Изверг - Olesse Reznikova

— Ты уверена? — Таня не поспевала за мной, несмотря на мой, не совсем высокий рост.

— Вполне, — покачала я головой.

— Если вдруг что-то случится, говори мне, я никому не расскажу, — она провела пальцем по губам и потрясла — застегнула молнию и выбросила ключ. Я улыбнулась этой детской привычке.

— Хорошо, — вздохнула.

Мы разошлись по своим этажам, я снова зашла в свой класс. Соколов сидел на том же месте, Вика на своем. Спокойно сев, я посмотрела в сторону учительского стола — там до сих пор никого не было, что удивляло. Я открыла книгу, которую положила в рюкзак, чтобы наконец прочесть хоть когда-нибудь, это оказалась «Джейн Эйр». Я потупила взгляд, не могла же перепутать книги. Прекрасно знала, что читала ее сотню раз. Но порывшись в рюкзаке, я не нашла никакой другой книги, поэтому просто открыла эту.

На страницах книги лежали сложенные в четверо листы бумаги. Я улыбнулась, когда узнала эти ровные буквы. И удивилась тому, как мой «друг» пишет букву «т». Одна вертикальная черта, одна горизонтальная сверху и маленькая, едва заметная, снизу. Это показалось мне странным. Никто из моих знакомым не писал так. Может быть, это кто-то из школы? «Нет». Кому нужно каждый день приходить в библиотеку и отвечать какой-то девочке, которая, вероятно, может учиться в восьмом классе.

Со своими размышлениями я не заметила, как в класс зашла завуч. Она посмотрела на всех присутствующих — десять человек пока что — и сказала:

— 11 «А», вместо алгебры у вас сегодня урок обществознания, — она поправила свои очки, глядя в бумаги. Я вздохнула.

Тема обществознания в нашем одиннадцатом классе очень серьезная. Тут нет права, как такового. Мы обсуждаем ситуации из жизни, проблемы, которые приследуют всех людей — отдельно мужчин, отдельно женщин. И там затрагивают темы феминизма, насилия, неполных семей, проблем в школе, непонимание со стороны родителей и еще ряд тем. И мне всегда неприятно находиться на этом уроке, учитывая, что учитель — мужчина. А мужчины, как я поняла, приносят только плохое в мою жизнь и забирают самое хорошее.

Виктор Константинович вольяжно зашел в класс и посмотрел в мою сторону, я в свою очередь, исподлобья глядела на него, прикрывшись волосами. Он улыбнулся мне своей улыбкой, которая всегда посвящалась только мне. Мы никогда с ним не ладили. Я всегда спорила насчет его теорий об обществе, он не поддерживал мою. Но всегда ставил мне хорошие оценки за работу на уроке, за умение выражать свое мнение и переманивать людей на свою сторону. Несколько раз он даже принимал именно мое мнение, отклонившись от своего.

Что-то мне подсказывало, что в этом году он не станет жалеть меня и утопит по полной. С моей-то способностью вечной правоты. Хотя, может, так считала только я.

Усевшись за стол, он проговорил, глядя в мою сторону:

— Не надо так на меня смотреть, — и отвернулся, посвистывая. Мне казалось, он сейчас закинет ноги на парту и просто будет разговаривать с нами, как ни в чем ни бывало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Как так? — спросила я, убрав волосы за спину.

— Вот так, — он посмотрел на меня, махнув рукой.

— Вы ответьте нормально на вопрос, и, может, я перестану так смотреть на вас, — сказала я. Виктору Константиновичу было где-то за двадцать, вроде бы 23 или 24, но я не могла почувствовать эту разницу в возрасте. Будто разговаривала с Кириллом, только в другом обличие.

— Не указывай мне тут, — проговорил он, упираясь в стол.

— А вы не… — я не успела договорить, так как прозвенел звонок. Как всегда, не вовремя.

Я увидела довольную улыбку на лице учителя и отвернулась. Демьян еще не пришел, и было бы хорошо, если б он не слышал спор, который может вот-вот произойти.

Все заходили в класс, пока я убирала алгебру в рюкзак и доставала учебник обществознания, который мы не открываем никогда. Демьян сегодня не пришел, хоть где-то мне повезло.

— Сегодняшняя наша тема, — Виктор Константинович помедлил, — Феминизм, — он записал слово большими буквами на доске и эффектно поставил точку.

— Господи, — сказала я, скатываясь со стула под парту. Спора нельзя будет избежать. Так как мнение Виктора Константиновича на эту тему координально отличалось от моего. И я боялась, что этот спор может перерасти во что-то большее. Ведь мужчины способны на все. Поэтому и нужен феминизм — чтобы доказать, что не всегда дело в них.

— Итак, — начал Виктор Константинович, встав посередине класса, — Кто хочет высказаться на эту тему?

Я закатила глаза, увидев руку Соколова. А как же. Кто, как ни он, выскажется на эту тему.

— Я считаю, женщинам достаточно и тех прав, которые они имеют, — сказал он, усмехнувшись.

Я фыркнула и съязвила:

— Тут даже дело не в правах.

— А в чем же? — Виктор Константинович посмотрел в мою сторону, сложив руки на груди.

«В том, что женшины всегда бояться, ожидают подвоха, не доверяют. Они обходят темные переулки за километр, сторонятся компаний хулиганов, пьяниц и озабоченных, стоит зайти в лифт с парнем или мужчиной в возрасте, они держат на готовые ключи от дома, как оружие и спасение. Нет ни одного мужчины, что боялся бы, что его вырубят, затащат за вагон и сделают все, на что способна фантазия, а потом выбросят в канаву вместе с отходами и заводским мусором. Ни один мужчина не боится пьяных женщин, что могут сделать все, что душе угодно. Нет ни одного мужчины, что боялся бы идти на первое свидание. И нет ни одного мужчины, у которого переворачивалось все внутри только от одного громкого слова, брошенного в твой адрес противоположным полом…» — хотела сказать я, но вымолвила лишь:

— Мужчины просто обидятся, если поймут, что они тут не главные.

— Ах, вон оно как! — воскликнул Виктор Константинович. Все молчали, наблюдая за нашей перепалкой, превращающейся в серьезный спор.

— Тамара, ты всегда поражаешь меня своей точкой зрения на мир. Ты считаешь, что женшины важнее мужчин? — он подошел к моей парте, взглянув на меня с высоты своего роста. Я лишь сложила руки на груди и не смотрела на него.

Ответом ему служило молчание.

— Раз ты предпочла молчать — отвечу я. Жертва сама виновата в насилии, девушка манипулирует мужчиной, а потом кричит о том, что он ее избил, они сами надевают откровенные вещи, а потом удивляются, насколько жадно смотрит на них противоположный пол, бог создавал Адама по своему подобию, а Ева лишь жалкая пародия, сотканная из его ребра. Всем правят мужчины,