Генерал без армии - Александр Александрович Тамоников

Сложившаяся ситуация отчасти отдавала абсурдом. Глебу казалось, что эти люди будут плясать от радости оттого, что их помнят, прислали за ними целую группу. Но они реагировали сдержанно, дико устали, измотались, ни во что не верили. Возможно, в чем-то окруженцы были правы. Вероятность погибнуть в присутствии Шубина была так же высока, как и без него. Он не бог, ковров-самолетов и шапок-невидимок не припас, использовать параллельные измерения не научился.

Метрах в пятнадцати по пади оврага был построен на скорую руку шалаш, обложен хвойными ветками. Видимо, Власов уже никуда не спешил, группа встала на долгий привал.

– Андрей Андреевич, вы спите? – глухо спросил Боев.

– Что за шум, Виктор Афанасьевич? – осведомились из шалаша.

– К нам вышла группа полковой разведки Пятьдесят девятой армии. Командует ею старший лейтенант Шубин. Их шестеро. Шубин уверяет, что может вывести нас из окружения.

Несколько секунд командарм переваривал известие.

– Хорошо, я сейчас подойду.

Генералу удалось себя превозмочь. Он возник в свете костра через несколько минут. У огня выросла двухметровая фигура, одетая в шинель без знаков различия. Власов передвигался тяжело, запахивал норовящие разойтись полы.

Все поднялись.

– Оставьте, давайте без церемоний, товарищи. Это выглядит глупо. – У него был севший безжизненный голос.

Проявилось лицо, по которому сновали блики костра. В принципе генерал узнавался. Это был тот самый Власов, обласканный руководством Советского Союза, действительно имевший немалые заслуги перед Родиной.

Но выглядел он плохо. Лицо его стало серым от усталости и потрясений, лоб прорезали глубокие морщины, глаза запали, сильно обрисовались надбровные дуги. Генерал старался не сутулиться, но выходило неудачно.

Он был без головного убора, носил, как и прежде, короткую прическу ежиком. Она была неровной, на висках сквозь волосы поблескивала кожа. Очевидно, женщины стригли его в походных условиях.

Генерал исподлобья уставился на Шубина, подал руку, которая показалась Глебу вялой.

– Это вы Шубин? – произнес он с расстановкой и нахмурился, из-за чего морщины на лбу углубились чуть не до мозга. – Мне кажется, я уже слышал эту фамилию. Ладно, не важно. Вы садитесь, Шубин, нечего тут стоять, и ваши люди пусть садятся. Устали, наверное, отдыхайте. – Генерал пристроился на кочке, уставился мутными глазами на костер, вздрогнул, обвел глазами присутствующих.

Разведчики прятались в тень, опускали озадаченные лица. Реакция Власова на прибытие спасательной группы тоже была, мягко говоря, не самой бурной.

– Поешьте, Андрей Андреевич, – мягко сказал генерал Алферьев. – Товарищи доставили продукты, мы вам оставили.

– Благодарю, Петр Федорович, пока не хочется.

Возможно, он еще не понял, что произошло. Генерал выглядел подавленным, ко всему равнодушным. Грязные пальцы продолжали машинально подтягивать полы шинели.

Люди разбредались, покидали освещенную зону. Кто-то закуривал, кто-то опускался на лежанку из еловых лап.

Генерал отрешенно смотрел на костер, сумрачные тени скользили по осунувшемуся, когда-то породистому лицу. Иногда его взгляд уходил в сторону.

Шубин ждал. Он понимал, во что превращает людей жизнь в окружении.

Генерал вышел из оцепенения, потянулся к куску ржаного хлеба, на котором лежала половинка вареной картофелины, прижал ее указательным пальцем, чтобы не упала, стал неторопливо жевать.

Потом он вздрогнул, повернулся к Шубину и спросил:

– Нормально дошли, старший лейтенант? Без приключений?

– Приключения имели место, товарищ генерал-лейтенант. Мы потеряли трех человек в стычках с противником.

– Сочувствую, Шубин. – Генерал поморщился. – Каждая потеря на этой войне как ножом по сердцу. Мы тоже потеряли невероятно многих. Их больше нет. Армия брошена на произвол судьбы, до всех этих людей просто никому нет дела.

– Товарищ генерал-лейтенант, разрешите внести поправку! Наша Пятьдесят девятая армия билась как проклятая, дивизии неустанно бросались в атаки, чтобы пробить коридор для отвода вашей армии. Процентов тридцать удалось вывести, многие пробивались с боем.

– Возможно, я не прав, Шубин, прошу прощения. – В глазах генерала что-то заблестело. – Да, мои люди тоже стояли насмерть, дрались с отчаянием обреченных. Управление войсками мы потеряли три недели назад, пришлось эвакуировать штаб, иначе нас отрезали бы танки. С этого дня начался хаос. В первое время мы еще работали в походно-полевых условиях, так сказать, пытались воздействовать на ситуацию, потом все полетело к черту. На востоке некоторые части прорвались через Мясной Бор, но те, что их прикрывали на западе, оказались полностью отсечены. Танковые колонны нас просто разрезали, потом окружали и добивали. Рацию мы потеряли неделю назад. Она сломалась, а нужных деталей не было.

– Это ваши очки мы нашли в Негожино? – спросил Глеб.

– Что? – Генерал потер пальцами сморщенный лоб. – Да, они сломались. Ничего страшного, у меня еще есть. Зрение лучше не становится, вот и приходится таскать с собой кучу запасных очков, иначе буду беспомощным, как новорожденный щенок.

Генерал потянулся за вторым куском хлеба, без аппетита жевал. Он, кажется, приходил в себя. У костра не осталось посторонних. Люди разбрелись, отдыхали, пользуясь моментом.

Власов продолжал негромко повествовать о том, как штаб оказался в кольце врагов, как они выходили болотами, теряли людей. Потом к ним прибилось отделение красноармейцев. Они погибли почти в полном составе, когда нарвались на разъезд мотоциклистов.

Снова всплыла история с начальником штаба Виноградовым. Узнав о судьбе полковника, Власов опустил голову, слезы заблестели в его глазах. Он действительно переживал, но что-то перестроилось в его сознании. В человеке чувствовался надлом.

– Товарищ генерал, вы сейчас отвечаете за жизнь полутора десятков человек, – осторожно заметил Глеб. – Вы достойно воевали под Киевом, сделали все, что возможно было в тех условиях. Вы спасли Москву в декабре прошлого года. Это не пафосные слова. Действительно так и было. В том, что случилось на Волховском фронте, вашей вины нет. Вы же герой, товарищ генерал-лейтенант. Про вас писали книги, складывали стихи и частушки. Помните? «Говорили пушки басом, гром орудий грохотал. Генерал товарищ Власов немцам перца задавал».

– Ненавижу эту частушку, – заявил Власов. – Бездарность полная, для каких-то низших слоев. Дожился. – Он осуждающе покачал головой. – Старший лейтенант советует командующему армией перестать наматывать сопли на кулак.

– Прошу прощения, товарищ генерал-лейтенант.

– Да все правильно. – Генерал внезапно распрямил спину, в глазах его опять что-то заблестело, но уже не слезы. – Расклеился я что-то, Шубин, бывает, сам себя не узнаю, недолюбливаю, знаешь ли, собственную персону в такие моменты. Ладно, не обращай внимания, поработаем еще, послужим Родине.

Шубин облегченно выдохнул. Перед ним сидел нормальный военный человек, готовый принимать решения и действовать.

– Закурить дашь, нет? Ты же не только еду нам принес?

– Конечно, товарищ Власов. – Шубин протянул генералу пачку, щелкнул зажигалкой.

Власов поморщился, обнаружив, что сигареты немецкие, но отказываться не стал, глубоко затянулся, закашлялся, потом пошутил:

– Вот именно этот нездоровый кашель и