КГБ в 1991 году - Сойма Василий

…В этот момент появился охранник и сообщил, что звонит из Крыма Горбачев и вызывает Крючкова…»

Бывает же такое! Прямо как в крутом зарубежном детективе.

Экс-генпрокурор России Валентин Степанков приводит в своей книге «ГКЧП. 73 часа, которые изменили мир» потрясающую подробность. Охранник подошел к Крючкову и сообщил о звонке Горбачева как раз в тот момент, когда председатель КГБ начал зачитывать проекты первоочередных документов, подготовленных аналитической группой.

«Крючков передал документы своему заместителю Грушко, — пишет Степанков. — Тот в установившейся нервной тишине начал зачитывать постановление ГКЧП № 1. Лишь Павлов, демонстрируя, что звонок президента его нисколечко не выбил из колеи, по ходу чтения сделал замечание: в отношении тех, кто будет выступать против ГКЧП, надо принимать самые Жесткие меры. Зато у Грушко от волнения перехватило горло. Он передал постановление ГКЧП, как эстафетную палочку, Егорову. Но в этот момент в беседке объявился Крючков».

Небольшой абзац есть в воспоминаниях «Неповторимое» участника той встречи Варенникова. «Крючков вернулся, на мой взгляд, несколько озабоченный, — поделился своими впечатлениями генерал. — Но сказал, что с Горбачевым шел общий разговор, ничего конкретного. На прямой вопрос Бакланова: “Вы сказали, что мы здесь беседуем?” — Крючков ответил отрицательно».

Степанков опубликовал и фрагмент из показаний Крючкова: «Претензий президенту я каких-либо не предъявлял, иначе говоря, с требованиями или просьбами не обращался. Наверное, потому, что претензии еще не были четко сформулированы собравшимися. Обсуждение документов только началось. Не был я уполномочен товарищами на то, чтобы информировать Горбачева о нашей встрече. По этой причине не считал возможным уведомлять президента о намечавшейся поездке».

Рассказывая о встрече, которая состоялась на объекте АБЦ 17 августа, Крючков, перечисляя ее участников, отметил, что отсутствовали вице-президент СССР Янаев и находившийся в отпуске на Валдае председатель Верховного Совета СССР Лукьянов. Но, замечает Крючков, зная их принципиальную патриотическую позицию, никто не выражал беспокойства.

Что решили участники встречи? Еще раз обратиться к Горбачеву с призывом верно оценить ситуацию и принять меры к спасению Отечества, отказаться от подписания Союзного договора в том виде, в каком он был представлен, потому что развал Советского Союза в этом случае был очевиден.

В книге «Личное дело» Крючков сухо перечисляет состав группы для поездки в Форос — Бакланов, Шенин, Болдин, Варенников и Плеханов. Пятеро. Подробности выдвижения кандидатур на поездку не приводит, кроме кандидатуры Плеханова.

«Плеханов должен был выехать как начальник 9-го управления КГБ, ответственный за безопасность президента СССР, — пояснил Крючков. — Исходили из того, что, возможно, Горбачев вылетит в Москву, и тогда присутствие Плеханова будет тем более необходимо. Я дал поручение Плеханову сопровождать товарищей, не посвятив его в детали вопроса. Тянуть было нельзя, и договорились о том, что группа вылетит в Форос на следующий день — 18 августа 1991 года».

Окончательно определили цель — доложить Горбачеву обстановку, посоветоваться с ним и попытаться получить от него конкретные соображения относительно того, какие меры он намерен предпринять для спасения государства. Решили, что сразу по возвращении группы из Крыма встретятся в Кремле, чтобы окончательно определиться.

Договорились, что надо создать какой-то орган или комитет. Названия его тогда еще не было. Предположительно имелась в виду какая-либо форма президентского правления. Но потом сочли нужным повременить с названием — сделать это лучше после возвращения делегации из Фороса. А вот идею подготовки проекта постановления от предполагавшегося органа с определением неотложных мер по выходу из кризиса одобрили. Никто из собравшихся на объекте АБЦ не представлял, какое решение примет Горбачев. Чего от него ожидали? Предполагали, что возможны несколько вариантов:

— даст согласие на введение чрезвычайных мер, то есть на реализацию своего же предложения, даже пойти на президентское правление;

— пойдет на репрессивные меры в отношении выезжавших к нему лиц;

— как всегда, не скажет ни «да», ни «нет», то есть сохранит за собой возможность принять окончательное решение в зависимости от того, как будут развиваться дальнейшие события;

— откажется вылететь в Москву, предпочтет остаться в Форосе сославшись на какие-нибудь причины, для того, чтобы выждать и не проиграть лично в принятии окончательного решения.

Крючков признается: им казалось важным дать ему возможность остаться как бы в стороне. И в то же время были опасения, что он попытается выйти на своего «друга» Буша, чтобы на всякий случай заручиться его поддержкой.

Исходя из этих соображений, еще до прибытия группы в Форос Крючков дал указание отключить связь у Горбачева и тем самым предупредить развитие ситуации в резиденции в нежелательном направлении. «В соответствии с моим распоряжением, — признавался Крючков, — все виды правительственной связи были отключены за несколько минут до встречи с Горбачевым приехавших из Москвы».

Некоторые исследователи тех событий назвали отключение правительственной связи ошибкой. Мол, разве можно живого, дееспособного главу ядерного государства лишить средств связи? Это же изоляция, если не больше.

Именно так и интерпретировали приезд в Форос делегации из Кремля оппозиционные политики и СМИ. Мол, она повезла законному президенту Горбачеву ультиматум! Иные даже утверждали, что группа поехала в Форос, чтобы в случае отказа Горбачева сложить свои полномочия арестовать его.

Что же на самом деле представлял собой «ультиматум»? Парадоксально, но даже сторонники Ельцина впоследствии отмечали, что многие документы в своей содержательной части не были написаны специально для ГКЧП. «Это были распоряжения, — сказано в книге “Ельцин” из серии “ЖЗЛ”, - которые писались в различных советских ведомствах как бы “на всякий случай”, без какой-либо связи с реальными политическими планами. И уж тем более никто не связывал их с моментом насильственного отторжения от власти Горбачева».

Автор книги Борис Минаев приводит такой пример: «Пакет неотложных экономических мер был хорошо знаком Михаилу Сергеевичу — он готовился группой его экономических советников, и его должны были принять соответствующие органы (Верховный Совет и правительство) вне всякой связи с ГКЧП или чем-то подобным. Меры, кстати, совершенно реалистические и даже с некоторым уклоном в сторону рыночной экономики».

Положение о чрезвычайном режиме, продолжает Минаев, включая пункт о временном введении комендантского часа в крупных городах, также не было написано специально для ГКЧП. Такие меры были разработаны юристами и специалистами правоохранительных органов в связи с участившимися кровавыми столкновениями на окраинах Союза, и, конечно же, при этом имелись в виду московские и ленинградские митинги, непредсказуемое развитие событий на улицах обеих столиц.

«Короче говоря, — заключает Минаев, — эти чрезвычайные меры уже готовились Горбачевым на случай резкой смены политического курса. Люди, которые вошли в ГКЧП, были его людьми, его соратниками, они были призваны им специально для этой цели — ужесточить политику, остановить “развал”, пресечь “раскол”, подморозить политическую ситуацию и укрепить властный ресурс».

В общем, что за «ультиматум» возили в Форос, теперь мы знаем. «Парламентерами» были четверо: Бакланов, Шенин, Болдин и Варенников. Функция пятого посланца — начальника «девятки» Плеханова — была техническая и заключалась в сопровождении группы.

8 октября 1991 года на допросе в качестве свидетеля супруга Горбачева Раиса Максимовна сказала, что ее поразил Плеханов: «Раньше без разрешения даже в дом не заходил. А на сей раз не только их на территорию дачи провел, но и в дом…»

В дневнике Черняева, помощника Горбачева, есть такая запись реплики Михаила Сергеевича о прилете группы из Москвы: «Явилась вот эта публика — сволочи. Особенно этот мой Болдин. От него я никак не ожидал».