Белая кость - Валерий Романовский

Так что кличка «чердачный соболь» и «крысодав», которой его вскоре одарили поклонники вряд ли являлась объективной. Просто таким они хотели его видеть. Тем более, что его неординарная внешность немало этому способствовала, порождая неправдоподобные легенды о необычных физических возможностях. Чего только не родит воспаленный ум пресловутых  «очевидцев».

Месяца через два в подплаве его уже знали практически все — и военные, и гражданские. Впечатлял внешний вид: мощное тело, дымчато-серый однотонный окрас, крупная голова, почти плоская морда, по-китайски хитрые, умные зеленые глаза. А мягкая, вальяжная походка, специфическая осанка и крупные размеры делали его неповторимым.

Каждый старался его приласкать, погладить, угостить чем-нибудь вкусненьким. Угощения он, конечно, принимал, но в руки не давался. Вел себя подчеркнуто независимо, гуляя, как и положено коту, «сам по себе».

Исключение составлял, пожалуй, корабельный механик, когда-то принесший его в экипаж еще котенком.

При встрече с любым строем навстречу коту всегда неслось приветливое: «Юра! Юра! Юра!!!». Кот неизменно останавливался, плоская морда медленно поворачивалась в сторону голосов, глаза хитровато сужались и он открывал рот в ответном приветствии, как бы улыбаясь и беззвучно произнося: «Привет, пацаны!» Такой молчаливый ответ кота Юрки казался весьма остроумным, особенно для подводников, уважающих скрытность.

С появлением же хозяина он заметно оживал, благодарно ластился о его ноги, мурлыча подымал трубой хвост. Тот брал его на руки, гладил, и между ними возникал диалог, не всегда понятный для окружающих, но вполне реальный по факту. Это было трогательно. Свидетели в восхищении замирали, балдея от необычного зрелища.

Как-то, после очередного сабантуя в штабной каюте, флагманский штурман капитан 3 ранга Александр Кацер положил на ночь в шкаф оставшуюся от пиршества незатейливую закуску. Привлеченные аппетитным запахом, злые подвальные крысы проникли в помещение и дружно атаковали шкаф хозяина. Они «профессионально» выгрызли угол ДСП-эшной двери шкафа и совершили трапезу, оставив такой бардак, от созерцания которого прибывший утром на службу Александр форменным образом охренел.

Располагавшийся в соседнем кабинете капитан 2 ранга Гейко, Сашкин друг и флагманский механик бригады, увидев такую картину, глубокомысленно изрек:

— Да, «Т-О-В-А-Р-И-Щ»! Нужно принимать срочные меры. Думаю, что навести порядок в твоей помойке сможет только Юрка!

Посидели, продумали план предстоящей войны с крысами и послали человека за краковской колбасой — любимым «Юркиным» лакомством.

Вечером, перед уходом домой, заманив колбасой в кабинет ничего не подозревающего Юрку, Кацер выскользнул из кабинета и захлопнул за собой дверь.

Инструктаж мичмана-секретчика, дежурившего в тот день по штабу, был короток и ясен: «Игорь, если ты ночью в моем кабинете, услышишь посторонние вопли и возню, не обращай внимания. Это Юрка выполняет специальное задание по ликвидации крыс. А то они нас с «ТОВАРИЩЕМ» задолбали вконец!

Утром следующего дня, получив доклад от мичмана, о том, что ночью в кабинете было все тихо-спокойно, Александр с трепетом открыл дверь кабинета.

Ожидаемой картины, хотя бы отдаленно напоминавшей «кровавую битву на Куликовом поле», он не увидел. В кабинете было сумрачно и тихо. Включив освещение, Саня тихо окликнул Юрку.

Внезапно что-то тяжелое и габаритное мягко шлепнулось рядом, резво проскочив затем между его, Сашкиных, ног, прямо на выход из штаба.

Юрка, честно и тихо просидевший в засаде всю ночь на шкафу, от греха и крыс подальше, немедленно воспользовался обретенной свободой. Можно себе представить каких страхов натерпелось за ночь бедное животное!

Личный состав бригады дружно смеялся по факту провалившейся операции. Друзья посочувствовали «ТОВАРИЩУ» и... сообща заменили поврежденный шкаф, тем самым искусственно создав прецедент для очередного застолья.

Флагштура коллектив уважал!

Впрочем, случай этот ни на грамм не подорвал Юркиного авторитета. Его по-прежнему все любили и баловали.

По прошествии времени, когда в нашей многонациональной стране резко обострилась дружба народов и РОССИЙСКИЙ ФЛОТ В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ПОКИНУЛ ЛИБАВУ, бригада подводных лодок ушла в Кронштадт.

Кот Юрка, подобно многим постаревшим ветеранам-подводникам, был брошен в Либаве на произвол судьбы. Как при паническом отступлении. Сколько человеческой обиды, читатель, в то время витало над Прибалтикой и над Россией! Шутка ли!? Россия лишалась кровных, исторических военно-морских баз: Риги, Ревеля, Либавы, Севастополя.

Очевидцы утверждали, что на причальном фронте бывшей бригады, и на осиротевших пирсах еще долгое время одиноко бродил большой серый кот. Он философски созерцал успокоившуюся вдруг воду Военной гавани, причал и пирсы бывшего Подплава, безжизненные корпуса затопленных  подводных лодок и высокую бетонную крышу, с которой по-прежнему глядели метровые буквы надписи с историческими словами знаменитого российского адмирала С.О. Макарова «ПОМНИ ВОЙНУ!» В свое время ее лихо намалевали красной аварийной краской по серому бетону матросы экипажа капитана 2 ранга Валерия Антоновича Иванова.

Читая эти слова, невольно ощущаешь свою причастность к той молчаливой мине, название которой — забвение, а время —ее мощный детонатор.

Бывая в Риге волею случая уже в наши дни, всякий раз стараюсь хотя бы на сутки заглянуть в Лиепаю. Побродить по городу, военному городку, среди разрушаемых человеком, ради качественного кирпича, старинных казарм, среди вековых каштанов и лип. Подышать воздухом юности, перейти Воздушный мост, пройтись по легендарной улице «Крейсера «Варяга», просто поностальгировать, вспоминая друзей и события прошедших дней.

Чопорный иностранец наверняка удивится и скажет: «Странные эти русские! Придумали себе болезнь под звучным названием «ностальгия» и болеют себе в свое удовольствие.

Да, вот такие мы, странные Русские люди! Не понять им нас, читатель, никогда. Возможно, просто потому, что мы Русские!

Вот напасть! Бывая на территории бывшего Подплава, взгляд непроизвольно ищет, желая встретить на зарастающей уже «бетонке» старого кота Юрку или хотя бы похожего на него «потомка». Жаль, все же, что коты так долго не живут!

Задерживаюсь у здания, где некогда располагались кабинеты торпедной стрельбы. Его кирпичная стена буквально испещрена надписями на русском, немецком и, черт знает, на каком еще языке, с указанием дат, фамилий, инициалов, названий городов, нехитрых рисунков в виде очертаний кораблей, якорей, экзотических пальм и сердец, пронзенных стрелой. Все это сотворено руками матросов, несших здесь караул со времен «царя Гороха» и при царе, и при кайзере, и при Советах… Реально ощущаешь, что прикоснулся к крупицам жизненных историй простых людей, некогда служивших здесь и давно сгинувших в горниле бытия!

Читатель, очень надеюсь, что ты меня правильно поймешь! Особенно, если ты хотя бы год прослужил в лиепайском Подплаве! Ведь и ты когда-то, наверняка, с любопытством топтался у этой вовсе не придуманной стены красного кирпича, с интересом разглядывая «художественную летопись».

Лично у меня сия записная книжка «всех времен и народов» всегда рисовала и рисует образ безымянного героя, описанного В.С. Пикулем в замечательном романе «Из Тупика»: «…штрафной» русский матрос, лежащий за прикованным цепью к руке пулеметом на базарной площади Либавы. Он не отступил, и поэтому был убит, убит выстрелом в лицо. На его руке виднелась простенькая татуировка из серии все тех же «настенных рисунков» — «сердце, пробитое стрелой», с фатальной надписью: «Нюрка — сука».

Вот такая у меня грустная ассоциация, читатель. Уж извини!

Просто этот небольшой «город под липами» и мою душу, наверное, тоже навек приковал к себе невидимой цепью.

14 июля 2004 г.