Желтый дом. Том 2 - Александр Зиновьев

Мы все понимаем, говорил он. Абсолютно все. Не считайте нас дураками. Мы понимаем и многое такое, чего никогда не поймут наши критики и диссиденты. Ты думаешь, мы не знаем о разделении общества на начальство и подначальную массу? Знаем. И знаем, что стремление любой ценой выделиться из подначальной массы образует основу основ строения общества. А выделившись — двигаться от ступеньки к ступеньке вверх. Ты думаешь, мы не знаем о подлинном принципе распределения благ в нашем обществе? Знаем. И лучше всяких критиканов знаем, ибо живем этим, а они не имеют понятия о реальности во всем объеме. Но мы знаем еще и то, что от этого невозможно избавиться. Почему, например, ты не отказываешься от прибавки к зарплате и премий? А пожил бы хотя бы неделю на более высоком уровне, ты понял бы, что перед нами всегда стоит проблема выбора: или мы живем по законам данной ступени иерархической лестницы, а значит, пользуемся ее привилегиями и стремимся выше, или падаем вниз. Ты думаешь, мы не понимаем необходимости преобразований? Понимаем. Только мы суть их понимаем глубже, чем диссиденты и антикоммунисты. Преобразования нужны, но не сглаживающие и затемняющие суть нашего общества, а обостряющие и обнажающие ее. Отбросить камуфляж и всякие пережитки революционного периода вроде выборной власти, профсоюзов, инициативы масс, публичности. Не скрывать систему привилегий, карательных органов, прикрепленности. Рано или поздно мы скажем миру открыто, кто мы и что мы есть, что на самом деле строим, к чему на самом деле стремимся. Общество от этого не станет слабее. Наоборот. А победителей, как говорится, не судят. Судить будем мы сами. И жестоко судить. Сталин — это лишь первый наш маленький эксперимент. В чем-то этот эксперимент удачен, в чем-то неудачен. Но мы ошибок Сталина не повторим: мы не оставим ни одного свидетеля и ни одного следа. Нас разоблачать будет некому. Но чтобы эту величайшую революцию совершить, нужно тщательно и всесторонне подготовиться.

Матренадура о Западе и о нас

Мне огромное удовольствие доставляют суждения Матренадуры о Западе. И я ее провоцирую на них. Я уже насобирал больше сотни ее изречений. Вот был бы скандал, если бы я опубликовал их в «самиздате» или «тамиздате».

— А что Запад, — говорит она. — Там небось тоже есть старики и больные. Племянник говорил, что у того господина, который их принимал, машину украли. И вообще, нашему брату западная цивилизация ни к чему: все равно загадим и испохабим.

— А как же, Матрена Ивановна, с космическими полетами? Мы же первые были!

— Тут другое дело. Тут престиж и масштабы. А если масштабы, это нам по плечу.

— Все говорят, что на Западе жить веселее. У нас вроде скучно жить. Вот вы не скучаете?

— А что скучать? Мне не скучно. Не до этого. Скучают только дураки да бездельники. Если сам не захочешь скучать, никто тебя не заставит. Вон у нас библиотекарша в клубе была. Все грустная ходила. Скучно, мол, тут. А я говорю, помяните мое слово, все дело кончится просто очень: ребенка иметь не хочется, а аборт делать поздно. Так оно и было.

И опять о Партии

На сей раз спорили Токарь и МНС. Токарь развивал идею «новой партии», популярно пересказывая сведения о создании партии большевиков, почерпнутые им в Вечернем Университете Марксизма-Ленинизма. МНС разгромил его в пух и прах. Мне особенно понравился конец его речи.

— И потом, — сказал МНС, — учти принцип оборачивания. Что это такое? Могу пояснить, но очень популярно. Я еще не имел времени поразмыслить над ним глубже и запутать его до такой степени, чтобы он выглядел научно. Вот тебе официальная схема. Существует некий класс (сословие, слой) людей, имеющий некие собственные интересы, начинающий борьбу за них, борющийся за них, охраняющий их. Возникает особая организация — партия, в задачу которой входит выражать эти интересы, организовывать класс на борьбу за них. Исторически она могла сложиться различными путями. Например, ее могли создать представители других классов. Но это не играет роли, существенно ее место в сложившейся социальной структуре. Внутри партии образуется (опять-таки это возможно исторически различными путями) профессионально-руководящий аппарат, партийно-бюрократическая система, воплощаемая в особых лицах и в особых внутрипартийных организациях. В задачу этого аппарата входит организация самой партии, поддержание ее существования, целостности, «чистоты», короче — делание всего того, что обеспечивает партии в целом наилучшее выполнение упомянутых ее функций. Это — в схеме. А в реальности происходит оборачивание во взаимоотношениях классов, партий и их руководящих аппаратов. Почему? Да потому, что это — большие группы людей, подверженные действию общих социальных законов. Реально дело обстоит так. Если партия уже сложилась, если сложился ее аппарат, если они существуют из года в год, воспроизводятся или даже увеличиваются и крепнут, то аппарат партии уже существует как самодовлеющая социальная группа, преследующая свои эгоистические цели. Партию в целом он уже рассматривает как орудие достижения этих целей, как орудие самосохранения, упрочения, расширения. А общественные классы при этом выступают лишь как источники средств партии (поставщики людей — в первую очередь) и как арена для разыгрываемого партийным аппаратом спектакля.

Возьмем теперь твою затею. Психологически ясно: тебе не дает покоя образец нашей партии «нового типа». Тебе хочется повторить в какой-то степени этот образец. Конечно, это очень приятно — писать зубодробительные книжечки, выпускать установочные тезисы, зажигать массы, повелевать, быть на устах у всех... Но нынешняя история для этого уже не подходит по многим причинам. Во-первых, расслоение общества уже не то, не те условия существования социальных категорий и возможности борьбы за свои интересы, не те карательные органы. Из каких источников пополняется твоя группа? Студенты, аспиранты, преподаватели и научные работники низших рангов. В основном неудачники, не очень-то способные, чокнутые, убогонькие. Чьи интересы они выражают? Много ли их? Можешь ли ты создать устойчивый профессиональный аппарат? Что ты будешь «оборачивать»? Претензии на организацию в таких условиях имеют результатом в лучшем случае образование замкнутой секты, разыгрывающей полушизофренический и полушарлатанский спектакль внутри себя. Согласен, в самых различных слоях населения скопилось недовольство, кто-то его должен отразить. Но это будет не организация твоего типа, скрывающая свои тайные маниакальные стремления даже от самой себя, а не то что от КГБ. Это будет некое организационно не оформленное (непартийное!) единство людей (братство!), которое прямо выскажет все то, что наболело в душах людей. Это будет единство людей с религиозно-нравственным сознанием. Не обязательно верующих. Но людей, которые не смогут больше терпеть и молчать и которые потянутся друг к другу незримыми духовными нитями. Наши карательные органы способны разгромить любую организацию протеста. Но они абсолютно не способны справиться с тем единством протеста, которое зреет в массе населения и рано или поздно вырвется наружу.

Ого, подумал я, представляю, как в КГБ зашевелились бы, получив мое сообщение (скажем прямо, донос). Интересно, есть ли в нашем сарае настоящие стукачи, то есть стукачи не по просьбе и велению души, а по взятому на себя обязательству писать доносы? Лоб, должно быть, стукач. Но какой-то вялый.

— Нашему народу, — продолжал МНС, — предстоит начинать с азов, то есть предстоит сражаться за самые фундаментальные условия сопротивления режиму, — за такие условия, благодаря которым достаточно большое число людей сможет жить хотя бы частично без контроля со стороны органов власти, деловых коллективов и соседей. А ключ к этому — улучшение бытовых условий: отдельные квартиры, средства связи, множительные аппараты, возможность поддерживать неработающих.

Да тут целая программа, подумал я. Это весьма любопытно. Действительно, в тихом омуте черти водятся. И когда эти сопляки успевают набраться подобной премудрости?

Тоска о прошлом

— Вам, ребята, проще, — говорит Агроном. — А я вырос в годы, когда романтика революции достигла апогея. Какая у нас была школа! Может быть, самая чистая, гуманная и непорочная за всю историю.

— Хорошенькая непорочность, — презрительно фыркает Лоб.— Миллионы доносчиков и палачей концлагерей прошли эту школу.

— Не спорю. Одно другое не исключает. Может быть, моя школа была исключением. У нас за все время, пока я учился, был всего один донос. Парня посадили, но мы считали, что правильно. Его отец, как нам дали знать, был враг. А мы в это время.как раз прорабатывали книгу известного писателя, в которой был изображен аналогичный случай: сын-школьник помогал отцу-врагу. Но дело не в этом. Больше сорока выпускников нашей школы погибло на войне. Погибло достойно. Три из них посмертно стали Героями.