Бог с синими глазами - Анна Ольховская

Фотография была не очень четкая, сделанная явно скрытой камерой, очень уж неудобным был ракурс. Но и Анна, и Татьяна узнавались легко. Они стояли у какой-то дряхлой палатки, беседуя с женщиной, замотанной в рваное тряпье. Правда, то, что сейчас было надето на пленницах, тоже мало соответствовало гордому наименованию «одежда». А вот прикид для чучела – самое то. Но ближе и роднее одного из этих чучелок не было для Алексея никого.

– Спасибо, Марио, – тихо проговорил он. – За все.

– Да пожалуйста! – с удивлением посмотрел на него итальянец.

Сразу же после завтрака Алексей позвонил Мустафе Салиму и сообщил ему полученную информацию. Салим попросил друзей не горячиться и не предпринимать самостоятельно никаких действий, иначе они могут все испортить. Что – все, Мустафа объяснять не стал, сказал только, что процесс пошел и через два-три дня должен завершиться. Его служба безопасности освободит женщин, это Салим обещал твердо.

Два-три дня. А как прожить их, эти дни? Когда каждую минуту представляешь, что может произойти с зайцерыбом и ее подругой в лапах этих отморозков? Когда душа рвется на части и каждая из частей готова лететь в свою сторону в поисках утраченной половинки? Как прожить?

Но все когда-нибудь заканчивается. Заканчивался и названный Мустафой срок, но вестей от него по-прежнему не было. Несчетное количество раз Алексей собирался набрать за эти дни его номер, но сдерживал себя. Они ведь договорились – как только будут новости, Салим-старший позвонит сам. Прошло два дня, начался третий – Мустафа не звонил. Алексей твердо решил: до вечера не будет новостей – завтра утром он обязательно свяжется с Салимом.

В дверь постучали. Тихо как-то, робко. Интересно, кто это? Алексей распахнул дверь. На пороге стоял бледный Артур с очень странным выражением лица.

– Что случилось? – отступил на шаг Алексей.

– Ты, похоже, телевизор здесь вообще не включаешь, – попробовал улыбнуться Артур. Не получилось. А вот мучительная гримаса – получилась. Он прошел в комнату и включил телевизор.

– Что случилось? – Других слов Алексей вспомнить сейчас не мог, внутри все сжалось от предчувствия беды.

– Смотри сам, это EuroNews, на английском, – угрюмо проговорил Артур и устало опустился в кресло.

А на экране довольный Мустафа Салим, обняв одной рукой за плечи своего сына, другой отодвигал слишком близко наехавшие камеры. Вокруг напирала толпа журналистов, они наперебой задавали вопросы Салиму-младшему, но Хали молчал, лишь заученно улыбался. Затем появился репортер и, захлебываясь, затараторил. Мелькали, сменяя друг друга, фотографии каких-то людей, среди которых Алексей узнал только полковника Ахмади.

Сенсация! СЕНСАЦИЯ! СЕНСАЦИЯ!!!

Как только что стало известно, Хали Салим, обвиняемый в организации террористического акта в Шарм-эль-Шейхе, а также в убийстве французской кинозвезды Сабины Лемонт, полностью реабилитирован и отпущен на свободу! Разоблачены истинные виновники! Все было подстроено! Вендетта по-арабски! Красавчик Хали увел в свое время женщину у главаря одной из террористических группировок! А потом, наигравшись, бросил! Женщина покончила с собой! Сабина Лемонт стала жертвой чужой мести! Наемный убийца, одурманив Хали Салима наркотиком, устроил кровавую резню! Полковник Ахмади, действуя в сговоре с террористами, незаконно арестовал Хали! Пытками он заставлял Салима признаваться во всем! Кто же в действительности взорвал отель?

И так далее, и тому подобное. И ни слова о пропавших гражданках России.

Трясущимися руками Алексей схватил телефон, намереваясь позвонить Мустафе, но мобильник заверещал прежде, чем он успел набрать номер.

– Здравствуйте, Алекс, – раздался холодный голос Салима-старшего. – Думаю, вы уже в курсе происходящего, поэтому, предупреждая возможную истерику, счел нужным позвонить сам.

– Мало того, что вы нарушили нашу договоренность, господин Салим, – изо всех сил стараясь говорить спокойно, ответил Алексей, – вы еще и оскорбляете меня!

– О каких договоренностях может идти речь, если вы, Алекс, изначально ввели меня в заблуждение! – Голос Мустафы заледенел еще больше, телефон покрылся изморозью.

– Потрудитесь объяснить! – послал ответный ледяной залп Алексей.

– В принципе не обязан, но не люблю недомолвок. Вы явились ко мне за помощью, пытаясь убедить меня вытащить ваших женщин, одну из которых якобы любит мой сын. Вы лгали мне!

– Но…

– Никаких «но»! Хали сейчас рядом со мной, и он слышать ничего не хочет ни про какую Татьяну Старостенко! Да, он спал с ней последние дни перед арестом, он не отрицает этого, но ни о какой любви и речи быть не может. Так, очередное развлечение, как я и предполагал. Он может сказать вам это лично, если хотите.

– Не надо, – почти шепотом ответил Алексей, ничего не видя перед собой. Все кружилось, сжимаясь в одну черную точку, из середины которой продолжал монотонно бубнить голос Мустафы:

– Я, как мужчина, где-то могу вас понять. Вы пошли на обман ради жены, и это частично вас оправдывает. И еще. Я – человек слова, и хотя вы ложью вынудили меня дать обещание, я все же выполнил его. Хали выпустили сегодня, а вчера моя служба безопасности прочесала лагерь Рашида, перевернув там все. Ваших женщин там нет. Судя по всему, они исчезли незадолго до появления моих людей, причем для самого Рашида и его подручных их исчезновение, похоже, стало сюрпризом. Так что ждите, они скоро объявятся сами. Но это меня уже не касается. Я сдержал свое слово и больше не желаю слышать ничего об этом деле! И впредь, будьте любезны, больше никогда не беспокойте ни меня, ни моего сына.

ГЛАВА 27

Боль. Вот кто первым поприветствовал меня, едва я пришла в себя. Где я болталась до этого момента, одному богу известно, но надеюсь, ничего порочащего образ истинного арийца (или в данном случае арийки?) не натворила. После долгих блужданий, причем еще раз подчеркиваю – это слово не однокоренное со словом «блуд», я все-таки пришлепала к себе. В себя. И тут же получила по полной программе от этой мерзавки, постоянно меняющей свои очертания, отчего нанести ответный удар в глаз, к примеру, у меня никогда не получалось. Глаза, впрочем, как и нос, и другие части тела, у нее, у боли, все время мигрировали и могли оказаться в самых неожиданных местах. В основном это зависело от точки, где она хозяйничала у меня в каждом конкретном случае.

Сейчас, к примеру, передо мной сидел чей-то наркотический глюк с глазами на шее и крутил мне фиги. Откуда при этом у глюка росли руки – умолчу. Нет, не угадали, не оттуда. Это было бы слишком тривиально, оттуда они растут у 80 % знакомых мне мужчин и 60 % женщин. На сей раз руки занимали более затейливое место.

А в целом эта пакость выглядела гнусно. И действовала так же. В самые неожиданные моменты вонзала мне в шею здоровенные иглы. Причем для этого совсем не обязательно следовало шевельнуться, боль была непредсказуема и игрива.

Ну и кто подбросил мне эту заразу? Ага, вспомнила. Это мы с Таньским попытались вырваться из кабинета того урода в редакции, который по недоразумению именовал себя журналистом.

Едва мы, улыбаясь приветливо и жизнерадостно (я), растерянно и жизнерадостно (Таньский), сделали два шага к двери, как эта предательская деревяшка распахнулась, пропуская еще двух «журналистов». Почему в кавычках? Да потому что, судя по одухотворенным лицам вошедших, они застряли где-то в районе буквы «д», осваивая алфавит.

Мы, помахав на прощание хозяину кабинета (в который раз жалею, что не ношу в качестве талисмана какую-нибудь изящную гранатку со слезоточивым газом), двинулись было мимо вошедших симпатяшек. Но – именно было. Потому что выхода не было. А были широко расставленные боковые отростки, которые почему-то хотелось назвать ревякинскими лопатами, но никак не руками. Правда, если верить рекламе, ревякинские лопаты – штучки веселенькие, разноцветненькие, но никак не волосатые и кривоватые.

Радостно гыгыкая, представители побочной ветви в семействе «гомо сапиенс», в которой прилагательное «сапиенс» отгнило за ненадобностью, затеяли с нами увлекательнейшую, на их взгляд, забаву – догонялки-загонялки.

Вероятно, по правилам этой игры нам с Таньским полагалось, как это обычно показывают во всех почти фильмах, дико визжать и метаться по кабинету, натыкаясь на мебель и роняя все, что попадет под руку. Вернее, под тело. Похоже, этого от нас ждали и игривые приматы, но, увы, пришлось их разочаровать, что немедленно отразилось на их физиономиях, особенно когда я пустила в ход свои любовно выращенные на отдыхе ногти. Отражений на физиономии стало больше. А уж когда ко мне присоединилась Таньский!

Прорывались мы молча и ожесточенно. Не ожидавшие такой прыти «журналисты» дрогнули и, вытирая кровь, обильно и дружно выступившую широким флангом после знакомства с нашим маникюром, опасливо отступили. Обнадеженные успехом, мы совершенно забыли про сидевшего за столом хозяина кабинета, ведь мы были уже практически у дверей, вот она, свобода!