Полное собрание стихотворений - Дмитрий Мережковский

XLIX

Во мне самой – причина мук и зла,Твоя любовь лишь счастье мне дала;Я снова бы как прежде полюбила,И если б прошлое вернуть могла,Я ничего бы в нем не изменила.О, что бы ни случилось, знай, Сергей,Что нет раскаянья в душе моей!..

L

Я испытала радостей так много,И каждый взор твой в прошлом сердцу мил;Я не хотела б, чтоб меня любилТы по-другому, – нет!.. Прошу у Бога,Чтоб Он тебя за все вознаградил, —За все, что ты мне дал, – и вечно, всюдуТвою любовь благословлять я буду!»

LI

Увы! то был последний разговор,И ей все хуже делалось с тех пор.Предчувствуя, что уж близка могила,Вперив на друга долгий, долгий взор,Больная ничего не говорила,Как будто с ним прощалась, и поройКачал в тревоге доктор головой.

LII

Меж тем вставало в памяти СергеяВсе прошлое; он позабыть не мог,Как был тщеславен, мелочен, жесток,Как сам разрушил счастье, не жалея.Припоминал он звонкий голосокИ смех ее, и блещущие глазки,И нежность первой, трогательной ласки,

LIII

Боржомский парк, любимую скамью,В сосновой роще милую тропинку...Давно, давно... то было, как в раю!..Чтоб искупить одну ее слезинку,Чтоб видеть Веру прежнюю свою,Он отдал бы всю жизнь. Но нет возврата!..И вечной тьмой душа его объята.

LIV

Он раз проснулся ночью. Отчего —И сам не знал; как будто до негоКоснулось что-то. В комнате соседнейВсе замерло... Не слышно ничего...Но сердцем понял он, что час последнийБыл близок... К Bеpе бросился: онаЛежала неподвижна и бледна.

LV

Он увидал, что больше нет надежды.Чуть слышался дыханья слабый звук,И тихо, тихо приподнялись вежды;В очах – не смутный бред, не ужас мук, —В них мысль, почти сознательный испуг...Тихонько мать заплакала... сиделкаПерекрестилась... Часовая стрелка

LVI

Показывала три... и за стенойСверчок был слышен в тишине ночной.Вдруг Вера прошептала: «Там... смотрите!Вот там... все ближе, ближе... Боже мой!..Ко мне, Сережа, мама... защитите!..»И, задыхаясь, думает СергейИ просит Бога: «Только б поскорей!»

LVII

Он на колени стал, изнемогая.Мать подошла, и, полная тоской,Вся бледная, но тихая, простая,Она его жалеет: «Бедный мойСережа!» – гладит волосы рукойИ плачет с ним, и он, внимая звукуПростых речей, целует эту руку.

LVIII

К рассвету Вере стало легче. СтрахСовсем исчез. Но не было в чертахУж ничего земного: в них другое —Великое, спокойное, чужое.Он отблеска любви искал в очах;Она смотрела пристально, глубоко,Но как-то странно, словно издалёка.

LIX

С восходом солнца Вера умерла,Все так же безмятежна и светла;Когда прильнул дрожащими губамиСережа к бледной ручке со слезами,Уж холодна, как лед, она была...Ее в уста целуя на прощанье,Тихонько мать сказала: «До свиданья».

LX

Он выбежал из комнаты... Меж скалВолна, не находя себе приюта,Шумела и металась. Он не знал,Что с ним и где он... Разум потухал...Порой хотелось отомстить кому-тоИ громко, громко закричать, проклястьКакую-то бессмысленную власть,

LXI

Людей гнетущую... Он думал: «Боже,Ведь я люблю, люблю еще сильней!..О, где она?.. Люблю кого?.. Кого же?..»Что нет ее, не мог понять Сергей, —Так чувствовал он связь живую с ней.Он углублялся в скорбь, ее измеритьХотел умом, но в смерть не мог поверить,

LХII

Не мог... и даже мысль, что Веры нет,В сознанье не входила... Мягкий светУпал из туч разорванных на море,И море небу ясному в ответЗатрепетало, засмеялось... ГореЗатихло в нем. Он вдруг отдался весьНахлынувшему чувству: «Bера здесь!»

LXIII

Не в душной, темной комнате, а в лонеПрироды вечной, в шорохе листа,В лучах, в дыханье ветра, в небосклонеДуша ее незримо разлита,Как мысль, как свет, как жизнь и красота!Его любовь росла, росла без меры,И все ясней, понятней близость Веры.

LXIV

И каждый луч, и каждая струя,И каждый вздох волны, былинки трепет, —Все, все слилось в один любовный лепет,В одну живую ласку: «Это – я,Всегда с тобою деточка твоя!..»Он отвечал, от счастия рыдая:«Я слышу, слышу, милая, родная!»

LХV

Что было с ним, он сам понять не мог.Перед лицом пустыни молчаливой,Меж скал, у волн шумящих, одинок,Колена преклонил он на песок,Подняв сквозь слезы к небу взор счастливый.«Отец небесный мой…» – шептал СергейЗабытую молитву детских дней.

LXVI

Она – в гробу. Вокруг цветы живые.Открыты окна: падают лучиВесенние на ризы золотые,На дым кадил, на серебро парчи...И тускло пламя восковой свечи.А голубое море ярко блещет,Смеется, дышит, пеной волн трепещет.

LXVII

Среди подснежников, фиалок, роз,Как будто спит она... и прядь волосКолеблет ветерок... и слышно пенье:«Рабу усопшую прими в селеньяБлаженные, Господь, где нет ни слез,Ни воздыханья, ни земной печали…»Слова святые радостью звучали

LXVIII

И прямо к небу уносился дымКадил звенящих, легкий и прозрачный.Сергей взглянул, – она была пред ним,Как будто пред избранником своимНевеста юная в одежде брачной.И с ней тогда он заключил союзНенарушимых клятв и вечных уз...

LXIX

И сделалась любовь великой силой,Всю жизнь согрела теплотой своей, —Он чувствовал, что не изменит ей.И многому страданье научило:Он стал сердечней, проще и добрей.Урок судьбы прошел ему недаром, —Сергей под первым жизненным ударом

LХХ

Окреп душой. И Вера с ним была —Всегда, везде, ревниво берегла,Как будто бы следила нежным взором.И с милой тенью связан договором,Сергей не смел, не мог бы сделать зла,Мучительно боясь ее обидеть,Немой укор в очах ее увидеть.

LXXI

В большой аудитории шумитТолпа студентов... Сквозь морозный инейДерев развесистых в окно глядитС далекою звездою вечер синий.Уж с легким шумом в лампах газ горит...Вошел профессор молодой – и волныТолпы затихли... Все вниманья полны.

LХХII

Он говорил, – и речь его лиласьС волнующей сердца свободной силой,Как будто бы меж ними родиласьГлубокая, невидимая связь, —Он знал, что слово каждое входилоВ их душу молодую глубоко.Ему немного страшно, но легко.

LXXIII

И бесконечно радостно, и ново...Ты в нем героя повести моейУзнал, читатель. Обаяньем словаЛишь потому в толпе царит Сергей,Что сам был молод, сердцем близок ей.Он чувствовал с улыбкой гордой, смелой,Что делал доброе, святое дело.

LXXIV

Но не видал он, радостью объят,Как там в окно из синевы глубокойУпал сквозь иней луч звезды далекой:Он был похож на благодарный взгляд,Когда в нем слезы нежности дрожат, —Мерцающий из бесконечной далиИ полный тихой, сладостной печали.

LXXV

Рогожей крытый, маленький возокТащился в снежных тундрах под метелью...Сидел в нем Климов. В дальний уголокСибири едет он все с той же целью —Узнать народ; как прежде, одинок,Он странствовал в деревню из деревни,Ночуя в юрте у якут, в харчевне

LXXVI

Или в избе, – при свете ночникаОн слушает рассказы ямщика,Мотивы заунывных русских песенИль разговор о Боге старика...И если матерьял был интересен,Торжествовал исследователь наш,И в книжке быстро бегал карандаш.

LХХVII

Он счастлив был, как птица на свободе.Родную землю всей душой любилЗа то, что дремлет в ней так много сил;И как Сергей в науке, он – в народеУспокоенье сердцу находил.Был каждый прав в своем любимом деле,И оба шли к одной великой цели.

LXXVIII

Бог помочь всем, кто в наш жестокий векЖелает блага искренне отчизне,В ком навсегда не умер человек,Кто ищет новой меры, новой жизни,Кто не изменит родине вовек!Привет мой всем, кто страстно жаждет Бога,В ком не затихла совести тревога!

LXXIX

Пусть к вам летит простая песнь моя,Безвестные, далекие друзья!Мы все полны одним негодованьем,Одной любовью и одним страданьем.Нас, братья, много: мы – одна семья,Мы одного мучительно желаем,Мы вместе плачем над родимым краем.

LХХХ