Автономное плавание - И. А. Намор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Процесс знакомства и общения на проселочной дороге грозил затянуться, но Морти вовремя вспомнила, что они с Мардж с раннего утра ничего не ели и хотели бы поскорее добраться до какого-нибудь цивилизованного пристанища с ванной и приличным обедом. К удивлению Матвеева, на его гостеприимное предложение отрицательно отреагировала Марджори, заявив, что поместье, это, конечно, очень романтично, но ничто не заменит простого и незатейливого гостиничного уюта. И точка.
Забавные в своей непосредственности, американские леди быстро согласились с предложением «милого баронета Гринвуда» показать им дорогу до ближайшей приличной гостиницы и, в свою очередь, предложили сначала доставить его до ворот поместья со снастями. И подождать, пока он переоденется, согласившись на «это быстро» и посулив в пункте назначения угостить его милой беседой и рюмочкой «чего-нибудь горючего».
День обещал быть интересным. Более того, когда он перерос в интересную, во всех отношениях, ночь, Степан почему-то не удивился. У него даже не возникла мысль, а с чего это две милые незнакомки столь раскованно себя ведут? И попытку Майкла «встрять» с параноидальными воплями о возможной «медовой ловушке» Матвеев задавил в зародыше… иначе – какое удовольствие, если подозреваешь даже тех, с кем собрался переспать?
Через несколько рюмок бренди и одну сигару после обеда Мардж, сославшись на головную боль, удалилась отдохнуть в спальню гостиничного номера. Морти еще через несколько рюмок просто подошла вплотную к сидевшему в кресле Матвееву и посмотрела на него такими глазами, что Степан без лишних вопросов привлек ее к себе, посадил на колени и начал познавательный процесс изучения нового женского тела органолептическими методами, совмещая его с экскурсом в женский повседневный костюм середины тридцатых годов двадцатого века.
Сказать, что процесс углубления знакомства стал обоюдным, значит, не сказать почти ничего. Когда через двадцать минут Мортиция со сладостными стонами уже равномерно раскачивалась, перегнувшись через спинку кресла и угрожая его целостности, открылась дверь и вошла полуобнаженная Марджори. Степан не готовился к такому повороту событий, но встретил его с достоинством и невозмутимостью потомственного аристократа.
Дальнейшие несколько часов слились и сплелись, как тела на широкой постели в спальне, в чередовании стонов и влажных касаний возбужденной плоти всех троих участников столь увлекательного процесса. Если профессора Матвеева что-то и могло удивить, то Майкла Гринвуда вряд ли. Мысли о «шпионках с крепким телом» оставил даже он, полностью отдавшись происходящему.
Мардж и Морти менялись ролями, помогая друг другу ощутить всю проникновенность момента, не забывая при этом и о своем британском знакомом. Казалось, счастье – оно для всех, и никто не уйдет обиженным…
Напоследок, выпив пару бутылок шампанского, они сыграли в «злую госпожу, развратную горничную и веселого молочника», причем Матвееву еле-еле удалось отказаться от роли злой госпожи, потратив на это массу усилий, ироничного красноречия и развеяв попутно миф о некоторых, не вполне естественных с его точки зрения, наклонностях местной аристократии.
«Укатали сивку крутые телки, – не без удовлетворения подумал он на следующее утро, лениво потягиваясь в постели. – Зато спермотоксикоза не будет. Теперь действительно можно вернуться к нашим мелким и кривоногим баранам. Как это я придумал вчера? Красные и голубые? А что, это идея! Если не выгорит, то хотя бы дверью хлопну перед тем как „в тину“ уйти. Громко. На всю Европу».
* * *«Джентльмены чужих писем не читают… – заезженная до стирания смысла сентенция крепко засела в голове Матвеева. Ее нужно было перебить чем-то не менее сильным, драматизировать, в крайнем случае довести до абсурда. – Джентльмены чужих писем не читают. Угу. Они их пишут…»
Два дня назад все было замечательно: возвращение к родным букам, рыбалка, чудесная ночь с Морти и Мардж, снова возвращение в поместье. Слегка ощипанный, но непобежденный, Степан смог даже выдержать полный укора материнский взгляд.
«Конечно же, ей все уже доложили, – думал он, улыбаясь без тени раскаяния, как довольный мартовский кот. – Неудивительно. Мы своими воплями мешали спать не только одной провинциальной гостинице, а, пожалуй, целому кварталу. Ну и пусть. Я уже не мальчишка. Я вполне самостоятельный человек с профессией и положением в обществе и могу себе позволить многое… Кто? – Матвеев чуть не поперхнулся, и хорошо, что в этот момент рядом уже никого не было. – Стоп! Откуда эти мысли… Риторический вопрос, – конечно же от „реципиента“. Живучий, за-р-раза. С этим „партизаном“ надо что-то делать, а то ненароком в дурку загреметь можно».
«Принять ванну, выпить чашечку кофе, что еще нужно молодому аристократу? – Настроение Степана, без всякого сомнения, было сегодня на подъеме. – Да и старому профессору водно-гигиенические процедуры не помешают. Тем более что в ванной, в нерушимом законном одиночестве, можно подумать… А это что у нас? Радиоприемник? Очень похож на небольшое надгробие. И его прихвачу, розетка вроде была, какая же ты тяжелая, ламповая, блин, техника. Новости послушаю, заодно и помоюсь… Хе-хе».
Мягко засветилась круглая шкала настройки, по которой вполне можно было изучать географию «цивилизованного» мира.
«Интересно: Лондон, Париж, Варшава, Бейпин, Нью-Йорк, Стокгольм, даже Мехико-сити… а Москвы нет как нет. И тут происки мировой буржуазии». – Пока прогреваются лампы, можно скинуть одежду, она хоть и в относительном порядке, но все-таки носит следы вчерашнего разгула. Подкрутив верньер, Матвеев, в чем мать родила, присел на край ванны и стал с интересом слушать уверенный, безупречный до отвращения голос диктора БиБиСи.
Новости почти не вызывали отклика в мыслях Степана, но, будучи пропущенными через «фильтр» восприятия Майкла, представали более выпуклыми что ли. По крайней мере, вызывали не только недоуменный интерес.
– Как сообщает наш корреспондент в Праге, политические круги и общество Чехословацкой республики крайне взбудоражены произошедшим накануне жестоким убийством основателя и лидера Судето-немецкой партии Конрада Гейнлейна, – голос диктора оставался невозмутимым.
Степана будто подбросило. Не обращая внимания на наготу, он подбежал к сваленным в беспорядке вещам и выудил оттуда портсигар и спички. Прикурить удалось с третьей попытки.
«Как же так, – думал он, – я отчетливо, правда, черт знает, откуда, помню, что Генлейн покончил с собой в плену у американцев, сразу как война кончилась».
Диктор продолжал, не меняя интонации:
– Сторонники покойного политика уже потребовали от властей Праги найти и наказать причастных к кровавой трагедии, угрожая в противном случае массовыми акциями неповиновения и требуя отделения Судетского района от Чехословакии. Манифестации судетских немцев пока носят мирный характер. Комиссар пражской полиции по телефону сообщил нашему корреспонденту, что предполагаемый убийца погиб на месте преступления из-за собственной неосторожности. Сейчас его личность устанавливается, но есть все основания считать его германским агентом.
Дальнейшее было неинтересно. Биографическая справка по Гейнлейну, история движения судетских
