Чаша Герострата - Наталья Николаевна Александрова

Тут я немного успокоилась. Случилось простое совпадение, и оно мне, пожалуй, на руку. Выходит, в семнадцатой квартире обитала женщина по имени Дарья и у нее в Самаре была двоюродная сестра с таким же именем, как у меня. Ничего особенного, имя у меня не самое редкое. Никакой мистики.

— Ты ведь давно здесь не была, сколько уж лет прошло… пять или шесть… тогда ты, правда, светленькая была, а сейчас потемнее, ну так долго ли женщине перекраситься?

— А что тут случилось? — Я кивнула на опечатанную дверь. — И где Даша?

Тетка быстро огляделась, понизила голос и проговорила:

— Давай уж ко мне в квартиру зайдем. На лестнице такие дела обсуждать не годится.

Она открыла дверь, занесла сумки в квартиру.

Я последовала за ней.

Хозяйка закрыла за мной дверь, выдала тапочки.

— Извините, — проговорила я смущенно, — так неудобно… я не помню, как вас зовут…

— Ну, само собой! — Она снисходительно усмехнулась. — Девичья память! Валентина меня зовут, можешь просто — тетя Валя!

— Ах да… правда, тетя Валя… как же я забыла!

— Говорю же — девичья память! Потом, ты же здесь очень давно не была. Я вон тебя тоже не сразу узнала. Да что же мы с тобой в прихожей стоим, пойдем хоть на кухню, посидим, чайку выпьем…

Мы проследовали на кухню. Там было тесно, но уютно, всюду висели вышитые салфеточки и полотенчики, в центре стола красовался заварник, накрытый большим ярко-красным петухом.

Валентина включила чайник и выставила две большие чашки, с такими же красными петухами. Мы сели за стол. Валентина подперла подбородок кулаком, вздохнула и проговорила:

— Такое несчастье! Такое несчастье!

— Да что случилось-то?

— Но честно тебе скажу: я Дашу нисколько не виню… на ее месте никакая женщина не выдержала бы!

— Да все-таки, скажите, что случилось? Что с Дашей? За что вы ее не вините?

— Арестовали сестрицу твою! — припечатала Валентина.

— Арестова-али? — протянула я, всем своим видом изображая крайнюю степень удивления. Хотя на самом деле как раз ожидала чего-то подобного. — За что же ее арестовали?

— За убийство! — отчеканила Валентина.

При этом глаза ее блестели от того извращенного удовольствия, которое некоторые люди испытывают, когда могут сообщить сногсшибательную новость. Пусть даже очень неприятную. Пожалуй, неприятная новость доставляет даже больше удовольствия.

— Уби-ийство? — переспросила я с недоверием. — Это Дашу-то? Не могу поверить! Она же и мухи не обидит!

— А вот представь себе! Но тут такое дело… я, как женщина, не могу ее винить. Такое дело — кто угодно бы не выдержал!

Сразу было видно, что ей не терпится рассказать мне все подробности дела. И я не собиралась ей в этом препятствовать.

Валентина разлила чай в чашки, выставила на стол две вазочки — с печеньем и с шоколадными конфетами, взяла одну конфету за щеку и начала рассказ:

— Фы федь Афсения помнифь?

— Что, простите?

Валентина переложила конфету на другую сторону и произнесла более отчетливо:

— Ты ведь Арсения помнишь?

— Арсения? — переспросила я, чтобы выиграть время и не попасть пальцем в небо.

— Ну да, Арсения, мужа Дашиного.

— Ну да, помню… интересный такой…

— Ну, мужик чуть лучше черта — уже интересный! Но этот правда красавец такой, все бабы оглядываются. Но вроде они с Дашей хорошо жили, не ссорились. И была у нее подруга, Ольга… самая, можно сказать, задушевная подруга.

Валентина подула на чашку, отхлебнула чаю и продолжила:

— Вот что я тебе посоветую. Если ты, к примеру, замужем — не приводи в дом незамужних подруг!

— Я, вообще-то, не замужем.

— Это видно. Но когда-нибудь непременно будешь, так запомни мой совет.

Короче, эта Ольга у них в доме часто бывала. То смотрю — вместе они идут, болтают, то Ольга эта одна с тортом бежит, почитай, каждые выходные она у них толчется. Но пока Дарья тоже дома, она ничего такого себе не позволяла. А только потом пошла наша Даша на вечерние курсы. Что-то там такое по работе повышать.

И вот смотрю я — как Даша на курсах, так Ольга к ним домой заявляется! Мол, забыла, что подруги сегодня нет.

Раз, и другой, и третий… И что характерно, без торта или пирожных, стало быть, не чай пить собирается.

— Понимаю… — протянула я.

— Да тут и понимать нечего, все ясно! Я уж сейчас себя грешным делом ругаю: надо было сразу Даше открыть глаза. Да что-то я побоялась. Думаю, зачем в чужие дела вмешиваться?

Один только раз остановила ее на лестнице и говорю, не прямо так, а намеком: «Зачем ты, Дашута, на эти курсы ходишь? Лучше бы ты мужа обихаживала, присматривала за ним! Всякому мужчине непременно уход и присмотр требуется! Особенно по вечерам…»

А она мне со смешком отвечает: «Ничего, он большой мальчик, сам за собой присмотрит. А курсы эти, тетя Валя, очень важные. Когда я их закончу, мне на работе непременно повышение будет».

А я только головой покачала: «Для женщины работа на втором месте, а на первом — семья…»

Но больше ничего не сказала. Не захотела в чужие дела вмешиваться. Думаю, сами разберутся…

Тут соседка горестно покачала головой, а потом продолжила:

— А тут такое случилось…

Отменили как-то эти Дашины курсы — не то преподаватель заболел, не то у них трубу прорвало, только вернулась она домой раньше времени.

Я как раз в этот момент в прихожей была, пыль вытирала…

«Ага, — подумала я, — нарочно небось перед дверью стояла, чтобы все слышать и видеть».

— А слышимость-то у нас хорошая, — продолжала Валентина. — Вот только вошла Даша в квартиру — и почти сразу крики начались, падать что-то стало тяжелое. Ну, думаю, видно, застала их Даша за этим самым… сейчас выгонит свою подруженьку задушевную, и хорошо, если не в чем мать родила…

Однако минут несколько прошло — и выходят эти вдвоем, Арсений и Ольга. И у обоих по синяку: у Арсения на левой щеке, а у Ольги на правой. Они еще минутку на лестнице стояли, а потом дверь приоткрылась, и чемодан вылетел. В общем, выгнала Даша муженька…

«Выходит, в глазок наблюдала!» — подумала я.

— Я даже думала зайти к ней, пожалеть, сочувствие высказать, да потом передумала — мало ли, под горячую руку попадешь! Еще на мне она злость сорвет…

Короче, выгнала Даша мужа, а тут я к сестре уехала на неделю. Приезжаю, встречаю Дарью на лестнице — и не узнала даже. Похудела она, подурнела, бледная вся, в глазах тоска.

«Что, — говорю, — с тобой такое, никак, заболела?»

«Ой, тетя