Империум человечества: Омнибус - Джонатан Грин

— Так, — неуверенно согласился Ренц.

— А затем она сбежала! Вы только посмотрите на эту дверь! Как помощник Мастера, вы должны знать, насколько неприступны были его покои. Мы не могли разобраться, как убийца проник внутрь, но нам так же сложно понять, как Иланте выбралась оттуда!

— Она коварная женщина, — у Тикера забегали глаза, — и свирепая. Совершить такое нападение! Я слышал рассказы о том, как глубоко вошел нож.

Прохаживаясь, Шира сделала пару шагов к проходу, через который они вошли сюда.

— Нападение было жестоким, вы не ошиблись, — сказала она. — Мастер-дозорный Шевенн воспринял его след во время прозревания, и даже воспоминание об атаке причинило ему тяжелую рану.

— Сожалею, — склонил голову мажордом и встал, чтобы оставаться рядом с Кальпурнией. — Воспоминание, должно быть, оказалось крайне болезненным.

— Верно. Оно было ярким, почти реальным. Настолько ярким, что отпечаталось в разуме Шевенна, и поскольку разум псайкера весьма глубоко проникает в его тело, оно отпечаталось и в плоти астропата. Вы же успокоитель, Ренц, должны знать про образы-стигматы. Псайкера можно заставить пережить или вообразить нечто с такой силой, что он испытает это в действительности. Идемте, я покажу вам, что мы обнаружили.

От Тикера резко и пронзительно несло потом. Несмотря на закатившиеся глаза, он неуверенно, как ребенок, пошел следом за Широй в пустой арочный проход.

— На коже псайкера могут появиться волдыри, когда его спутник обжигается о ведьмоотводы. Псайкер может получить ранение, случившееся в найденном им событии из прошлого.

Кальпурния взяла Ренца под руку и теперь вела за собой. Нельзя было терять времени.

— Псайкера можно заставить ощутить воображаемую рану, если внедрить ему в разум представление о ней, — произнесла Шира, и мажордом застонал вслух.

Резко схватив Тикера за рукав, арбитр-сеньорис ударила его бедром под колено, заставила потерять равновесие и толкнула вперед, в проход. Пока Ренц визжал, пытался встать, путался в одеяниях и вонял страхом, Кальпурния отпрыгнула назад и хлопнула по амулету на вокс-обруче. Ведьмоотводы по обеим сторонам прохода обрушились вниз.

Стоя в вестибюле, Шира посмотрела на Тикера, оставшегося в одиночестве, пойманного между двумя преградами из гексаграммных сплетений и прутьев, покрытых резными оберегами.

— И кто-то сделал именно это, да, Ренц? — холодно спросила Кальпурния. Позади неё раздались шаги: Реде и Бруинанн зашли в вестибюль.

— Рыбикера, того безумца, свели с ума, — сказала она мелко дрожащему Тикеру. — Его свели с ума иллюзией, которую кто-то раскрутил у него в голове, чтобы распалить чувства, вызванные смертью мальчика-прислужника. Рыбикера поймали на такой крючок и заставили гнаться за призраком. Шевенн успел сообщить мне это.

Сидя на полу, мажордом смотрел на неё расширившимися глазами.

— По моим предположениям, то, что мы нашли, убило также астропата Аншука и проктора Фейссена. Верно, Ренц? Нечто проникло в них, сокрушило их внутреннее равновесие, заставило их разумы обратиться против самих себя. Всё было так?

Тикер тупо глядел на неё.

— Насчет Отранто, Ренц, мне предполагать не нужно. Мастер умер в галереях, но оставил псайк-след на Главном проспекте, где нет оберегов, которые размыли бы его. Шевенн прошел по этому следу, Ренц, и нашел точно те же искаженные внутренние образы, что встречались в следе несчастного Рыбикера. Всё то же самое, все те же воображаемые призраки.

Подойдя вплотную к прутьям, Кальпурния посмотрела на него в ответ.

— Отранто погиб потому, что кто-то застал его врасплох. Кто-то с псайкерским даром, который ему Император знает как удавалось скрывать.

Мажордом поднял руку, то ли показывая на что-то, то ли моля о чем-то, Шира не знала.

— Между вами случилась размолвка, Ренц? Мастер не захотел отвергнуть Иланте и оставить тебя на посту, дающем такое влияние? Ты просто взбесился, не так ли? Почему бы не сознаться в этом?

Тикер качал головой.

— Иланте не нападала на Отранто, ни в его покоях, ни снаружи. Ни единое живое существо не брало нож и не било его в сердце. Мастера поразили ударом в душу.

— Нет… — прошептал мажордом.

— Да, Ренц. В душу, — повторила Кальпурния. — Ты это знаешь. Ты знаешь, как сводить твоих врагов с ума, порождая кошмары у них в головах. Ты породил такой кошмар для Мастера. Ты вбил ему в голову иллюзию того, что мечтал увидеть в реальности: Иланте сходит с Черного Корабля, замыслив недоброе, и готовит нож для нападения. Вот почему Отранто бежал от убийцы, но не мог спастись от неё — она всё время оставалась в его мыслях. Он бежал и опускал защитные преграды против той, что не страшилась преград, поскольку её просто там не было, а потом Мастер остался один, запертый в своей комнате, и игра воображения завершилась. Закончилась стигматой, смертельной раной, которую, как был убежден Отранто, нанесла ему Иланте.

— Мастер, — продолжала Шира, — был могучим псайкером, и его разум безраздельно правил телом. Его разум уверился, что получил смертельный удар, и в его теле проявилась рана. Кто-то поместил фантома в голову Отранто до того, как он вбежал в галереи. Кто-то, кому он доверял и позволил подойти вплотную к себе, когда рядом не было ни оберегов, ни псайк-подавителей. Ты спорил с ним о возвращении Иланте и ты стоял на Главном проспекте, там, где Мастер начал свой последний забег. Неужели ты видишь пробелы в обвинениях против тебя, Ренц? Какие? Почему не сознаешься?

Плачущий Тикер сел и, тяжело дыша, разинул рот. Он по-прежнему вытягивал руку, но это не было ни жестом мольбы, ни отмашкой, ни выражением непокорности. Ренц прижал большой палец к ладони и выставил остальные в символе орлиного крыла.

Он не показывал им на Кальпурнию. Он показывал ей за спину, в вестибюль, где стоял Антовин Дешен.

— Ты серьезно думаешь, что он сделал это? — усмехнулся Дешен. — Посмотри на этого червяка. Как он мог сказать Отранто хоть слово поперек? Так вот, говорю я тебе, это был не Ренц.

Шагнув к нему, Бруинанн почти нанес резкий, жестокий удар прикладом дробовика, после которого успокоитель рухнул бы на пол с пробитым черепом, но мысли в голове эдила вдруг заскользили и каждый раз, ложась в постель с Лазкой Реде, он понимал, что совершает ошибку. Детективы были змеями с ледяными сердцами, каждый арбитр это знал. Самые теплые чувства превращались в материалы для их досье, рычаги влияния и только. Он был дураком, считая, что для Реде их отношения значат нечто большее. Он знал, что Лазка хочет вернуться на Гидрафур, покинуть Башню, но не ожидал, что она решится на такое. Не ожидал, что она откроет досье и покажет Кальпурнии все его ошибки, все его мелкие упущения, все те тайные, по мнению Реде, вещи, о которых Джоэг шептал ей по ночам. Теперь они были написаны на пергаментных вымпелах, трепетавших на эшафоте, где висел Бруинанн, раздетый, избитый, покрытый выжженными символами осуждения. Лазка смеялась над ним, Кальпурния, Оракси и каждый знакомый ему арбитр смеялись над ним здесь, на вершине Стены под теплым солнцем Гидрафура, передавая ему кандалы, которыми сам Джоэг должен был прицепить себя к балке, что поднимет его высоко над землей, и там он будет висеть, пока не умрет…

Лицо Бруинанна сделалось отсутствующим, восковым. Он промахнулся с ударом, и, потеряв равновесие, упал на одно колено. С губ эдила слетел тихий стон.

— Он хныкал и умолял, — произнес Дешен. Лицо успокоителя покраснело, зрачки расширились настолько, что его наверняка слепил даже слабый свет вестибюля. — Ренц готов был броситься ничком и хватать старика за полы. Ничтожество.

На виске Антовина появилась багряная точка. Прицельный луч вспыхнул одновременно с тем, как Реде выхватила пистолет, и уверенно застыл на месте. Но Лазка не нажимала на спуск, её палец не двигался, потому что даже когда этот умрет, их всё равно останется здесь слишком много — псайкеров-ведьмаков-дрожащих-дергающихся тел, служащих якорями для разумов среди вихрей варпа. Реде попалась в силок, была заперта в этом склепе, в такой дали, что едва различала солнце, по которому так скучала. Под замком с людьми, пожираемыми изнутри собственными разумами. Она не могла убить их — они уже были мертвы. Она никогда не сможет избавиться от них и выбраться, ей суждено оставаться здесь до конца жизни. Теперь Лазка понимала это: она обречена сидеть в западне среди ведьмаков все отмеренные ей годы. Внезапно мысль оказалась слишком тяжкой для неё, и Реде вдруг просто сломалась. Глупая ты женщина, почему бы тебе не пощадить жалкого выродка, если ты знаешь, с чьей жизнью нужно покончить на самом деле…

Оровен бросился через вестибюль без единого слова, только хриплый вопль сорвался с его губ. Детектив уже сгибала руку, поворачивала кисть, открывала рот, чтобы вставить туда ствол пистолета, но тут священник врезался в неё, сбил с ног и вывернул плечо. Реде визжала и дергалась в его хватке, пытаясь снова поднести оружие к голове. Где-то взревела сирена — это Кальпурния второй раз ударила по амулету на вокс-обруче. Все оставшиеся отводы вокруг вестибюля рухнули вниз. Дешен никуда не сбежит.