина ее жизни, гладко работающая и доставляющая столько же удовольствия, сколько здоровый аппетит. Например, сейчас молчаливо допускалось, что все эти люди — пираты. Стало быть, они злые и безнравственные. Следовательно, на нее возлагалась миссия обратить их на путь истинный, и она приступила к составлению планов на этот счет без опасений и внутреннего сопротивления. Ее совесть не причиняла ей страданий, потому что она никогда не могла даже помыслить о том, чтобы в чем-то не последовать ее велениям или утратить ясное их понимание. Она будет стараться, и она обратит этих людей, это во-первых: вероятно, они исправятся, а если нет — что ж, тогда она пошлет за полицией. Поскольку любой результат был правильным, совершенно несущественно, как сложатся и чего потребуют конкретные обстоятельства.

Достаточно о Рейчел. Внутренний мир Лоры был и в самом деле совершенно иным: безбрежным, сложным, смутно-туманным и вряд ли выразимым средствами языка. Применив сравнение с головастиком, можно сказать, что, хотя ноги уже выросли, жабры тоже еще были на месте. Ей не было еще четырех лет, и она, конечно, была ребенком, но детям свойственно то, что свойственно человеку (если позволительно говорить о “человеке” в широком смысле); но, в общем, она еще не перестала быть младенцем, а младенцы, конечно же, еще не люди — они животные и обладают очень древней и разветвленной культурой, как, например, кошки, рыбы или даже змеи — нечто в том же роде, но куда более сложное и яркое, потому что ведь, в конце концов, младенцы суть один из наиболее развитых видов низших позвоночных.

Короче говоря, разум младенцев работает в своих собственных терминах и категориях, которые не могут быть переведены в термины и категории человеческого разума.

Это правда, выглядят они как люди — но, уж если быть предельно точным, многие обезьяны похожи на людей гораздо больше.

Подсознательно, разумеется, но все чувствуют в них животных — иначе почему люди всегда так же смеются, когда младенец делает что-нибудь похожее на то, что делает человек, как смеются, глядя на богомола. Если ребенок — всего лишь малоразвитый человек, в этом определенно не было бы ничего смешного.

Возможно, существуют доводы в пользу того, что дети вообще не люди, но я с этим не согласен. Установлено, что их разум вовсе не просто примитивнее и бестолковее нашего, но что он отличается самим характером мышления (это, фактически, в некотором роде безумие): можно усилием воли и воображения начать мыслить, как ребенок, хотя бы в какой-то степени, и пусть успех такой попытки бесконечно мал, он доказывает несостоятельность подобных суждений, тогда как никто, ни в малейшей степени не в состоянии мыслить, как младенец, так же как никто не в состоянии мыслить, как пчела.

Как тогда описать внутренний мир Лоры, где разум ребенка живет, окруженный со всех сторон привычными пережитками разума младенческого, подобно Фашисту в Риме?

Во время подводного плавания может случиться вещь, которая действует очень отрезвляюще, — это когда вы вдруг лицом к лицу встречаетесь с крупным осьминогом. Это незабываемо: с одной стороны вы ощущаете некое почтительное восхищение, с другой — невозможность какого бы то ни было реального интеллектуального взаимопонимания. Первое ощущение скоро сводится к простому физическому восторгу — вы, как какой-нибудь глуповатый художник, восхищаетесь внешностью: восхищаетесь этими по-коровьи нежными глазами, красивыми и едва-едва заметными шевелениями этого большого и беззубого рта, который привычно вбирает в себя ту самую воду, которую вы, со своей стороны, ради сохранения вашей жизни, должны постараться не возмущать своим дыханием. Здесь он покоится, во впадине скалы, по видимости невесомый в своей прозрачной зеленой среде, но очень крупный, его длинные, мягче шелка, щупальца свиты в спокойном положении либо шевелятся, почуяв ваше присутствие. Далеко вверху мир разграничен поверхностью раздела воды и воздуха, как будто там — сияющее стеклянное окно. Контакт с младенцем вызывает в воображении некий слабый отголосок этого ощущения у того, чье сознание не замутнено затопившими его материнскими чувствами.

Разумеется, тут нет такой четкости и определенности, как во всем, о чем я рассказал в связи со спрутом, но ведь часто единственный способ попытаться выразить истину — это попытаться выстроить ее, как карточный домик, из, казалось бы, посторонних элементов.

Однако эти сложные рудименты младенчества сохранились у Лоры лишь в самой глубине души; внешне она уже полностью производила впечатление ребенка, вышедшего из младенческого возраста, — ребенка очень скрытного, странного и пленительного. Ее лицо с тяжелыми бровями и срезанным подбородком не отличалось такой уж миловидностью, но у нее была способность в любой ситуации совершать соответствующие этой ситуации движения и принимать отвечающие ей позы, и это было всего замечательнее. Ребенок, который способен показать свою привязанность к вам, к примеру, единственно тем, как его ноги поставлены на землю, щедро одарен тем телесным талантом, который называется шармом. В действительности это конкретное телодвижение было для нее редкостью, ее жизнь на девять десятых проходила у нее в голове, с нею вообще нечасто случалось, чтобы она принимала людей близко к сердцу, будь то с приязнью или неприязнью. Таким образом, чувства, которые она выражала, были в основном безличного характера и очаровали бы поклонника балета, но, что самое примечательное, Лора заручилась собачьей преданностью замкнутого и грубоватого на вид капитана пиратов.

Никто на самом деле не будет отстаивать мнение, будто дети способны проникать в суть чьего-либо характера: их предпочтения рождены по большей части воображением, а не интуицией. “Вы думаете, кто я такой?” — спросил разгневанный разбойник в уже известной вам ситуации. Хорошо было бы ему спросить у Лоры, что она о нем думает: ее ответ немало бы для него значил.

2

Свиньи растут быстро, быстрее даже, чем дети,