Выдумщик - Попов Валерий Георгиевич

Щемяще! Я даже слезы почувствовал. Но, видимо, неискренние. Версию о тетрадушках я в запасе держал. Настю Фека несколько раз видел и может усомниться… Но все же я не удержался:

– Даже не знаю, успею ли за тетрадками забежать для дочурки!

Хотелось добавить чувств, раз уж так пошло! Когда чувства разгуляются, разум отдыхает.

– Ладно! Не журись! – произнес он, и мы чокнулись.

И опять слезы в горле. Что-то я стал плаксив. При такой работе – немудрено. Искренние слезы смешались с неискренними. Но я все же сумел сказать:

– Тогда я из другого вагона выйду, чтобы не заморачиваться… со встречающими…

– Лады!

А что было делать? Не мог же я ему рассказать, куда я спешу в действительности. Все неоднозначно. Но иначе было не отделаться от него! Как только Фека, в самом начале, вошел в купе и сбросил пальто, я застонал: «Нет!» Серо-буро-малиновый переливающийся костюм, отражающий огни станций. Вещь… от глубины души! По его мнению, этот наряд может решить все проблемы. Но если бы он пошел со мной по моим делам – они бы на этом закончились. На самом деле – я шел в компанию, где решалась моя литературная судьба. Было еще время – встреча в одиннадцать, но извините – я даже на тетрадушки отвлекаться не мог. Лучшее место – зал ожидания.

Стоял. Потом немного сидел. Пора… Встреча должна произойти как можно непринужденнее – так, забежал. Нельзя никого грузить. Нужно, чтобы решение пришло им самим. Появись я с Фекой – это конец. Как он – может выглядеть только парикмахер. Но если я езжу со своим парикмахером – зачем мне премия? Обрубил, к счастью, хвост!

– О, привет!

– Салют!

До вручения было еще время – и лучше провести его здесь. Казалось бы – на мази, но мало ли какая случайность. Решение не вынесено еще… И самое страшное, что могло произойти, если бы Фека тут стал объяснять всем роль литературы в наши дни. Но я – от хвоста ушел!

Маме я позвонил в семь вечера.

– Мама! Я премию получил! Сто тысяч! Поздравь!

Но она почему-то строго спросила:

– Ты где?

Неужели Фека уже нагрянул?

– Поздравь! – с мольбой в голосе произнес.

Нет ответа.

– …Скоро буду! – в отчаянии сказал.

Прибыл часов в одиннадцать, и – не в лучшем виде.

– Ну что, мама? Не рада?

Суровое молчание.

– Фека был?

Может, хоть это ее растопит. Но как раз это ее и возмутило. Фека-то был…

– Тебе уже скоро на поезд! – сухо произнесла.

– Откуда ты знаешь? А-а… Ладно. Умоюсь!

Хоть в ванной укроюсь, успокоюсь. Да нет… Кровавая баня! Кругом какие-то окровавленные бинты, тампоны, рваная рубаха его…

– Извини! – постучавшись, вошла мама. – Не успела убрать. Это ты виноват!

– Думаешь, плюхи бы на двоих распределили и каждому – меньше?

Молчит!

– Фека в больнице?

– Почему? – надменно подняла тонкую бровь. – Просто я оказала ему первую медицинскую помощь! Были в вузе у нас военно-полевые курсы. Кое-что помню еще!

Она улыбнулась, наконец! Но не благодаря мне.

– Ты что… Собираешься это стирать? – изумился я.

– Не в крови же на помойку выбрасывать. Слава богу, соображаю еще…

Да. Неожиданный вечер.

– Какая-то там случилась катавасия у них! – махнула рукой, почти весело. Трудную точку, кажись, прошли.

– «Куклу» хотел всучить! – вырвалось у меня.

– Он куклами занимается? – мама оживилась. Пикантная подробность. Вспомнила молодость.

– Да. Увлекается! – вынужден был признать я.

– Ну, Фека! – мама покачала головой. – А говорил – стоял на вершине мраморной лестницы, и на него орды иноземцев ползли – и скатывались от его ударов! А он стоял. Рубаха свисала клочьями. Только манжеты остались. А враги ползли. Но постепенно вырубались… Его слова. По его версии, – мама была оживлена как никогда, – это его обманули! Он за правду стоял!

Как его-то можно обмануть, с «куклой» за пазухой? А ведь можно! Интересная мысль…

– А на самом деле, – мама совсем помолодела, смеялась, – думаю, отметелили его в парадняке за очередную его аферу – и все!

Такая версия ее тоже бодрила. То есть – иллюзий не строила… Но почему-то любила! А мне все же хотелось тему сменить. Все-таки я у мамы, и скоро на поезд.

– А я вот тут… получил!

Я разверз конверт, набитый купюрами. И настоящими, что интересно! Или – нет?.. Восторга не было. Я уже привык. Надо же маме что-то делать с ее горем, вот она и придумала: «Георгий ничего так и не добился. И Валерка такой же!» Для убедительности – добавила меня, с этой жалкой премией, доставшейся мне через глубокое падение… Ну, что же. Не буду ее сбивать. Не стану героем в ее глазах.

– Да, кстати! – сказала уже сухо, уже для меня. – Фека просил передать для твоей Насти! – И она подала глянцевые тетрадки с грустью.

Вот – даже этот уголовник благороднее тебя! Удар под дых. Ну, Фека! Окровавленный, но принес! Не мог мне в вагоне передать! Не мог. Тогда бы его моральное превосходство оценил только я. Да и то неохотно… Аудитория не та. А мама – просто цвела! Но и иллюзий не строила, слава богу!

– А ты что – хочешь в одном купе с этим прощелыгой деньги везти?

– Да. А что? – произнес я недоуменно.

У нас же любят таких, рвущихся сквозь преступления к святости, к благородству. А других не очень-то чтут… «Своими делишками заняты! И больше ничем!» Это про меня.

– Да. Повезу!

И лучшего я не стою!

– Ты с ума сошел! – мама совсем развеселилась. – Давай-ка придумаем что-нибудь!

Фека в купе надменно молчал. Видимо, жадно ждал, когда я заинтересуюсь деталями кровавой битвы на мраморной лестнице. Но, не дождавшись, выпалил:

– Кстати – тетрадки передали тебе? Ты, вообще-то, у матери был?!

– Разумеется. Но… какие тетрадки? А, да. Спасибо тебе… куда ж я их сунул? А – вот!

Он мельком заглянул в мой портфель. Конверта премиального нет! «Вот сволочь!» В смысле, я. Он слегка напрягся. Только тетрадки в портфеле, плод его благородства! Которое, думается, достало уже и его. Фека, недовольный, отпрянул. Явно ждал чего-то еще. «Разве ты не все получил, что тебе причиталось?» – хотелось спросить его. Пиджак на голое тело одет, рубаха порвана. Мало славы ему?

Хотел, видимо, исполнения пословицы: «За одного битого – двух небитых дают». Но где взять этих двух небитых – не представлял. Мы ехали в СВ, и еще двух – не было, хоть убейся.

– Все хорошо прошло? – вскользь поинтересовался я. И более оскорбительного вопроса не мог задать. Обнулил! А опухший фиолетовый нос его? А заплывшие его глазки? Это хухры-мухры? Впрочем, мне свойственна невнимательность к людям – Феке есть на что обижаться, за что мстить. Друг, называется! То есть я кругом виноват. Не был на битве и проявил равнодушие.

– Да-а! – Фека проговорил возмущенно. Заводил себя перед делом. – Говорят, тебя можно поздравить? – презрительно произнес.

Пока друга били (правда, за дело), этот премии получал! Не нашел ничего лучшего!.. Не говоря уже о достойном.

– Поздравляю! – все презрение вложил. Но – с элементами дружеского сопереживания. – Вот!

Он горестно поставил на стол бутыль. Горче текилы ничего нет. В самый раз! Даже соли он не поставил. Чтобы сразу – тошнить. А чего заслуживает еще эта премия?

– Да какая там премия? – уничижительно произнес я.

– Да уж знаю, наслышан! – посочувствовал он. – Карман не жжет?

Насчет кармана – это он ловко закинул.

– Да нет. Не жжет, – я потрогал за пазухой. – Толстокожий я… Во всяком случае – не прожигает. А ты что? Литературный критик?

– Слава богу, нет!

Мы смотрели друг на друга как враги. Нужная ступень злобы достигнута.

– Ну что… выпьем сию горькую чашу? – произнес он скорбно, едва ли не по-церковнославянски. Видимо, готовился в монастырь.

– Давай! – выпив, я стукнул стаканом об стол. – Всё. Подташнивает. Пойду кину харч. Вот! – я влез за пазуху и положил на стол пухлый конверт. – А то уроню еще не туда. Счас.