Камень-1. Часть 4. Чистота — залог здоровья. Зачистка, баня и прочая гигиена. - Александр Бельский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С той стороны, где взвизгнул при его удачном выстреле раненый эльф, что-то деревянно грюкнуло, словно ящик ногой зацепили или уронили палку. Ага-ага, ищи дурака. Чтобы лопоухий, даже которого цепануло, был таким неуклюжим и громким? От хуя уши и от пизды задвижка! Расчёт-то ушастого ясен, он думает, что Фабий пальнёт на звук, потратит патрон-другой и, самое главное, выдаст себя. Только ведь резвиться с двух сторон можно, и в эти игры он и сам игрец! Дотянувшись левой рукой до сброшенной во время кувыркания в помёте «СВеТКи», Фабий выстрелил из винтовки абы куда, тщательно жмурясь, и даже вдобавок отворачиваясь в момент выстрела, чтобы не ослепить себя. Он тут же раскрыл глаза снова. Щёлк-фырфыр-джбум-взззззззз... Тетива-стрела летящая-попадание (в доски пола)-стрела дрожащая. И еще раз, только теперь — полого, и стрела, задев доски настила почти плашмя, впилась в самый низ перегородки, у которой застыл пришпиленный Тополь.
Ага, один сверху-слева, под крышей или на клети с курями, и этот — целёхонький. А второй, зайка-подранок, грамотно и бесшумно сместился вправо. Судя по всему, ещё и прикрылся за углом. Но как-то он слабовато стреляет. Точно ранен!
Это говорится долго, а так Фабий уже бахнул двоечку в примерное расположение верхнего эльфа, и ещё по выстрелу — правее и левее, после чего тихо, но стремительно переместился. Вперёд. Не попал, судя по всему, но зато и ушастому выстрелить не дал. Ну, и то хлеб. Максимально бесшумно (хотя, скорее всего, ушастые услышали, на то они и ушастые) и быстро воспользовался скорозарядником, а гильзы метнул веером и вперёд, и назад, сбивая аккустически подкованным врагам привязку к месту перезарядки.
Опаньки, а вот и встречная двоечка, причём обе стрелы сверху, от целого ушана. Прилетели с интервалом не больше, чем его пули. Нет, Фабий, конечно, не из тех легендарных стрелков, что за три секундочки успевают отбабахать в мишень барабан револьвера, перезарядить его и опустошить ещё раз. То мишень, а тут бой всё же. Но стрелял он изрядно, и быстро, и метко. Только, имея на горбу опыт не одной стычки и даже пары полноценных боёв с эльфами, знал, что луком можно и в комнатушке дел натворить, и со скорострельностью почти пулемётной выпустить три-пять стрел. Сколько удержать сможет в правой руке стрелок, одновременно натягивая ей тетиву. Это особое умение, даже искусство — стрелять из лука, тем более — эльфийского. Он, отнюдь не хлипкого сложения, помнил свой стыд, когда попытался натянуть лук какого-то субтильного и тощего эльфа (на тот момент уже покойного). Фиг что вышло, а покойник из него садил будьте-нате!
Ну, умелый был эльф наверху или не очень, но долбанул он только пару стрел. И — не попал. Впрочем, вторая стрела прошла до противного близко, не то обдув его ухо, не то даже задев его оперением. Хорошо ещё, что второй ушан, подранок, так и не стрелял. Видимо, пули (или пуля) Фабия цепанули его всерьёз. Или он ловил момент. Тоже не исключено. Ведь одну стрелу он пустил-таки уже после ранения. Может, с силами собирается?
Игорь прикидывал хер к носу с дальнейшим порядком своих выживательно-наступательных поползновений, как всё тут понеслось вскачь ещё разухабистей. Музыкой горних сфер бабахнул «Чекан». Не его, вестимо. И, мгновенно за этим — грохот падающего с высоты тела, блямканье упавшего на пол кожаного колчана, с грюканьем рассыпающихся из него стрел и бесполезное дребезжание тетивы лука, выпавшего из эльфийской руки.
— Фабий, не стреляй, это я! Верхний готов! — раздался тихий оклик Юрца, явно отрупоренный ладонями в сторону от говорившего.
— Их двое, второй ранен! Берём в клещи, он в моём проходе между клетками почти у стены!
Но, без паузы — именно там, где ожидался зайка-подранок, от потолка и до пола проскочила зелёно-синяя молния, разбежавщись по доскам и помёту на них в подобие перевёрнутого тюльпана. Эльф, не медля, рыбкой нырнул прямо в него. Фабий трижды бабахнул вслед, да ещё и Юрец добавил две пули. Впрочем, они оба два опоздали. Едва ушастый оказался внутри тюльпана, как там и исчез, растворился, а сам тюльпан, помедлив секунду-другую, свернулся, и вновь ударил вертикальной молнией, на этот раз от пола до потолка. Свернулся под потолком в ярчайшую точку — и там рассыпался слепящими искрами в воздухе, забив запахом озона даже помётные дуновения.
— Сука! Поебень ушастая, ушёл, ушёл таки, ёбаная херомуда! — яро бесновался Юрец. Эльфов он ненавидел исступлённо. Была какая-то личная причина, о которой Рыбачок никогда не распространялся. Но вот добровольца для проведения полевого допроса эльфу во второй роте искать было излишне, Пряхин был готов всегда. Правда, и ушастые чудили так, что добровольцы непременно нашлись бы без него. Зато его спокойной люти и безжалостным выдумкам удивлялись даже подопытные эльфы.
Сами, как известно, затейники в этом деле ещё те. И удивлялись долго, пока не выкладывали, наконец, все вопрошаемое. Что не отменяло их упокоения. И, если даже они вываливали всё в надежде на кончину скорую и избавление их от шаловливых ручонок Пряхина, то тут эльфов ждало последнее в их жизни разочарование. Потому, что исполнял их Пряхин тоже сам. И, если позволяло время, то не торопясь. Даже не спеша.
Фабий зажёг фонарик-амулетную светилку. Правда, после блядских пируэтов на подворье горбатого могильщика маны в нём оставалось чуть, и светил он тускло да неровно.
Стасика пришпилило к дощатой перегородке, как бабочку на булавке. Будь стрела, пробившая левую сторону его груди, чуть потоньше, или войди она в хлипкую стеночку не так глубоко, Тополь бы уже обломил её и сполз или свалился бы на пол. Он был с непокрытой головой. Кепи валялось на полу. Очевидно, что яичный мародёр собирал в него свои трофеи, и выронил при попадании стрелы. И теперь расколовшиеся яйца растекались склизкой лужей по кепи и грязному полу. Губы и подбородок поникшей к плечу Стасиковой головы тоже были измазаны желтком.
Внезапно глаза Тополя открылись, и он даже приподнял голову, уставившись прямо в глаза Фабию мутноватым, но вполне осмысленным взглядом.
— Юрец! Давай быро сюда! Тополь-то живой! Похоже, ему опять повезло!
Стасик даже ухитрился криво ухмыльнуться, а затем, пузыря розовой пеной поверх застывшего
