Воображаемые жизни Джеймса Понеке - Тина Макерети
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Билли обнял друга за талию. Я думал, что это такой знак дружбы, с которым я в Лондоне еще не сталкивался, но затем Билли ухмыльнулся мне и, притянув Генри к себе, поцеловал его в губы – самым удивительным и затяжным образом. Генри не выглядел удивленным, но в конце концов встал и вытер рот, прежде чем осушить свой стакан и подмигнуть мне.
– Не обращайте на него внимания. Билли – позер в чистом виде. – Генри протянул мне руку, и я заметил, что она была маленькой и нежной, хотя и огрубевшей от работы. – Генриетта Лок. Но зовите меня Генри. Так уже все устроено, мистер Понеке, что этот джентльменский наряд облегчает мне жизнь столь же часто, сколь и усложняет. То, что Билли лапает меня в пабе, определенно не к месту.
А потом я заметил форму скул Генри, ее куртку, слишком свободную в плечах. Я снова рассмеялся и ощутил такую огромную привязанность к двум своим новым друзьям, что осушил стакан одним веселым глотком, встряхнув головой, когда ставил его обратно. Вставая, Билли похлопал меня по плечу.
– Ты не познаешь женщину, пока не познаешь женщину, которая уверена в себе, как мужчина.
Я не сказал Билли, что пока еще не познал женщину вовсе. Или что от их с Генри шарад у меня шла кругом голова. Но я подумал, что они прекрасная пара, и хотя это было необычно, вспоминая собственное воспитание, могу сказать, что мне случалось видеть, как мужчины и женщины играли в то, кто из них больше походит друг на друга. Тем не менее я знал, что в христианском мире мужчине было табу быть с другим мужчиной, и маленький розыгрыш Билли с Генри сбил меня с толку единственно по этой причине.
Билли потянул меня за собой.
– Давай, Хеми, мы найдем и тебе кого-нибудь для поцелуев, пока ночь не кончилась.
Я заколебался, и он оглянулся.
– Ты чего, испугался? В этом нет ничего такого. Уж точно не для нас, мы привыкли блуждать по ночам. Но мы не станем толкать тебя в те объятия, к которым ты не готов! – Билли снова ухмыльнулся, и я припустил за ним.
Генри уже неслась впереди нас, приподнимая шляпу и приветствуя проходивших мимо дам.
* * *
Шум, цвет и возбуждение, исходившие от всей той публики, что набилась в театр, создавали зрелище ослепительное, хотя и отличное от тех, что я наблюдал в Риджентс-парке и на Пикадилли. Здесь дамы и джентльмены были не так хорошо одеты и намного менее благовоспитанны, но во всем этом было что-то громкое, бесстрашное и согласованное, словно за всеми их беспорядочными криками и насмешками шел другой разговор, ключ к которому был у всех, кроме меня. Ткани их одежды были не такими тонкими, а духи не такими сладкими; и при всем при этом мне нравился яркий румянец на их щеках и землистый дух, как от парного навоза в загоне для свиней.
Пока мы всматривались поверх голов стоявших перед нами, у меня появилось ощущение, что мои товарищи наблюдали за мной, и, поймав взгляд Билли, я увидел, что он полон веселья. Я наверняка выглядел весьма восторженным и впечатлительным, поскольку был захвачен возбуждением толпы. Здесь собралось чудесное племя, схожее с теми, которые я знавал на родине, и мне было тепло в его колыбели.
Сначала нас развлекала певица, движения которой были настолько сладострастными, что я почувствовал, как у меня зарделись щеки, а потом мужчина, который заявил, что сможет разрезать певицу пополам, и, похоже, так и сделал, поместив ее в коробку. Даже разделенная надвое, она была еще жива! Потом были танцующие медведи, и еще песни, и человек, который вышел рассказывать истории, настолько смешные, что толпа просто ревела, хотя мне не удавалось разобрать его акцент или смысл его слов настолько хорошо, чтобы его понять. К тому времени мне настолько хотелось в уборную, что я уже не мог сосредоточиться на остальном представлении, хотя и остался на своем месте, потому что без своих спутников не разобрался бы, в какой части города нахожусь.
Наконец толпа хлынула из театра. Последовав примеру других и облегчившись в сыром углу, я обнаружил Билли в его привычной позе, прислонившимся к столбу уличного фонаря и готовившимся раскурить трубку.
– Выпивки! – воскликнул он, увидев меня. – И закуски! Я знаю, куда мы пойдем.
Генри уже зажгла собственную трубку и болтала с группой молодых женщин, но тут мы снова пустились в путь и увлекли ее за собой, рванув по улицам по направлению к Темзе. Билли нашел лодочника, который быстро спустил нас вниз по реке, и мы высадились в Саутворке. Здесь Билли взял меня за плечо.
– Послушай, Хеми, мой милый друг, я знаю, что эта часть города, скорее всего, не то, к чему ты привык. Не говори своим хозяевам, что мы водили тебя сюда, им это может не понравиться. Здесь не очень-то красиво. Но я знаю эти улицы так же, как свое сердце, и со мной ты будешь в безопасности.
Возможно, именно тогда я впервые подумал о сердце Билли и его содержимом.
– Он всегда провожает меня домой после театра, – сказала Генри, растягивая гласные, чем вдруг напомнила мне мисс Ангус. – А потом, если вам двоим захочется продолжить, он и дальше будет вас развращать, не сомневайтесь.
– Ах, Генри, ты ужасный друг! – прорычал Билли. И они принялись гоняться друг за другом, обнимаясь и тискаясь, и мне пришлось отвернуться.
– Возможно, мне стоит вернуться, – крикнул я им вслед, – к Ангусам. Идите без меня!
– Нет, Хеми, это твой вечер. А вот Генри от нас устала. Пойдем!
Мы веселой гурьбой направились к обиталищу Генри и Билли, которое, как мне стало ясно, вряд ли походило на то, где я проснулся накануне утром. Дома в этой части города сильно нуждались в ремонте или были отремонтированы плохо. Приходилось обходить больше отбросов и грязи, и в воздухе витал запах чего-то неописуемого, но зловонного, перебивавший все остальные.
– Здесь я вырос, Хеми, – сказал Билли, – а теперь Генри тоже здесь живет. Она может оставлять комнату за собой, когда мне нужно вернуться в море.
– Или я могу вернуться в доки.
– Ну или так.
– Но я знать не знаю ничего о тамошних моряках, Джимми. Девушкам нравится, чтобы их иногда оставляли в покое.
– Откуда тебе знать, что нравится девушкам, Генри? – И они снова принялись за свое.
Благодаря своим новым друзьям я полюбил это место. Я полюбил его
