Равняться на Путина! - Марин Пен

С.Ш.: Ваши оппоненты говорят, что Марин Ле Пен сейчас популярна, потому что у Евросоюза проблемы, а не потому, что она внесла свой вклад в какие-то положительные изменения во Франции.

М.Л.П.: Конечно говорят, но это не правда, и им это известно. На прошедших буквально только частичных выборах в Парламент Национальный фронт занял второе место. То есть мы больше не просто партия тех, кто протестует против истеблишмента. Мы реальная партия, и люди голосуют за Национальный фронт, чтобы мы провели в жизни наши идеи, чтобы мы выиграли на выборах. А не просто из удовольствия или отчаяния, как это пытаются представить наши политические оппоненты.

С.Ш.: Вы будете баллотироваться на следующих президентских выборах?

М.Л.П.: Да, но для этого вначале нужно чтобы Национальный фронт оказал мне такое доверие и выдвинул меня в качестве кандидата в президенты. И я считаю, что мы придем к власти, и в ближайшие 10 лет точно. То есть это может произойти в 2017 году, а может в следующий раз. Но существующая система, которую задумали Союзы, народное движение и социалистическая партия, очевидно, рушится. И я на протяжении всей жизни работаю над тем, что будет завтра. Работаю над новой системой, в которой будет уважаться демократия, правосудие, суверенитет, то есть человеческая свобода.

С.Ш.: Олланд любит говорить, что ему досталось такое тяжелое наследство от Саркози, что он теперь только выправляет ситуацию.

М.Л.П.: Нет, в реальности ситуация становится все хуже и хуже. Этим двум движениям удалось превратить Францию, одну из богатейших стран в мире, в страну-банкрота, где как на дрожжах растет безработица, все больше бедных, где реально ощущается отчаяние и рушится культура. Об этом тоже важно говорить, ведь жизнь это не только материальный аспект, есть еще чувство принадлежности к своему народу, желание защищать свою культуру, свою индивидуальность, которая пользуется таким уважением во всем мире. Культуру и индивидуальность Франции уважают все, кроме французской элиты.

С.Ш.: Вы считаете, что Франции было бы намного лучше вне Европейского союза. Но я видела недавно опросы, и действительно, 60 процентов французов считают, что ЕС движется в неверном направлении. Тем не менее, только 34 процента проголосовали бы за выход Франции из ЕС. Что вам говорят эти цифры?

М.Л.П.: Прежде всего, нужно понять, что во Франции не ведется дебатов на эту тему. Европейский союз и евро, эту навязанную нам валюту, полагается защищать чуть ли никак религиозный догмат. То есть никакого обмена аргументами. Выступить против евро — что за святотатство? Я призываю провести референдум, потому что опросы опросами, но я помню, когда спрашивали наше мнение на счет европейской конституции, то соц. опросы показали, что подавляющее большинство французов выступает за эту Конституцию. А в итоге 55 процентов проголосовали против. Так что нам нужно организовать дебаты, провести референдум и спросить французов, что они думают о шенгенской зоне с ее открытыми границами, об этой валюте, которая разрушила нашу экономику. О том, что европейские директивы важнее нашей собственной конституции, а ведь она — проявление нашего суверенитета. Это реальные вопросы, которые во Франции еще не задавались. Уверена, что если их зададут, то французы примут решение в пользу возвращения своей свободы.

С.Ш.: Представьте, что вы стали президентом, провели референдум и выясняется, что большинство французов хотят остаться в Евросоюзе. Вы измените свой курс на выход из ЕС?

М.Л.П.: При таких условиях я постаралась бы вести диалог. Вы знаете, к стремлению народа я отношусь с бесконечным уважением, и считаю, что носитель верховной власти есть народ и только народ. И если на референдуме люди меня не поддержат, то я, конечно, починюсь решению народа, но буду стараться защищать интересы Франции в рамках ЕС, потому что сегодня интересами Франции никто не занимается и мы уступаем требованиям Германии, страны, которая собственные интересы отстаивает. И корить ее за это нельзя, но интересы Франции и Германии противоположны.

С.Ш.: Вы по-прежнему хотите, чтобы Франция вышла из Шенгена?

М.Л.П.: Разумеется. Я считаю, что сама страна должна решать, кто может проникать и оставаться на ее территории. А сегодня, когда границ у нас нет, на нас обрушился массивный поток эмиграции, и это крайне разрушительно, в том числе для национального единства и нашей способности сосуществовать бок о бок. Иммигранты приезжают из Африки, из Северной Африки, и продолжается это уже давно. Но сейчас, как бы это сказать, это сопровождается новым типом массовой эмиграции — иммиграция рама из восточной Европы. И потворствовать этому дальше недопустимо. Нам нужно быть разумными и вернуть границы на место.

С.Ш.: То есть надо вернуть границу и контрольно-пропускные пункты?

М.Л.П.: Да, как раньше. Я считаю, что свобода для народа начинается с контроля над собственными границами. Кстати, не только в вопросе передвижения людей, но и потока капитала и продукции. Мы не гостиница, где все двери открыты, и каждый может прийти и заниматься чем угодно и продавать что угодно. Вот так я считаю, что сохранение и защита Франции начинается с контроля. Это не означает, что границы должны быть перекрыты. Это означает, что их нужно контролировать: открывать, когда нам это нужно, и закрывать, когда нам это нужно. И таким образом мы сможем защищать экономику и благосостояние нашей страны.

С.Ш.: Послушайте, но даже если Евросоюз перестанет существовать, то глобализация — это процесс, который все-таки от нас не зависит. Он развивается вширь и вглубь, он необратим. Вам не кажется, что вы боретесь с ветряными мельницами?

М.Л.П.: Нет, я не согласна. Глобализация — это факт. Но никто не говорил, что мы не можем ее контролировать. Все страны мира, кроме ЕС, обороняются от глобализации, стараются ее сдержать, держать ее под контролем. Вводят квоты на импорт, вводят таможенные пошлины, чтобы защитить свою продукцию и ключевые для независимого существования сектора экономики. И только мы так не поступаем. Так что, в конечном счете, речь не об отрицании глобализации, как данности, а речь о том, чтобы дать Франции возможность защищаться от глобализации и установить какие-то правила игры. В мире нет ни одной игры без правил. Но сегодня глобализация в ЕС совершенно не регулируется. И опять-таки мы видим, что это приводит к катастрофическим последствиям.

С.Ш.: Европейцы все чаще задумываются о проблемах легальной и нелегальной миграции. Марин Ле Пен утверждает, что знает, как можно изменить ситуацию к лучшему.

М.Л.П.: У меня на этот счет есть принципиальная позиция. Я хочу коренным образом изменить иммиграционную политику Франции. Я хочу отменить право почвы. Я считаю, что гражданство нужно либо унаследовать, либо заслужить. Так просто, автоматически, французами не становятся. Это, во-первых. Во-вторых, я бы применила меры, которые в некоторой степени сдерживали эмиграцию, потому что Франция предоставляет различные виды социальной помощи в ущерб собственным гражданам. Это значит, что сегодня есть даже нелегальные мигранты, получающие социальную помощь большую, чем получают некоторые граждане Франции. Все это привлекает в страну все новых людей. Избавившись от того, что я называю иммиграционными магнитами, мы можем аргументировано и гуманно сказать людям, что если вы здесь на законных основаниях, то нет проблем. Если же вы полгода нигде не работаете, то это потому, что здесь нет для вас работы. Поэтому мы вынуждены попросить вас вернуться в вашу страну. Честно говоря, в целом это разумный и практичный план, которому уже следуют в нескольких странах мира, но не во Франции. Где по идеологическим причинам мы более 30 лет попустительствуем массовой эмиграции. О последствиях вы, конечно же, знаете.

С.Ш.: Понятно, что вы против новой волны эмигрантов. Но что делать с теми, которые уже во Франции? Вы их посадите на самолет, и отправите обратно?

М.Л.П.: Если они здесь на законных основаниях, и у них есть работа, то проблем нет, ничего особенного. Однако, если они безработные, то мы просто скажем им: Послушайте, мы больше не можем удовлетворять ваши потребности, здесь для вас нет перспектив. Мы должны применять политику национального приоритета, направленную на то, чтобы при приеме на работу и предоставлении жилья отдавать приоритет французским гражданам с тем же уровнем компетентности. Вот, что я имею в виду, говоря в некоторой степени сдерживать иммиграцию. Как только иммигранты перестанут быть заинтересованными в том, чтобы приезжать к нам, их поток прекратится.

С.Ш.: В России у нас похожие проблемы с иммиграцией. Мы постоянно говорим, что надо ужесточать правила. Но возникает вопрос, а кто будет работать за мизерную зарплату там, где россияне работать не хотят? У вас во Франции не так?

М.Л.П.: Да, я вас прекрасно понимаю, потому что мы применяли эту меру в семидесятых. Но ее нам навязали крупные компании. На самом деле вопрос стоит так: почему никто не хочет браться за эту работу? Потому что за нее не доплачивают. А учитывая ее сложность работы, зарплата должна быть выше, чем сейчас. Главным образом все это из-за упадка Запада, где интеллектуалов поощряют больше чем рабочих, а физический труд считается унизительным. Я в это не верю. Я считаю, что физический труд нужно снова начинать ценить, потому что нам необходим баланс между физическим и интеллектуальным трудом. Убеждена, что если бы мы не уступили требованиям крупных компаний, которые всегда ищут способ платить меньше, то в России бы нашлись россияне, а во Франции — французы, готовые взяться за заведомо более тяжелую работу. Но за зарплату, которая бы с лихвой компенсировала ее тяжесть.