Линкор «Шарнхорст» - Альф Якобсен

«В нашей „студии“ мы установили печь, чтобы избежать сырости. Мы работали на этой аппаратуре вплоть до 6 июня 1944 года».[21]

Первая зарегистрированная радиограмма была помечена 5 ноября 1943 года, в ней говорилось:

«Плавучий госпиталь „Посен“ доставил торпеды на базу подводных лодок в Хаммерфесте. Пришел туда вчера, 4 ноября».

В следующей радиограмме, от 10 ноября, Сторвик и Дуклат сообщали:

«Есть сведения, что „Ставангер-фьорд“ [конфискованный норвежский трансатлантический лайнер] переоборудован в ремонтное судно и отправлен на Север с немецким экипажем для проведения ремонтных работ на „Тирпице“».

Несмотря на отрывочный характер, эта информация была очень ценной. Благодаря ей англичане получали лучшее представление о местной обстановке, а это могло пригодиться при подготовке очередных атак.

В других радиограммах проскальзывали нотки отчаяния. Например, 29 ноября сообщалось следующее:

«У нас ничего не получается из-за отсутствия поддержки. Больше всего нам не хватает денег и табака. По известному нам адресу никто не отвечает. Когда мы начинали, у нас было 800 крон. Наши личные средства весьма ограниченны. Мы никакой помощи не получим, если не будем за нее платить».

В это время в Альте Торстейн Петтерсен Рааби приступил к работе в дорожном управлении, якобы в должности помощника Карла Расмуссена. В качестве кассира каждую неделю Карл проделывал длинный путь до Лангфьордботна, чтобы выдать зарплату рабочим. Можно сказать, что возможность собирать при этом информацию, а также привлекать новых помощников будто была ниспослана свыше. Среди них оказались: брат Сигрид Расмуссен — Хальвор Опгаард, плотник, соорудивший тайник для «Иды» под письменным столом в помещении конторы управления; Харри Петтерсен, шофер, дом родителей которого был расположен недалеко от стоянки «Тирпица» в Каа-фьорде, у Петтерсена был «Форд» выпуска 1937 года; аккордеонист Элиас Ёствик из Хаммерфеста, также работавший в дорожном управлении и участвовавший в сеансах радиосвязи; были еще владелец магазина Иене Дигре и бывший полицейский Ионас Кумменейе — они оба жили на берегу Ланг-фьорда.

«У Карла было много знакомых, и он ни у кого не вызывал подозрения. Если он к кому-нибудь обращался с просьбой, то ему обычно не отказывали. Так что больших усилий от него в этом смысле не требовалось».

Немецкая военная полиция (Feldgendarmerie) была довольно бдительна, так что агенты часто попадали впросак. «Нас часто останавливали на контрольных постах. Пистолеты мы прятали в машине. При возникновении опасной ситуации мы должны были отстреливаться, но последнюю пулю оставлять для себя. Таков был приказ», — рассказывает Харри Петтерсен, которого привлекли к подпольной работе во время Рождества 1943 года. Впоследствии Рааби так описывал эти события:

«Он [Петтерсен] поехал домой в Каа-фьорд, а на следующий день оказался на борту судна „Монте-Роза“, предлагая купить у него рыбу. Вскоре он уже стал своим и активно участвовал в выпивках рабочих, так что было нетрудно следить за происходящим в Каа-фьорде. Однажды он, улыбаясь, зашел в контору и сообщил, что ему удалось побывать на „Тирпице“. Он придумал такую уловку. Дело в том, что если вы, забыв пропуск, шли мимо „Тирпица“, часовой задерживал вас и отводил к дежурному офицеру. Затем немцы обращались к начальнику местной полиции, который должен был подтвердить, что задержанный говорит правду; после этого вас отпускали, сделав жесткое предупреждение. Именно так и поступил Харри, правда, ничего особенного он не увидел».

Пребывая на ферме своих родителей, Сигрид Опгаард Расмуссен ждала рождения ребенка, что должно было произойти примерно через месяц, но о счастливых временах можно было только вспоминать. Теперь она уже знала больше о происходящем, и ей становилось все страшнее:

«Калле часто приносил радиопередатчик домой. Он прятал его за комодом с зеркалом, который стоял в углу комнаты. Когда он приходил домой поздно ночью, то ставил рюкзак с передатчиком прямо на пол в нашей спальне. Я несколько раз спрашивала, надо ли ему таскать этот передатчик. Он говорил, что отвечает за него… Калле по ночам преследовали кошмары. Он просыпался и звал меня. Однажды вытащил револьвер, всегда лежавший у него под подушкой, и сказал: „Я должен выстрелить в себя раньше, чем это сделают немцы“. Становилось все труднее общаться друг с другом. Мне не разрешалось задавать вопросы, но удержаться от этого было трудно. Калле тоже был на пределе — это замечали все. Он сильно изменился. Однажды он сидел в гостиной, держа в руках газету, мать сказала мне: „Знаешь, ведь он не читает газету, а просто смотрит на нее…“ Торстейна это тоже беспокоило. Он частенько заходил к нам. Однажды рано утром, в воскресенье, он буквально ворвался в нашу спальню. Оказывается, он хотел удостовериться, что Калле на месте».

Сохранилось только три радиосообщения, переданных «Идой» осенью 1943 года. В одном из них, датированном 13 ноября 1943 года, говорилось:

«Есть сведения, что „Шарнхорст“ находится в Ланг-фьорде. Этот фьорд промерзает до Эйдснеса, но сейчас вода открытая».

Это была простейшая информация, однако могла служить подтверждением того, что агенты ведут пристальное наблюдение за немецким флотом.

Только спустя месяц подводные лодки вновь обнаружили признаки конвоя. Третий конвой сезона проводки — JW-55A, состоявший из девятнадцати судов, проходил мимо острова Медвежий 18 декабря, и Ганс Гильдебрандт радировал:

«ВИЖУ ОДИНОЧНОЕ СУДНО, ПРЕСЛЕДУЮ».

Это было очередное невразумительное сообщение U-636, и неудивительно, что к нему отнеслись скептически. Шнивинд внес в дневник такую раздраженную запись:

«В данный момент сообщение представляется довольно непонятным».

Тревогу объявили только через два часа, когда Гильдебрандт сообщил о двух замеченных им эсминцах, а служба B-Dienst перехватила два приказа, адресованные конвою. На поиски конвоя были отправлены две боеспособные подводные лодки из группы «Железная борода». Капитану цур зее Петерсу были приданы еще четыре новые подводные лодки, в воздух поднялись самолеты Люфтваффе. В ночь с 18 на 19 декабря капитан-лейтенант Хербшлеб с U-354 сообщил, что видел на горизонте вспышку осветительного снаряда и слышал несколько подводных взрывов. Все говорило о том, что прошел очередной конвой, а Кригсмарине не смогли его перехватить.

Лишь одному человеку эта отрывочная информация казалась вполне убедительной, а именно — гросс-адмиралу Карлу Дёницу. Наконец наступил момент, которого он ждал с марта. Ставкой в атаке была его репутация; пришло время действовать. В этот же день он вылетел в ставку Гитлера «Вольфшанце», имея на руках полученные драматические новости. Он сказал: